Каменный пояс, 1989 - Страница 60

— Да что это сегодня с ней делается! Иди, Андрей, посмотри! — сказал Михаил Назарович сыну.

Андрей вышел во двор. Собака бросилась к нему, потом метнулась к воротам, встала на задние лапы. Она рвалась на улицу. Было слышно, как в сторону Свято-Троицкой церкви удалялась телега.

Андрей открыл калитку. Собака выскочила и закрутилась около неподвижного человека, непонятно откуда взявшегося, лежащего почти в придорожной канаве. Кто такой? Почему повизгивает и крутится около него собака? Да это же Саша! Старший брат. Андрей бросился к нему, стал поднимать. Брат застонал.

На улицу вышел встревоженный отец. Молча, торопясь, подняли Сашу, внесли в дом и положили на лавку. Отец бросился занавешивать окна. Андрей нащупал на припечке коробок спичек, вздул керосиновую лампу, прикрутил фитиль.

Слепая мать встала с постели, держась рукой за кровать, искала в изголовье юбку. Чутьем догадалась, что принесли в дом старшего сына.

— Ради бога, живой он?

К матери подскочил Андрей, обнял за плечи.

— Живой, мама! Жив!

— Врача бы ему, Андрей, — растерянно, что с ним случалось крайне редко, сказал отец. — Придумать надо что-то! Время сколь?

— Полночь.

До самого утра не могли разгадать родные, что произошло и как помочь Саше. А ему было очень плохо, он стонал и ничего не говорил. Его раздели, сняли обувку, под голову подушку положили, укрыли теплым рядном.

…Месяца два назад Александра Фоминых — председателя Челябинского комитета Социалистического Союза рабочей молодежи — арестовали. Родные не могли добиться, куда его увезли, думали, и в живых его нет, и вот он дома. Сам сбежал, а на пороге дома силы оставили его? Товарищи или кто другой помогли, а в дом постучать побоялись? С минуты на минуту за ним могут прийти!

Лишь под утро Саша нашел в себе силы сказать, что тюремщики его отпустили и сами привезли к дому. Сказал, что били сильно, думал — конец…

Превозмогая внутреннюю боль, Саша одними губами спросил младшего брата:

— Что с нашими?

— Все в порядке! — без запинки ответил Андрей.

Конечно, не все было в порядке. Контрреволюционеры всех мастей упиваются победой, славословят и воздают почести «освободителям чехам». Члены Союза, которые не ушли из города, поддерживают между собой связь, порываются совершить такое, чтоб земля горела под ногами контрреволюционеров, белогвардейщины, но пока мало что удается. Генрих Богер пристроился на телеграфе, подбирается к секретным телеграммам, переговорам. Терентий Глухих уже ведет агитацию в караульной роте белогвардейцев. И еще — буржуи собрали деньги и поставили на городском кладбище памятник «освободителям», а он взлетел на воздух.

Поговаривают, что это дело рук реалиста Лазаря Рубановского. Он увлекается пиротехникой. Хороший малый, боевой, но с анархистскими воззрениями.

Ходят слухи, из Сибири едет генерал Сахаров дать нагоняй здешним офицерам, за то что зевают много, в городе бесконечные эксцессы.

— Андрюша, предупреди, чтоб к нам никто не приходил! Сволочи! Отбили они у меня все внутри! Иди, Андрей, — попросил Саша.

Предупредить недолго, сказать одному — и сработает цепочка связи. Отец посоветовал по улице не ходить. Андрей так и сделал: через огороды, чужие дворы перебрался на соседнюю улицу до нужного дома, сказал про Сашу, попросил придумать что-либо, спасти его.

…В семье Саша был третьим среди шести детей. Спасаясь от голода, в поисках лучшей доли семья кузнеца Михаила Фоминых, никогда не имевшая своего угла, часто переезжала, колесила по Сибири и Уралу. Если говорить об отце, то он больше всего на свете желал обучить детей грамоте, чтоб с открытыми глазами жили они на земле. И сам всегда тянулся к книгам, к грамотным людям, что узнавал, любил рассказывать другим.

В Куртамыше за пересказ прокламации его арестовали. Семья осталась без средств. Саша пошел в соседнюю деревню просить милостыню. Узнали крестьяне, пришли к матери:

— Агафья, прости, ради бога! Не ведали твоей лихой нужды. Перед семьей Михаила Назаровича, перед нашим просветителем в долгу не останемся!

Месяца через три отец вернулся. Опять пришли соседи. Отец сказал:

— Доля наша такая! От сумы да от тюрьмы не отрекайся!

— От сумы твоих детей всем миром избавляли! — сказала мать.

Отец посмотрел на нее, на детей и поклонился в ноги крестьянам, а мать толкнула Андрея и Сашу, мол, поклонимся всей семьей. Через минуту отец рассказывал:

— Вот людей-то повидал, не знаю, чем их измерить! Верстами, что ли! Такие-е люди-и!

— Посидеть бы с ними! Ума можно набраться! — мечтательно произнес Саша.

Рассмешил всех.

Было тогда ему годов десять, а характер отцовский проглядывал, он тоже много читал — Горького, Короленко, а позже и запрещенную литературу.

В семнадцатом году семья переехала в Челябинск. Саша и Андрей ходили на митинги, слушали большевиков Цвиллинга, Васенко, Елькина. Им только и верили. Саша уже разбирался в политических, или, как тогда говорили, в вопросах текущего момента.

В один из летних дней братья рано пришли в Народный дом. Но там уже был Васенко. На этот раз его окружили крестьяне, что-то спрашивали, он отвечал. Подошел молодой конторщик земской управы Павлик Тумбин, подал Евдокиму Лукьяновичу газету:

— Товарищ Васенко, посмотрите, что написали?

— Уж не думаешь ли, молодой человек, просвещать нас газетенкой кредитных кулачков? — усмехнулся Васенко.

— Вы посмотрите! Посмотрите!

— Давай, побачимо!

Васенко развернул «Союзную мысль», иронично улыбаясь, начал просматривать. Но скоро улыбка исчезла, он нахмурился, расстегнул пуговицу косоворотки — дышать стало нечем. Посмотрел на крестьян и объяснил — Временное правительство отдало приказ об аресте Ленина, а челябинские эсеры на собрании проголосовали, чтобы вождь большевиков явился на суд и оправдался, что он не немецкий шпион.

— Товарищ Васенко, собирать членов горкома? — спросил Саша.

— Обязательно! Зовите!

Часа через полтора в Народный дом пришли Соломон Елькин, Дмитрий Колющенко, Георгий Морозов и другие большевики. Они распределяли, кому на какое предприятие идти, чтобы объяснить суть положения. Нашлось дело и молодым ребятам: разыскать мальчишек — разносчиков газет и научить их, как продавать газеты. А через некоторое время мальчишки на улицах кричали:

— Покупайте газеты! Осел Алексинский против Ленина… Покупайте газеты! Шесть врак на вождя революции! Каждой враке грош цена!.. Ленина требуют в суд! Дураков нет!

Газеты покупали рабочие и тут же уничтожали. В типографии мальчишки объяснили, мол, газета не дошла до благородной публики по вине рабочих.

Вскоре в маленьком буфете Народного дома состоялся интересный разговор. Васенко обратился к вернувшемуся с VI съезда партии Самуилу Цвиллингу:

— Как вы думаете, Самуил Моисеевич, можно у нас организовать молодежь в союз? Чтоб у них была своя организация?

Васенко говорил и поглядывал на ребят, пристроившихся тут же за столом и аппетитно отхлебывающих пустой горячий чай. Их глаза загорелись, они с нетерпением ждали, что же ответит Цвиллинг.

— Почему нельзя? В Питере пятнадцать тысяч членов союза. В Москве есть молодежная организация. А чем мы хуже?!

Цвиллинг рассказал, на съезде партии рассматривался вопрос «О союзах молодежи» и было записано:

Инициативная группа — Агалаков, Голубев, Чикишев — отпечатала воззвание к молодежи города. И в первых числах августа в просторном полуподвальном помещении Народного дома собралась челябинская молодежь — рабочие, учащиеся реального училища на первое в истории города молодежное собрание.

Саша и Андрей Фоминых пришли в новых рубахах, Саша в начищенных ваксой сапогах. Он был необычайно серьезен. Его избрали председателем собрания. А уж он предложил проголосовать за почетного председателя — Евдокима Лукьяновича Васенко. Этому большевику поручила партийная организация оказывать помощь молодежи.