Каменный пояс, 1976 - Страница 43
За успехи, достигнутые коллективом рессорного цеха в восьмой пятилетке, Алексея Павловича Иванилова наградили орденом Ленина. Наградили и… перевели начальником цеха горячих штампов. Нового на заводе цеха.
С пуском в 1971 году цеха горячих штампов коллектив завода внес свой первый, действительный, вклад в развитие в стране научно-технической революции. Значение этого цеха распространяется далеко за пределы Челябинского кузнечно-прессового завода, а тема самого Иванилова приобретает здесь такое звучание, что об этом хочется рассказать особо.
ЦЕХ ГОРЯЧИХ ШТАМПОВ. Откровенно говоря, когда Алексею Павловичу предложили возглавлять новый цех, то он растерялся и даже обиделся. Едва-едва вытянул из прорыва рессорный цех, сдружился с его коллективом и — пожалуйста — принимай новый. А нового цеха, как такового, еще и не было: лежала строительная площадка, со всех сторон продуваемая ветром, на ней поднимались первые опоры. Пока что, выходит, просто нет никакого цеха. Пока есть лишь участок горячих штампов. И этот участок ругают все, кому не лень: он не в состоянии обеспечить молотовыми и прессовыми штампами два кузнечных цеха — завод на семьсот тысяч рублей в год закупает штампы на стороне.
Все продумав, как ему тогда казалось, Иванилов ответил:
— Не пойду.
Заставить его, понятно, никто не мог. Никто и не хотел заставлять. Но вот если уговорить — другое дело. Иванилова уговаривали и в кабинете директора и в парткоме.
Но он заупрямился:
— Не хочу — и все. Не надо давить мне на психику.
Пожалуй, главную роль сыграла кем-то вскользь брошенная фраза:
— Сколько тебя помню, всегда ты ратовал за переворот в производстве. Все уши нам прожужжал. А теперь, когда представляется настоящая возможность для этого поработать, ты решил спрятаться в кусты…
«Правда ведь, — подумалось Иванилову. — Так и получается. Старею, что ли? И то: уже под пятьдесят… Но разве это конец?»
— Ладно. Хватит стыдить. Согласен.
Теперь для Алексея Павловича нет ничего дороже нового цеха. Ходить за ним по цеху — одно удовольствие. Просторно, светло, уютно, тихо. Посредине — стоит высокая, до плеч человека, ванна аквариума, точнее даже, нет, не ванна, а небольшой бассейн с зеленоватыми стеклами, с выложенными кафельной плиткой перегородками; когда смотришь сквозь стекло в аквариум, то рыбы выплывают из его глубин, откуда-то из зарослей, собираются резвой стайкой.
Положив на ванну бассейна доски, художник цеха — то присаживаясь на корточки, то поднимаясь во весь рост — рисовал на доске панораму: невысокие горы и отсвечивающие голубизной сосны, сбегавшие к берегу озера.
Достаточно уже находившись по цеху, я с удовольствием смотрел и на то, как он рисует, и на рыб, раздувавших за стеклом жабры.
— Так что, пошли дальше? — тронул меня за руку Иванилов.
— Постоим немного, отдохнем, — ответил я и полез в карман за сигаретой.
Неожиданно Иванилов прямо-таки с детской непосредственностью чему-то обрадовался.
— Вот-вот, отдохнем… — с торжеством в голосе произнес он. — Знаете, чем лучше всего снимается утомляемость? Водой, природой. Вот мы и решили организовать в цехе такой уголок природы. Всю смену у рабочего крутится перед глазами фреза… Устанет, подойдет сюда покурить — и перед взором его все новое. По мнению некоторых, это на десять процентов повышает производительность труда. Но не это главное. Здоровье лучше сохраняется.
Но все это, как говорится, лирика: внешний вид цеха является как бы отражением его внутренней сущности.
Главная суть в том, что во время строительства цеха наметился революционный переворот во всем штампо-инструментальном хозяйстве.
Обрубая по своему обыкновению окончания фраз, Иванилов громко говорил:
— Подумайте, что получается… Автомобильная промышленность стоит сейчас по оснащенности новой техникой, по культуре производства, можно сказать, на втором месте в стране. После самолетостроения. А вспомогательным цехам помогают очень плохо: они находятся на уровне тридцатых годов. Здесь полным-полно кустарщины, а технология крайне отсталая — индивидуальная. Но инструментальная оснастка имеет огромное значение. Наш завод на эту оснастку тратит четыре с половиной — пять миллионов рублей в год. От оснастки зависит и качество кованых и штампованных деталей.
Подобные порядки Алексей Павлович мог ругать с чистым сердцем и спокойной совестью: сам он сделал все, чтобы их поломать.
Еще знакомясь с документацией на техническую оснастку нового цеха, обсуждая ее с назначенными в цех инженерами, с опытными мастерами, он обратил внимание — все в цехе строилось по старому принципу индивидуальной технологии.
— Похоже, что так, — согласились с ним.
Стало ясно, что если вот сейчас, в разгар строительства, все не поломать, то новый цех, едва вступив в строй, сразу же и устареет.
Все осложнялось тем, что пока были только твердые убеждения и мысли. А опыта — никакого. По всей стране в штампо-инструментальном хозяйстве еще господствовала старая технология.
Надо было начинать самим. С нуля.
Хорошо, что Иванилов теперь был уже не один. В цехе подобрался очень хороший коллектив, и его поддержали, они вместе разработали свою программу переоборудования цеха и обратились с этим в дирекцию.
В чем суть их предложений? Точнее даже, не предложений вовсе, а настоящего переворота?
Чтобы коротко объяснить это (в общих чертах, конечно), начать, наверное, надо с вопроса: а что такое штамп. Это своеобразный инструмент, подчас с очень сложной внутренней конфигурацией, без которого немыслимо в кузнечно-прессовых цехах производство деталей для автомобилей, тракторов и других машин: всех этих коленвалов, цапф, поворотных кулаков, кожухов, полуосей… Штампы бывают простые и составные. Подчас для того, чтобы отштамповать одну какую-нибудь деталь сложной формы, требуется несколько штампов.
От штампов, от чистоты и грамотности их изготовления зависят и качество детали и расход драгоценного металла — чем грамотней, чище изготовлен штамп, тем меньше металла пойдет в стружку при дальнейшей ее обработке, допустим, на токарном станке.
И вот все это тонкое, сложное хозяйство лежало в основном на плечах опытнейших рабочих. Фрезеровщики-граверы, как их иногда называют. С ловкостью виртуозов, крутя с большой скоростью различные рукоятки, применяя разные фрезы, они, можно сказать, почти вручную выбирали в металле фигуру будущей — после молота и пресса — детали; потом еще слесарь зачищал, доводил до кондиции их работу.
Честь и хвала, конечно, таким мастерам, но о резком повышении производительности труда при такой технологии нечего и мечтать.
— Из-за этого наше хозяйство чуть ли не тридцать лет подряд являлось причиной срыва работ основных цехов. Большой список прорывных деталей имели… Ну, посудите сами: взял фрезеровщик восемь-десять матриц на смену — и пилюкает себе…
При старой технологии из прогрессивных методов труда ничего нельзя было внедрить: нельзя организовать расчлененность производственного процесса, ввести узловое и поточное изготовление… Короче говоря, нельзя было внедрить расчет на оптимальный, экономически-выгодный процесс производства.
И еще… Мало молодежи обучалось этой профессии, все находилось в руках старых рабочих, которых и оставалось уже не так-то много.
Ну, кто из молодых захочет осваивать такую профессию, которая — рано ли, поздно — все равно отомрет? В век научно-технической революции всех тянут к себе машины, автоматизированные станки.
Выход виделся один: переложить основную тяжесть работы с плеч людей на машины.
На заводе далеко не все верили в эту затею и говорили:
— Пока это почти что область фантастики. Пустое дело.
В словах таких людей был определенный резон, потому что и необходимых для работы в новых условиях станков в стране имелось пока мало: они только-только рождались.
Конечно же, и сам Иванилов и те, кто работал с ним над проектом полного переоборудования строящегося цеха, были хорошо знакомы со всем, что было нового в этой области и у нас и за рубежом. Впоследствии они, отстояв свою точку зрения, отвергли, например, копировально-фрезерные станки марки «Келлер», изготовленные в США, и заменили их станками Ленинградского завода имени Свердлова, считая эти станки лучшими.