Каменный пояс, 1976 - Страница 82
Леденев улыбнулся и успокаивающе провел рукою.
— Извините, Михаил Петрович, вы правы. Я должен был представиться и объяснить существо дела, которое привело меня к вам. Я представитель прокуратуры области, из Каменогорска. К нам поступило заявление, анонимное, правда, будто с Мариной Бойко произошел не несчастный случай. Пишут о том, что она якобы покончила с собой…
— Покончила с собой?! — вскричал Травин. — Но ведь это же абсурд!
— Почему? — быстро спросил Леденев. — Почему вы так считаете?
Михаил Петрович опустил голову.
— Я любил ее, — тихо произнес он. — Я очень любил Марину. А она…
Наступило молчание.
Инженер Травин поднял голову.
— Я закурю, да? — спросил он, опустив руку в карман пиджака.
— Конечно, конечно, Михаил Петрович.
— Да, я любил Марину Бойко, готов сейчас сказать об этом, если мои признания помогут вам объяснить ее загадочную смерть.
— Загадочную?
— Вот именно. Я не верю в несчастный случай, не верю и в самоубийство. Марина слишком любила жизнь. Она многое любила, вот только меня…
— Но к вам она была более благосклонна, нежели к другим. Так, по крайней мере, утверждал Игорь Киселев.
— А, этот щелкопер и фанфарон… Пустой, самонадеянный павлин. Марина называла его «пан Спортсмен», а он радостно улыбался при этом, не понимая, что над ним издеваются.
— Расскажите о погибшей подробнее. Может быть, рассказ ваш наведет на какие-то размышления. Вы уже сделали довольно ответственное предположение. Ведь если не самоубийство и не несчастный случай, то остается только одно. И тогда возникает множество недоуменных вопросов. Словом, я внимательно слушаю вас, Михаил Петрович.
— Марина была необыкновенной женщиной. Не думайте, что я субъективен в силу своего чувства к ней. Об этом вам скажут все. Талантливый режиссер, обязательный человек, широкая натура, гостеприимная и умелая хозяйка, добрая и отзывчивая душа. Я хотел жениться на ней…
— Жениться?! — воскликнул Леденев.
— Да, жениться! — с вызовом ответил инженер. — Разве семья помеха для настоящей любви?
— Не знаю, — осторожно произнес Леденев. — Самому не доводилось попадать в подобное положение, а по чужому опыту судить не имею права.
— Вот именно, — горько сказал Михаил Петрович, — не имеете права. Вы порядочный человек, товарищ прокурор…
Он снова закурил.
— Марина сказала, что любит меня, но никогда не принесет зла другой женщине… Я уехал в командировку, а когда вернулся…
Инженер Травин опустил голову.
— Мы возвращались вместе, — напомнил Леденев.
Михаил Петрович недоуменно вгляделся в него.
— Сидели рядом в самолете…
— И у вас в руках был томик Сименона, — сказал Травин.
— Совершенно верно.
— Я достал такой же, уже здесь, сегодня.
«О смерти Марины он мог узнать еще позавчера, — подумал Юрий Алексеевич. — Мог ли я, находясь под впечатлением известия о гибели любимого человека, спокойно гоняться за книгой о приключениях комиссара Мегрэ?»
— Вам нравится детективная литература? — спросил он у Травина.
— Я собрал, пожалуй, все, что выходило в стране на русском языке, — несколько хвастливо сказал Михаил Петрович. — Есть кое-что и на английском.
— Значит, у вас имеются и кое-какие навыки криминалиста, — улыбнулся Юрий Алексеевич, — Не скажете ли мне в таком случае, какие наблюдения, факты, может быть, нечто замеченное вами в поведении Бойко, словом, что вынуждает вас подозревать в этой истории преступление?
— Ну что вы, какой из меня криминалист… А тут даже и повода вроде нет, чтобы такое предположить. Я, знаете ли, исхожу из метода исключения. Марина — прекрасный пловец, не могла она утонуть в этой луже… Да и причин на самоубийство не было никаких. Мне хочется думать, что она, как и я, пошла бы ради нашей любви на все, но… Я взрослый человек, инженер, конструктор, всю жизнь имеющий дело с точными расчетами, и отдаю себе отчет в том, что Марина не бросилась бы ради меня куда угодно очертя голову.
— И все-таки, — спросил Леденев, — что заставляет вас предполагать убийство?
— Интуиция. Я не могу объяснить, почему пришла мне в голову подобная мысль. Правда, перед отъездом я замечал в Марине некое беспокойство, будто она ждала какой-то неприятности, боялась чего-то… Я даже сказал ей об этом. Она беззаботно рассмеялась, мне показался искусственным этот смех, но мы оба только что пережили то самое объяснение, понятное дело, нервы у обоих были далеко не в порядке. Потом я уехал…
Их беседа продолжалась еще около часа и закончилась просьбой Леденева не рассказывать никому об этой встрече.
Едва Травин ушел, зазвонил телефон. Леденев подумал, что звонят директору, и трубку поднимать не стал. Телефон позвонил-позвонил и угомонился. Юрий Алексеевич ждал, когда придет Корда, но того не было.
Вдруг щелкнуло в динамике селекторной связи, и голос Корды недовольно проворчал:
— Ты, Алексеич, что же трубку-то не берешь? Жду тебя в парткоме, этажом ниже. Заходи.
В парткоме начальник горотдела представил Леденева секретарю, коротко охарактеризовав Юрия Алексеевича: «Наш товарищ. Из Москвы».
Затем они перешли вдвоем в кабинет политического просвещения. Здесь было безлюдно, уютно, тихо.
— Ну, — сказал Алексей Николаевич, — как тебе пришелся инженер Травин?
— Он производит впечатление искреннего человека, — ответил Юрий Алексеевич. — Но все это ничего не значит…
И подумав, добавил:
— Меня смущают его упорные заявления о том, что Марину Бойко убили. Если он причастен к этому делу, то зачем ему так усиленно подводить нас к мысли о совершенном преступлении? Нелогично это, Алеша.
— А не уловка ли это? Иногда нарочно поступают так, а следователь и мысли не допускает подобной… и ищет глубже, уходит в сторону. Но возможно, Травин догадывается, что нам известно о насильственной смерти Бойко… Тогда нет смысла туманить нам головы. Ничего у тебя не возникло подступного при разговоре?
Леденев пожал плечами.
— Я записал наш разговор на пленку, в отделе ты можешь послушать его.
— Хорошо. А я побывал в лаборатории… Все у них по инструкции, безмятежность полная. Горшков абсолютно спокоен.
— А чего ему тревожиться, ежели не им переданы материалы?
— Ты уверен?
— Я ни в чем не уверен, пока не держу в руках факты. Может быть, надо искать четвертого?
— Четвертого?
— Ну да.
Юрий Алексеевич встал и посмотрел в окно.
— Иди-ка сюда! Быстро! — вскричал он.
Корда подбежал к окну.
— Смотри! Инженер Травин.
Они увидели, как Михаил Петрович быстрыми шагами, едва ли не бегом, выйдя из проходной комбината, пересек площадь, рванул на себя дверцу вишневых «Жигулей».
Автомобиль резко взял с места и, набирая скорость, исчез за поворотом.
— Звони Горшкову, — сказал Юрий Алексеевич.
— Александр Васильевич? — спросил Корда. — Это опять я вас побеспокоил. Не могли бы вы пригласить к телефону инженера Травина. Да? А где же он? Так, так… Ну, ладно. Хорошо, хорошо. Пока.
Начальник горотдела опустил на рычаг трубку.
— Михаил Петрович отпросился с работы. Сказал, что ему надо срочно отлучиться на пару часов.
Залитый солнцем Казанский вокзал, казалось, снялся с насиженного места и перенесся в одну из далеких южных республик, поезда из которых он принимал уже несколько десятков лет.
Его просторные залы и перроны заполняли смуглые люди в халатах и тюбетейках, подходившие экспрессы высыпали из металлического нутра толпы пассажиров, нагруженных арбузами, дынями, решетчатыми ящиками с ранним виноградом, грушами, персиками и помидорами.
Человеческое месиво галдело на разных языках, суетилось, мельтешило у подножья высоченных стен щусевского творения, а сверху нещадно палило совсем не московское жаркое солнце.
И только там, откуда отходили электрички, было поспокойнее, потому как не наступил час пик, и москвичи еще не ринулись из раскаленных каменных джунглей под спасительную сень зеленого пригородного кольца.