Каменный великан - Страница 18
Солнце уже почти скрылось за горизонтом. Через пять минут Эскарготу останется положиться лишь на факельный свет, и тогда поиски Леты в толпе станут делом чрезвычайно трудным.
Впереди по извилистой дороге медленно полз в гору рог изобилия, по обеим сторонам которого шли десятки людей в больших двусторонних масках, изображавших румяные младенческие лица; они все кружились, словно волчки, попеременно являя взору то зловещую ухмылку, то плаксивую гримасу, и среди них спотыкаясь шагала Лета, которая растерянно озиралась по сторонам, словно заблудившись. Эскаргот закричал и помахал ей рукой. Но она не обернулась. Она не могла услышать его в таком шуме. Девушка свернула вправо и на мгновение исчезла за покачивающимся рогом изобилия, а потом снова появилась, чтобы тотчас устремиться в темный переулок – бегом, словно спасаясь от преследования. Эскаргот бросился за ней. Она не могла убегать от него. Ведь она даже не знала, что он здесь.
Свернув в темный переулок, Эскаргот пошел медленнее. Он слышал шаги впереди, шарканье ног по булыжной мостовой. Но солнце уже село, и все вокруг затянуло пеленой морского тумана. В спешке и в желании увидеть ее Эскаргот забыл, что Лета не совсем та, кем кажется. И тут он вспомнил, как она явилась ему на мельнице в виде огромного черного кота, а на рассвете обернулась сгорбленной слепой старухой. А изорванный том Смитерса – это он тоже вспомнил. «Нашим жизненным путям, – рассудил Эскаргот в неожиданном приступе смелости, – похоже, суждено пересечься. Так пусть уж они пересекутся сейчас, пока я преследователь, а не преследуемый».
Переулок, изгибаясь, спускался со склона холма, мимо бесконечных заросших кустарником задних двориков, и вечер быстро превращался в ночь. Туман сгущался. Эскаргот замедлил шаг, потом остановился и прислушался. Вместо твердых быстрых шагов Леты теперь впереди раздавалось приглушенное мерное шарканье, словно кто-то медленно и устало брел по переулку – на сей раз ему навстречу. Эскаргот попятился, с трудом подавляя желание развернуться и броситься наутек. «Я доведу дело до конца, подумал он. – Будь что будет, но я сражусь с этими дьяволами, чтобы получить возможность спокойно жить своей жизнью. Нельзя допустить, чтобы они выпрыгивали из-за каждого угла на моем пути».
Туман перед ним завихрился и рассеялся, словно от дуновения неощутимого ветерка, и из него выступила сгорбленная ведьма, которая неумолимо приближалась к Эскарготу, медленно шаркая ногами, тяжело опираясь на клюку и крутя головой из стороны в сторону; казалось, она знает, что кто-то стоит поблизости и наблюдает за ней. Эскаргот прижался спиной к забору и затаил дыхание.
В тумане послышался дробный топот, словно толпа людей бежала по переулку, направляясь к ним. Эскаргот отступил в тень навеса над задней дверью дома и нашарил левой рукой дверную ручку. Дверь оказалась незапертой. В случае чего он потихоньку проскользнет в дом и запрется изнутри. Безусловно, хозяева вышвырнут его за порог, приняв за пьяного гуляку, но лучше уж это, чем… чем что? Он не имел ни малейшего желания выяснять это.
Старуха прошаркала мимо, явно спеша, часто постукивая палкой по булыжной мостовой. Длинная бахрома ее шали вяло трепыхалась подобием мокрой паутины, костлявое лицо ведьмы подергивалось от нетерпения. Крики и топот стали громче, в тумане замерцали факельные огни. Потом из тумана выбежал дядюшка Хелстром, за которым гналась целая орава людей, размахивающих факелами, вилами и веревками, свернутыми в кольца. В зубах гном сжимал зажженную трубку, набитую, несомненно, хрупкими косточками человечков-невеличек.
Дядюшка Хелстром спасается от погони! События принимали интересный поворот. Но затем стало ясно, что гнома никто не преследует. Наоборот, он сам возглавлял погоню за старухой. Люди окружили ведьму, злобно рыча, крича и толкаясь. Она успела испустить возмущенный хриплый вопль, но они тотчас набросились на нее, повалили на землю и связали, а потом подняли и положили на плечи двум мужчинам, которые, по приказу гнома, двинулись впереди оравы вверх по переулку, к шумной оживленной улице. Старухина клюка со стуком упала на мостовую и разлетелась на щепки, растоптанная сотней ног. Эскаргот пошел следом за толпой, преисполненный удивления и недоумения.
Рог изобилия вывезли на широкую площадь. Над ней возвышался дворец, серые каменные стены которого терялись в висящем над землей тумане. Повсюду прыгали и мерцали тысячи факельных огней, и улицы, расходившиеся от площади, словно спицы от ступицы колеса, были запружены толпами, медленно продвигавшимися вперед и приплясывавшими на ходу в такт музыке, на удивление ритмичной и мелодичной для плода совместного творчества сотен разрозненных музыкантов. Энергично работая локтями, Эскаргот выбирался из переулка вслед за оравой, перед которой расступалась толпа. Вне всяких сомнений, они направлялись к центру площади, и Эскаргот начал понимать зачем. Ему это совсем не понравилось.
Из тени, сгустившейся под стенами дворца, выступили четыре деревянные куклы, чуть раньше возглавлявшие праздничное шествие. Одна из них явно изображала гнома с трясущейся козлиной бороденкой и заткнутым за пояс топором. Другая представляла собой эльфа – тощего, широко ухмыляющегося, в остроконечном матерчатом колпаке. Третья имела обличье веселого долговязого факельщика с корзинкой фруктов за спиной, а четвертая – мужчины в кожаных ботинках, куртке лавочника и в очках. Позади них прыгал гоблин с пылающими волосами из початков кукурузы, который низко кланялся собравшимся на площади, открывая и закрывая глаза.
Первые четыре куклы взяли длинные факелы, горевшие на стене дворца, и расхлябанной походкой направились к рогу изобилия, оказавшемуся при ближайшем рассмотрении конструкцией почти прямолинейных очертаний – все соединенные встык под разными углами бруски закручивались подобием причудливой винтовой лестницы, ведущей к зеву, набитому странным осенним хламом. Факелы опрокинулись, проливая горящее масло на сухое хрупкое дерево. Кукла-гоблин запустила руку в груду предметов, сильно тряхнула большой деревянный стул, сооруженный из толстых веток, – и десятки тыкв посыпались на мостовую, раскалываясь и рассыпая по площади леденцы и мелкие монетки. Толпа радостно завопила, заволновалась. На боковой стенке рога изобилия отворился люк, и оттуда бесконечным потоком хлынули тыквы, набитые леденцами и монетками, и эльфийские ракеты, которые ослепительно вспыхивали при ударе о землю, выбрасывая в ночь снопы разноцветных искр.
В считанные мгновения пламя охватило всю огромную конструкцию рога изобилия. Деревянный гоблин выпрямился и обвел площадь странно мерцающими стеклянными глазами. Похоже, он увидел слепую ведьму, – связанную, безмолвную, вознесенную над толпой, словно жертвенное животное. Он наклонился, выхватил старуху из рук радостно вопящих людей и усадил на огромный стул, будто тряпичную куклу. Она повернула голову и уставилась пустыми глазами на огонь. Эскаргот протиснулся между свистящими и улюлюкающими мужчинами и оказался прямо перед погребальным костром. Языки пламени ползли вверх, и скоро подол пыльного балахона ведьмы начал дымиться и тлеть. На лице старухи плясали жуткие багровые отблески, и на один кошмарный миг Эскарготу показалось, что мутно-белая пелена слепоты спала с ее глаз и она посмотрела на него зрячим взором, полным безысходного отчаяния и тоски.
Эскаргот вздрогнул и попятился. Смитерс не лгал. Не лгал ни единым словом. Все было здесь: огромные неуклюжие куклы; факельные огни; странное колдовское пение рожков и флейт в тумане; полыхающие снопы пшеницы; озаренные светом огня лица тысяч людей, наблюдающих за происходящим со смешанным чувством удивления и страха. Смитерс видел все это – все, кроме одного последнего, непостижимого и ужасного момента: очертания ведьмы в мареве раскаленного воздуха вдруг задрожали, расплылись на мгновение, а потом снова стали отчетливыми, и Эскаргот увидел в кольце огня Лету, связанную и беспомощную, которая смотрела на него умоляющим взглядом.