Камушек на ладони. Латышская женская проза - Страница 40

Теперь на краю обрыва Ей кажется, что немыслимо скоро темнеет. Промозглость поздней осени леденит, башенки леса сливаются с небом, птиц уже не видно. Надо бы встать и идти, но хочется остаться, потому что Ей кажется — Она никогда не поймет, что же произошло в этот день. В темноте успокаивающе сеется обрыв — огромные песочные часы.

Перевела И. Цыгальская

Во времена, которые многие, вероятно, уже не помнят, на берегу моря жила ведьма. Она была честной рыбачкой и предпочитала передвигаться в лодке, а метлой пользовалась только в редких случаях. Эта ведьма не тревожила людей своей ворожбой — она не портила скот, не крала детей, не имела обыкновения напускать засуху или наводнение. И все же понятно, что одинокая рыбачка использовала некоторые свои сверхъестественные способности, чтобы приманить рыбу, развести огонь, чтобы утихомирить море. Когда случался большой улов, ведьма танцевала на закате по морской глади, чего не мог ни один простой смертный. Надо добавить, что она не знала ни сколько ей лет, ни когда она родилась, ни когда умрет. Для ведьмы это было довольно необычно, потому что такие вещи ей следовало бы знать. Знала она только одно — что у нее не может быть детей, и всем сердцем об этом переживала, что также было не слишком свойственно этому бесовскому роду.

В свободное от рыбалки время ведьма отправлялась к людям, превращалась в воздух, насекомое или цветок, и, проникнув в жилище, наблюдала за маленькими и большими человеческими детьми. Не раз, в отсутствие мамы или няньки, она показывала детишкам невиданные чудеса — приколдовывала соскам крылья, и те начинали летать, как бабочки, оживляла плюшевых мишек и тряпичных кукол, заставляла свистульки говорить, танцевать и петь. Когда взрослые невежды вбегали в комнату, они не могли надивиться, почему их детка смеется, как от щекотки, безо всякой причины.

После таких развлечений ведьма возвращалась в рыбацкий поселок погрустневшей, но как бы ни ломала она свою колдовскую голову, так и не могла придумать, как ей заполучить ребенка.

Ветреными вечерами ведьма обычно сидела в своей хибарке, плавила свечи и лепила из мягкого воска маленькие забавные фигурки. Их у нее скопилось уже много, и стояли они повсюду: на деревянных полках, у окон, в кладовке, в изголовье и в изножье кровати. Восковых куколок ведьма лепила просто так, для своего удовольствия. Впрочем, наивно было бы полагать, что она не владела приемами любого цвета магии и не знала, какие вещи с этими фигурками можно проделывать. В потускневшем футляре под ее кроватью хранилось по меньшей мере девяносто девять иголок, которыми можно было протыкать восковую куколку, превращенную в двойника какого-нибудь человека или животного. Однако ведьма избегала пользоваться столь нечестными приемами. Правда однажды, шутки ради, она продырявила мешок одного слишком жадного до талеров господина, потыкала в круглое пузико противного чиновника, а еще уколола в зад одного невинного, как слезинка сиротки, слугу Божьего, который хотел не сходя с места обратить молодую девушку в ведьму. Вот, пожалуй, и все, видно, прозрачный морской воздух выдул из ведьмы злую колдовскую радость, а тяжелый труд рыбачки заставил ее забыть кое-какие преимущества магии.

Однако так же, как тепло приходит с согреванием, а хорошее с ожиданием, так однажды ветреным вечером ведьму, лепившую из воска фигурки, вдруг осенило, как получить горячо желанное дитя. Она трудилась с полуночи до рассвета, делая из воска чудного круглого ребенка, похожего на тех детишек, которым она показывала чудеса в жилищах людей. С первыми лучами солнца пухлощекая девчушка была готова. В тяжелом, простом ежедневном труде ведьма не забыла мудрые предания и истории о сотворении мира, которые стоило помнить, потому что в них можно было найти немало ценных советов, как поступать тогда, когда, казалось бы, на ум уже ничего не приходит. Поэтому ведьма отнесла восковую куколку на песчаный берег и в мгновение ока вдохнула в нее жизнь. И как по волшебному мановению, по белому песку забегала маленькая девочка, как две капли воды похожая на тех детишек, которых ведьма столько раз развлекала в жилищах людей.

Ведьминой радости не было конца. Все, о чем другие мамы рассказывали своим детям в сказках, ее восковая дочурка получала наяву. Она привыкла, повиснув на закорках у ведьмы, гулять по глади моря, кататься на метле над вершинами деревьев, разговаривать с ведром воды, с хлебной лопатой, с ракушками на морском берегу и зайчатами на опушке леса. Восковая девочка знала, что маме нетрудно превратить песчаные куличи в миндальные пирожные, приколдовать дюне бороду или раздобыть кусочек радуги, который можно хранить где угодно — за щекой, за пазухой или в косе.

Восковая дочурка росла, как гриб после дождя, а ведьма не могла надивиться на выдумки и шутки, которыми была полна головка ее любимицы. Ведьма с радостью их все исполняла — протягивала иссохшие костлявые руки и колдовала напропалую. Запрещалось дочке только одно — играть с восковыми фигурками, стоящими там и сям по всей хибарке. Когда ведьма увидела, что послушания не дождаться, она сложила все фигурки в большой мешок и вместе с футляром для иголок тщательно закопала в дюне. Присев на свежей земле, ведьма думала о том, что только она может заставить плясать этот мир: слепить из воска двойников людей и проколоть их, когда заблагорассудится, или же вдохнуть жизнь в бесчисленных восковых детишек, которым ни одна ведьма, хоть в лепешку расшибись, не смогла бы сделать двойника. Но ни к чему такому разум ее не подталкивал, еще тысячу лет она могла бы спокойно ловить рыбу на берегу моря и ворожить по мелочам на радость своей дочурке.

Время бежало быстро, как в сказке, восковая девочка в два счета превратилась в прекрасную девушку, а ведьма по-прежнему называла ее своей восковой дочуркой. Только вот развеселить свою любимицу ведьме больше не удавалось — чудесное восковое дитя бродило по побережью, роняя соленые слезы — за свою долгую жизнь ведьма видела такое впервые. Однажды она услышала из уст дочки слова, которые заставили ее задрожать от страха: «Эту светлую полосу по ту сторону моря я люблю так, что сердце тает», — говорила девушка. Ведьма взяла ее руки в свои и сказала: «Глаза тебя обманывают, никакой полосы по ту сторону моря вовсе нет, зачем же любить то, чего нет на самом деле?» И вдруг ведьма спохватилась, что ее восковая дочурка каждый день проводила среди таких чудес, каких на свете и не бывает. Уговорами и угрозами она пыталась увести девочку с берега моря, но ничего не помогало. Восковое сердечко ее дочурки быстро растаяло от любви к светлой линии по ту сторону моря. От жарких чувств девочка расплавилась, как свеча, оставив в осиротевших руках ведьмы только комочек воска.

От горя ведьма потеряла рассудок. Оставшуюся часть жизни, которая, как известно, была не такой уж короткой, она провела на морском берегу и все пыталась докатить маленький шарик воска до линии горизонта.

Перевела М. Сиунова

Брадобрей мог жить припеваючи. Этот ловкий парень не только прекрасно брил бороды, стриг волосы и освежал одеколоном румяные господские щеки, но и неплохо разбирался в медицине. За приличную плату он не отказывался и занозу извлечь, и нарыв вскрыть, и кровь, если надо, пустить; последнее средство многим помогало вернуть утраченную бодрость, хотя были и такие, кто от кровопусканий еще больше слабел, но здесь уже не было вины брадобрея, никто ведь не всемогущ.

Каждый второй день с самого утра брадобрей начищал свою вывеску — подвешенное на цепи огромное лезвие бритвы, унаследованное им от предков. Каждого, кто переступал порог его цирюльни, брадобрей встречал радушной улыбкой, гостеприимно приглашал войти и развлекал дружеской беседой. Поэтому люди охотно заходили к нему не только тогда, когда была необходимость побриться, или, не дай Бог, пустить кровь.

Брадобрей жил в достатке, хотя и не слыл особо зажиточным человеком. Вечерами он любил посиживать в корчме, попивать водочку и играть в карты, при этом он никогда никому не отказывал в деньгах. Его единственная странность заключалась в полнейшем нежелании сковывать себя узами брака и доставляла немало забот и разочарований небогатым девицам на выданье и, особенно, их матерям; те уже видели своих баловниц женой брадобрея на полном обеспечении и даже воображали разные излишества вроде тонких тканей на платья и сапожек с не менее чем двенадцатью кожаными пуговичками. В отчаянии некоторые из девиц даже решались лишний раз обратиться к брадобрею и пустить кровь, чтобы иметь возможность упасть в обморок прямо на руки желанного. Но для таких случаев у брадобрея имелся кувшин с холодной водой и, что еще неприятнее, особая закваска, нюхнув которой, девица моментально вскакивала и всю дорогу домой чихала, как полоумная.