Каменный пояс, 1987 - Страница 58

— Нина… я… я не уберегся от колонии… глупо… понимаешь… Провинился перед тобой… Прости, прошу… Я… без тебя не могу.

Сергей поглядывал то на Переплетчикова, занятого изучением какого-то пухлого дела, то на Нину. Короткие фразы негромко падали и падали в кабинетную тишину. Рассказывая о случившемся, просил верить, умолял ждать, убеждал, что регистрация брака прибавит ему силы, высветит надежду на будущее, клялся жить и работать в колонии безупречно, чтобы попасть на условно-досрочное освобождение… Нина слушала, сокрушенно вздыхала. Во-первых, Сергея она знает мало, всего полгода. Во-вторых, все получилось так неожиданно, застало врасплох. Перед ней возникли многие вопросы, на которые трудно было найти ответы. Не попадет ли Сергей в колонии под плохое влияние новых знакомых? Не натворит ли еще что-нибудь? Каким станет после освобождения?

Озадаченная, она дрожащим голосом произнесла:

— Извини, Сережа, сейчас я ничего не скажу. Не готова, ответ получишь завтра.

— Как? Нина…

— Я должна подумать.

— Не веришь?

— Верю. Но время меняет человека. Каким ты станешь, вернувшись оттуда? Складно ли у нас пойдет жизнь?

— Нина… Нина… Все будет хорошо. Клянусь при Иване Ивановиче.

Нина колебалась. Переплетчиков оттянул рукав, поглядел на часы. Стрелки показывали девятнадцать сорок.

— Ну, голуби, поворковали и хватит. Свидание продолжим завтра, — подбодрил Иван Иванович. — Мне пора. Ждет работа. Извините.

Сергей и Нина поглядели на Переплетчикова.

— Нина, очень прошу, зайди к маме, — торопливо заговорил Сергей. — Она хотела познакомиться с тобой. Заодно скажешь, что я… Объясни помягче.

— Зайду.

Иван Иванович видел, как Сергей сжал дрожащие губы, как задержал безнадежный взгляд на печальном лице Нины.

В дверях его уже ждали. Он поблагодарил Переплетчикова за свидание и закинул руки за спину. Его снова повели туда, где принято говорить вполголоса, где нет мягких коек, а вместо них — деревянные окрашенные нары, где по коридору не слышно передвигается контролер, заглядывая в дверные глазки.

Как только увели Лоскутникова, в кабинете наступила тишина. Нине показалось, что она провалилась в пустоту. Она стояла, не решаясь уходить, еще не вполне сознавая, какая внутренняя сила удерживает ее, не дает шагнуть решительно к двери.

— Садитесь Нина, — предложил Переплетчиков. — Вы хотите что-то сказать?

— Да, Иван Иванович. — Нина утомленно опустилась на стул, положила ладони на колени. — Можно ли Сергею верить? Вы ведь тоже знаете его?

— Сергей — человек не пропащий. По-моему, он не станет хуже, не должен стать. — Переплетчиков сделал короткую паузу. — Он любит вас, Нина, и боится потерять. Если бы я сомневался в его искренности, не могло быть и речи о регистрации брака, тем более в период следствия. Хотя бы потому, что это не входит в наши служебные обязанности. А без нашего участия брак не состоится, и никто не может нам приказать. Даже прокурор. Однако, учитывая ситуацию, мы чисто по-человечески, в виде исключения, конечно, готовы помочь. Следователь и наше руководство не возражают. Но вам совет давать не могу, неволить — тем более. Решайте сами.

— Спасибо, Иван Иванович. А в колонии свидания дают? — озабоченно спросила Нина.

— Дают. Имеются специальные отдельные комнаты. Тем, кто работает хорошо и ведет себя достойно, свидания разрешают до трех суток. Позволены и короткие встречи в общей комнате.

— Спасибо, Иван Иванович. Что же делать? Что же делать?..

Этот вопрос, отпугивая сон, донимал ее сейчас, глухой ночью, заставляя вспоминать каждое слово, произнесенное Сергеем и Иваном Ивановичем при встрече. Думать никто не мешал. Ольга, живущая с Ниной в одной комнате, уехала по туристической путевке. Лишь перед утром, когда по небу рассыпались дрожащие звезды, Нина все же уснула. Ненадолго, но крепко.

День начался суматошно. Она проснулась позднее обычного, заторопилась, наскоро съела ватрушку с кефиром, оставила на столе немытую бутылку, кинулась на улицу.

К остановке, заполненной людьми, грузно подруливали труженики-автобусы, со скрежетом раздвигались дверцы, и те, кто порешительнее и попроворнее, втискивались на подножки, напирали вперед, покрикивали:

— Середина! Уплотнимся! Еще немного! Выдохнем разом! Вот так!

Пропустив один, Нина еле попала во второй автобус. Ее вдавили на заднюю площадку, и она, уезжавшая всегда до людского наплыва, теперь винила себя за то, что проспала, не успела на ранние рейсы и теперь, вероятно, опоздает.

Через проходную Нина промелькнула за две минуты до начала работы. Пожилой, неповоротливый вахтер, проводив ее понимающей улыбкой, покачал головой.

Вначале работалось неровно, без обычного ритма. Время от времени Нина поглядывала по сторонам, надеясь увидеть Анну Владимировну. Но та почему-то не появлялась, и только в обед они встретились в столовой. Анна Владимировна подошла к столу, за которым обедала Нина, пригласила посидеть в фабричном сквере. Они выбрали беседку между газонами, где цвели пионы и георгины, защищенные с северной стороны кустами сирени.

— Нина, ты сегодня мне не нравишься, — первой начала разговор Анна Владимировна. — Неужто милиция огорчила?

— И так, и не так, — неопределенно ответила Нина.

— Ну-ка, ну-ка, расскажи! Разберемся, время пока есть.

Нина горестно вздохнула, начала рассказывать, поглядывая по сторонам, опасаясь, чтобы слова ее не донеслись до других женщин. Слушая, Анна Владимировна то задумывалась, то испуганно круглила глаза, то открыто удивлялась. Когда Нина выговорилась, Анна Владимировна спросила:

— Да ты поняла ли, зачем приглашали в милицию?

— На свидание с Сергеем, он упросил. Зачем же еще?

— Да тебя же сватали, дуреха! Милиция сватала! Не открыто, но сватала. Разве не ясно? Вдумайся хорошенько. Сергея не хаяли? Не хаяли. Сказали, что он тебя очень любит? Сказали. Регистрироваться предлагали? Предлагали.

— Нет, не предлагали.

— А как понимать разрешение на брак? Даже организовать обещали. Разве это по сути своей не предложение?

— Такое мне в голову не приходило.

— На работе ты смышленая, а тут догадаться не сумела, — легко упрекнула Анна Владимировна. — И как ты решила?

— Пока никак. Посоветоваться было не с кем. Родители живут далеко. Ольга уехала по турпутевке. Вот и ломаю голову, не знаю, в какую сторону кинуться. Страшит то, что Сергей окажется в колонии второй раз. Каким он вернется. Таким ли, какой есть? Не станет ли хуже?

— Если сильно любит, не испортится, бояться не надо. У него, видать, не ломкий характер. Да и Переплетчиков, говоришь, уверен, что Сергей не будет хуже.

— Так он сказал.

— Чего же еще хочешь? Если Сергей тебе мил — решайся шагнуть навстречу. За то, что ты от него не откажешься, он должен сильнее ценить и любить.

— Хорошо бы…

— По-другому и быть не должно.

— Спасибо, Анна Владимировна.

— Жить, Нина, надо решительнее, — поучала Анна Владимировна, — но нельзя терять разум.

— Да, да, — согласилась Нина.

…И вот сейчас, через семь месяцев, Переплетчиков получил бандероль. Кроме браслета и авторучки, в пенале оказалось письмо, написанное бисерным почерком. Иван Иванович разгладил листы и принялся за чтение: