Каменный пояс, 1979 - Страница 58
Магнитка, как видим, по-человечески была очень близка и дорога поэту, ибо с ней связано самое сокровенное — начало жизни, начало трудовой и поэтической деятельности. Здесь, «на штурмах бетонного века», складывался и закалялся характер ровесника первых пятилеток, который в позднейших испытаниях на стойкость подтвердил крепость этой закалки.
И, наконец, в этой сыновней любви и преданности проявлялись гражданские, патриотические чувства Бориса Ручьева: Магнитогорск стал для него олицетворением Родины. В своем дневнике незадолго до смерти он запишет: «Родина — еще не та земля, на которой ты родился, а материк, созданный тобой, который заодно и тебя заново создал».
И дневниковая запись, и строки из письма Бориса Ручьева воспринимаются ныне как документы большой человечьей силы. Живо, ярко и достоверно воссоздают они образ Поэта, судьба которого стала неотделимой от истории легендарного города. Не случайно поэтому выход первого двухтомного собрания сочинений Б. А. Ручьева (ЮУКИ, 1978—1979) составители и издатели приурочили к 50-летию Магнитогорска.
Впервые собраны воедино и представлены в этом издании статьи, заметки, рецензии и выступления Б. А. Ручьева, значительно расширяющие и обогащающие наше представление о поэте.
Большой интерес читателей вызвали письма Ручьева к М. Гроссману, М. Срубщик и Е. Майкову, вошедшие в книгу воспоминаний о поэте «Встреча с другом» (1976).
В наше время интерес ученых-исследователей, любителей и почитателей книги к эпистолярному жанру необычайно возрос. И понять этот интерес можно. Ведь в переписке писателя нередко раскрываются его литературные, философские, эстетические взгляды; многие конкретные факты его биографии, имеющие литературное значение; степень участия писателя в литературной и общественной жизни. Письма писателя помогают нам войти в его лабораторию и постичь замыслы писателя; посмотреть на изображенные в его произведениях события и героев глазами автора; разобраться в художественной структуре произведений; понять смысловую и идейную нагрузку того или иного художественного образа и т. д.
Переписка с писателями составляет большую часть собранного эпистолярного наследия Бориса Ручьева. Она отмечена огромной любовью к родной литературе, полна внимания и уважения к писательскому труду, к труду товарищей по перу. Прежде всего, в этих письмах обращают на себя внимание отмеченные устойчивым постоянством взгляды поэта на свое призвание, на поэтический труд как дело всей жизни. Своими высокими нравственными идеалами, верностью раз и навсегда избранному пути, цельностью и ясностью натуры Борис Ручьев являл собою в нашей литературе пример писателя-борца, писателя-гражданина и патриота.
Уже в 30-х годах Ручьев был одним из самых популярных комсомольских поэтов Урала. Первая книга его стихов «Вторая родина» (1933) стала заметным событием в литературной жизни не только нашего края, а получила широкое общественное признание. Молодой поэт был избран делегатом I Всесоюзного съезда советских писателей, где его творчество получило высокую оценку, и он в числе первых был принят в только что организованный Союз писателей СССР.
Слушатель первых Малеевских курсов комсомольских писателей, студент Литературного института, активнейший сотрудник уральских газет и журналов, член оргкомитета по созданию Челябинской писательской организации, Борис Ручьев перед гробом А. М. Горького произносит клятву верности лучшим традициям русской реалистической литературы, верности заветам одного из корифеев литературы социалистического реализма.
«Кто из нас, молодых советских писателей, рождением лучших своих произведений не обязан Алексею Максимовичу Горькому? Кто забудет, как Алексей Максимович повседневно учил нас жить и работать? Его жизнь, слова, книги светят нам несгорающим сердцем Данко», — писал он в эти дни. И перед гробом великого писателя молодой поэт поклялся стать Соколом.
И вот он, «сокол, скованный кольцом», в начале 40-х годов, вдали от Урала, вдали от дома и друзей, в условиях, казалось бы, совершенно непригодных для творческой работы, преодолевая физические и нравственные испытания, остается верен человеческому и писательскому долгу, создавая лучшие свои поэтические творения — «Невидимку», «Прощанье с юностью» и «Красное солнышко».
При этом в письмах к близким — ни ноты отчаяния, озлобления, жалобы на судьбу, а поразительное жизнелюбие и оптимизм.
Что же помогло ему выстоять, назвать суровый Север «своей по паспорту землей» и выпавшую ему долю нести «без жалоб, как в бою»?
«Первый мой творческий багаж, мало кому понадобившийся в жизни, меня-то самого действительно спас от возможных в моей судьбе смертельных душевных потерь и морального бездорожья, — пишет Борис Ручьев в письме к Алексею Суркову в конце декабря 1956 года. — В юности я не успел стать членом Коммунистической партии, но никогда… не мирился с сознанием своей анкетной беспартийности, считая поэзию неизменным до конца жизни делом своим, а Союз советских писателей, членом которого я был, — совестью своей жизни».
Получив теплый по-человечески ответ А. Суркова с просьбой, если есть, выслать в адрес ССП свои стихи, Ручьев направляет в Москву все, что сделано им за эти годы. «Из стихов, — пишет он Я. Вохменцеву 13 февраля 1957 года, — я отправил цикл «Красное солнышко» и поэму «Прощанье с юностью». Все это тебе знакомо в основном, но многое было мной додумано и отделано». При этом много читает, интересуется литературной жизнью страны; радуется успехам своих товарищей, хотя сведения о них необычайно скупы.
«На днях читал рецензию в «Новом мире» на твою новую книжку стихов, изданную Челябгизом. Ну, думаю, жив Яков, и жив в Челябе, а не где-нибудь… Как живешь ты, Яша? Как твои дела литературные, семейные? Пожалуйста, напиши обо всем. Что нового в Челябинске, Магнитогорске, вообще в нашей области? Как живут и работают Марк Гроссман, Л. Татьяничева и все наши знакомые?» — пишет Ручьев Я. Вохменцеву 24 мая 1956 года.
«…Я очень надеюсь на возвращение к своей любимой работе, — узнаем мы из этого же письма. — …И это окрыляет меня, дает мне силы жить и работать и вновь искать пути возвратиться к вам, дорогим товарищам по поэзии, по Уралу. И хочется мне остаток жизни моей прожить на Урале, более всего в Магнитке, написать много нового, завершить все, что не закончено. А ведь у меня несметное богатство собрано за 10 лет. Только все это надо воплотить в слово».
В конце января 1957 года Ручьев сообщает А. Суркову:
«Окончательно и бесповоротно я принял решение весною возвратиться в дорогой свой Магнитогорск».
«Через 20 тяжелых лет я чувствую себя богаче знанием жизни, людей и, мне кажется, умением выразить свои замыслы. Теперь мое единственное желание — создать произведения, достойные образцов советской литературы», — пишет Борис Ручьев в правление СП СССР 30 января 1957 года.
К этой цели Ручьев шел через всю свою жизнь и, в конечном счете, осуществил свое «единственное желание», создав произведения хрестоматийно-известные, заслуженно отмеченные высокими наградами, которыми мы, земляки поэта, вправе гордиться.
Эпистолярное наследие Б. А. Ручьева помогает нам с документальной точностью восстановить важнейшие жизненные и творческие вехи на его пути.
Из писем к жене — Л. Н. Ручьевой (Гунько) узнаем, как тепло встретили его товарищи после долгой разлуки на уральской земле.
«15 апреля был мой творческий вечер. Слушали меня с замиранием сердец и со слезами на глазах», — пишет он ей 20 апреля 1957 года.
А из письма к жене от 25 мая узнаем, что на заседании бюро Челябинского обкома КПСС Ручьева утвердили руководителем литературного объединения города Магнитогорска.
В конце мая он сообщает ей, что завершает работу над книгой стихов «Лирика» (Челябинск, 1958).
В июле Ручьев пишет подробное письмо о своей жизни в Магнитогорске, о руководстве литобъединением ближайшему другу юности — Михаилу Люгарину, пытается помочь ему советом и делом в нелегкой жизненной ситуации, в которой оказался тогда его товарищ.