Каменный пояс, 1979 - Страница 20

А впрочем, можно ли сказать «вышел в отставку», если в тот же день директор комбината Дмитрий Прохорович Галкин сообщил, что назначает меня нештатным помощником начальника доменного цеха по воспитательной работе.

…Вскоре после того, как я вернулся со съезда комсомола, у нас в доменном цехе остановили на капитальный ремонт доменную печь. Это последняя печь, которую я задувал на Магнитке. Доменщики говорят: домны стареют, но не умирают. Я знал, что и эта, десятая, обретет новую жизнь, войдет в строй помолодевшая.

Но в тот день, когда началась загрузка печи и бригады готовились к задувке, не пошел в цех. Отдав сорок лет жизни доменным печам Магнитогорского комбината, я впервые в такой важный час находился на расстоянии. И не потому, что числился теперь в списках цеха не старшим мастером, а нештатным помощником начальника цеха по воспитательной работе. Я верил в людей, которые стояли у горна, которым я передал свое дело.

Мысленно я видел у печи спокойного, неторопливого Петра Юрьева — теперь старшего мастера; рядом с ним подвижного, но твердого и уверенного мастера Евгения Мудрака и помогавшего им молодого ученого, кандидата технических наук Валентина Новикова.

И вот сейчас, когда все проверено, осмотрено, опробовано, люди ждут последней команды Петра Васильевича Юрьева. Он даст знак — подать в печь газ — домна оживет…

И она «пошла», заработала. Мои ученики выдержали экзамен.

Я говорю — мои ученики, и тут же вношу поправку: бывшие. Ведь Петр Юрьев пришел в доменный цех в годы войны. Никто теперь не узнает в этом крепком, коренастом человеке того худенького долговязого подростка, каким он пришел к нам в цех в начале сорок второго года.

На фронт ушли мои товарищи — доменщики, а мне сказали: «Твой фронт здесь, у доменных печей». И вот эти подростки были солдатами моего трудового батальона.

На Магнитогорском комбинате в годы войны не только плавили чугун и сталь, но и строили новые доменные печи. Помню, пятого декабря сорок второго года моя бригада выдала первую плавку чугуна на доменной печи № 5. За ее освоение я получил первый орден Ленина. А через год — в декабре 1943 года задувал шестую доменную печь.

На той, шестой печи с теми же ребятами мы потом осваивали высокое давление газов под колошником. Это давало возможность увеличить выплавку чугуна на шесть — восемь процентов. Нигде, ни на одном заводе тогда такого еще не было. Риск был, конечно.

В пятидесятых годах меня связывала большая рабочая дружба с бывшим тогда начальником доменного цеха Александром Филипповичем Борисовым. Александр Филиппович подчас смело опровергает общепризнанные истины, умеет ставить техническую, технологическую проблему неожиданно, по-новому.

Борисов искал пути повышения производительности доменных печей. Это тогда была острейшая задача, так как мартеновские печи задыхались — не хватало чугуна. И вдруг Борисов выдвинул идею — перевести домны на работу по новой технологии — с повышенным давлением газов под колошником.

Доменщики выступили в поддержку точки зрения Борисова. Решили эксперимент начать с печи № 6, с той, на которой я работал мастером.

Готовились терпеливо и спокойно, не торопясь. Наконец, наступил долгожданный день. Он прошел спокойно — домна работала ровно. Но уже на следующий день она начала капризничать — похолодала, пошла неровно. Начались осадки. Ухало так, что сердце обрывалось. Казалось, печь «бунтует», недовольна режимом. Я облегчил шихту, давал кокс, уменьшал расход известняка, стремился угадать поведение домны, как бы проникнуть за толстую броню кожуха, заглянуть во внутрь неспокойной, капризной домны. Часами стояли мы рядом с Борисовым разгадывая загадки, которые задавала нам доменная печь: разгадаем одну, а она задает другую.

Стало опасно — осадки грозили аварией.

А однажды произошло несчастье — печь с такой силой выбросила чугун из летки, что я не успел отскочить — огненный сгусток, словно осколок снаряда, прожег ногу, повредил сухожилие. С тех пор и прихрамываю.

В больницу приходили доменщики с цветами, фруктами, рассказывали мне веселые истории, о домне не говорили.

А я думал о ней, будь она неладна.

Целый год шла неустанная борьба за новую технологию. Искали и находили новые приемы, методы «укрощения строптивой».

Отработали технологию работы с повышенным давлением газов под колошником, перевели на эту технологию все домны. Производительность цеха резко возросла. За коренное усовершенствование методов труда и внедрение новой технологии А. Ф. Борисову и мне было присвоено звание лауреатов Государственной премии.

Мне в жизни повезло: у меня были отличные учителя. Учили меня не только доменному делу, но и тому, как правильно жизнь свою строить.

Всегда буду добрым словом вспоминать Павла Ивановича Коробова — одного из славной династии доменщиков Коробовых. Пришлось встречаться на домнах Магнитки и с главой династии Иваном Григорьевичем Коробовым — он приезжал в гости к сыну и, конечно, заходил в цех, встречался с людьми.

Удивительный это был человек! Более полувека проработал на Макеевском металлургическом заводе, прошел там все «доменные ступеньки», а с 1918 года стал обер-мастером. Можно смело сказать: Иван Григорьевич — это энциклопедия доменного дела, и мы многому у него научились.

А сыновья его не только унаследовали от отца практические знания, но и революционный дух, пролетарские традиции. Павел Иванович Коробов был общительным, простым в обращении, чутким старшим товарищем. Никогда не выпячивал себя, не бахвалился. В общем, человек рабочей закваски, прошедший путь доменщика и в Макеевке, и в Енакиево, и на заводе имени Петровского. Окончил Московскую горную академию.

Сколько дней и ночей провели мы, тогда еще молодые доменщики, рядом с Павлом Ивановичем у доменных печей! Можно сказать, под его руководством прошли мы «доменную академию».

А потом стал моим учителем Александр Филиппович Борисов. Чему я у него научился? Прежде всего, анализу, умению до всего докапываться, как он говорил — «доходить до корня явлений и фактов». По его инициативе под эстакадой была построена модель домны, действующая модель, и здесь мы постигли металлургическую науку и в теории, и на практике.

Это Борисов высказал первым мысль: выплавлять маломарганцевистый чугун. Как так? — удивились многие инженеры, ученые, работники министерств. — Да вы откройте любой учебник по металлургии, и там написано: марганцевая руда является составной частью доменной шихты. И руду эту возили издалека, обходилась она втридорога. Идею Борисова заморозили на много лет, но корни она все-таки пустила.

За осуществление этой задачи взялись инженеры В. И. Голчин и А. Л. Галатонов. Их поддержал новый директор Магнитки Феодосий Денисович Воронов, человек смелый, напористый, умеющий смотреть вперед. Магнитка экспериментировала. Из доменного цеха эксперименты перешли в мартеновский передел. Искали, пробовали, отрабатывали новую технологию. И добились своего: доменные печи в Магнитке не загружаются дорогостоящей марганцевой рудой, в шихту больше включается агломерата. И выигрыш — 100 миллионов рублей в год.

И уж, конечно, нам, мастерам, горновым, газовщикам, надо было проявить все свое мастерство, научиться с большой точностью регулировать тепловой режим, вести точную, почти аптекарскую шихтовку. И отлично освоили новую технологию.

Коробов, Борисов говорили нам, что мастер — это главный технолог на печи и полный хозяин на своем участке, он за все в ответе — и за технологию, за итоги работы, за поведение подчиненных ему людей.

Случались неполадки, аварии, и обязательно ночью. Звонишь Борисову домой:

— Александр Филиппович, беда.

— Что случилось?

Рассказываешь. Волнуешься. А он выслушает и спокойно:

— А почему вы звоните, Алексей Леонтьевич, спать не даете? Кто там мастер? Ах, Шатилин. Так ведь мастер знает, что делать. Действуйте.

Такую школу мы прошли — школу самостоятельности, активности, личной ответственности.