Каменный пояс, 1976 - Страница 41

Сам Яшин — давний партийный работник. А в последний раз секретарем парткома избрали как раз месяца через три после назначения Богданова директором завода.

— Встретились мы, поговорили… Сразу нашли общий язык. С тех пор всегда вместе бьем в одну точку: администрация, партийная организация, профсоюз и комсомол.

Секретарь парткома откинулся на спинку стула и пощурился на меня.

— Требовательность тогда хороша, когда люди за ней чувствуют заботу. Ну, что толку было говорить, например, о трудовой дисциплине, когда наши рабочие живут и в Копейске, и в Новосинеглазово, и еще дальше, а добираться приходилось на случайном транспорте. До тысячи опозданий было в день, и не на один час. Вечером последний трамвай уходил раньше, чем кончалась смена, так люди бросали работу… Теперь у нас есть тридцать своих автобусов. А ведь этого нелегко было добиться — директор ездил в министерство…

Слушая Яшина, я подумал: странное совпадение, но это факт — завод вырос в четыре раза, и за это же время число нарушений трудовой дисциплины на заводе сократилось тоже в четыре раза. Но, может быть, странного в этом совпадении и ничего нет? Просто определенная закономерность…

При знакомстве с заводом я много времени уделял вопросам социалистического соревнования, о чем речь пойдет ниже, но вот что хочется сказать сразу: организация его на заводе все время улучшается и постоянно совершенствуется в зависимости от той или иной обстановки, сложившейся в коллективе. Пока один пример. Звание «Цех коммунистического труда» дает коллективу немало преимуществ, и за это звание борются. Но прежде надо добиться звания цеха высокой культуры производства. Так вот, когда такой пункт предложили внести в социалистические обязательства штампо-инструментального цеха, то там от этого долго уклонялись: в существовавших тогда на заводе условиях казалось нереальным довольно-таки грязный цех превратить в образцовый. Собирали рабочие собрания, руководителей цеха приглашали на заседания парткома… Главный архитектор завода Василий Михайлович Коваль сделал много интересных эскизов по внутренней переделке цеха, они очень заинтересовали коллектив, и в цехе сначала робко, а потом все смелее взялись за реконструкцию.

Теперь по цеху приятно пройтись: он действительно превратился в цех высокой культуры производства. Вместе с этим здесь значительно вырос и уровень трудовой дисциплины.

Вообще партийный комитет завода, профсоюзная и комсомольская организации, администрация привыкли вопросы повышения трудовой дисциплины и вопросы культуры производства и быта связывать воедино. Для решения их здесь используют самые разнообразные формы: созданы заводские и цеховые комиссии по борьбе с прогульщиками и пьяницами, партийная организация и дирекция широко используют для этой цели страницы многотиражной газеты «Уральский кузнец», часто обращаются за помощью к редакциям городской и областной газет, к областному радио и телевидению. Но и никогда не забывают о своем долге заботиться о людях.

Все это для кузнечно-прессового завода явилось делом огромной важности: ведь раньше и дорог не было — весной и осенью из цеха в цех месили ногами грязь; самое страшное, что к такому привыкли.

Давно уже здесь по всем направлениям пролег асфальт, вовсю идет благоустройство заводского поселка: там проложили дороги, газифицировали квартиры… Построено и принимает отдыхающих, красивое здание базы отдыха «Чайка» на берегу озера Увильды, летом открывается пионерский лагерь «Волшебный городок», работает заводской комбинат бытового обслуживания.

И вот любопытные цифры: если в 1970 году на сто работающих приходилось пятнадцать прогульщиков, то в 1975 году их насчитывается четыре.

Александр Матвеевич Яшин обмолвился:

— Удивительно то, что все это строилось в тот момент, когда перед заводом стояли прямо-таки головоломные задачи.

Переход Челябинского кузнечно-прессового завода на работу в новых экономических условиях был сопряжен с необычайными трудностями. Новая экономическая реформа на разных заводах прививалась по-разному. Одним сразу, с места в карьер, давала бурный рост производства и производительности труда; других на первых порах начинало так лихорадить, что у руководителей надолго пропадали покой и сон. Все заключалось в тех процентах, которые по новой реформе надо было платить государству за оборудование или, как говорят, за основные фонды из прибыли. Выплатишь, и из остатка прибыли — если он позволяет — можно покупать новое оборудование, не дожидаясь ассигнований министерства, то есть получить возможность постоянно обновлять производство, поднимать его до уровня современных предприятий и этим повышать коэффициент рентабельности, от которой зависит дальнейшая прибыль и, следовательно, дальнейшее развитие завода, повышение заработной платы, строительство жилья для трудящихся и вообще рост культурного уровня их жизни.

Одним предприятиям не составляло труда выплачивать эти проценты. Ну, а другим… Известен, например, случай, когда на одном из крупнейших заводов области в первый год действия новой экономической реформы подсчитали возможности перехода на современную форму работы и лишь плечами пожали: оказалось, что если завод станет выплачивать из своей незначительной прибыли даже всего один процент за использование оборудования, то у него совсем не останется денег платить рабочим заработную плату.

А как быть с кузнечно-прессовым заводом? Как изловчиться и получить прибыль вообще при полной убыточности его хозяйства?

Справедливости ради надо отметить, что к этому времени в работе кузнечно-прессового стали намечаться кое-какие просветы. За два года до этого Уральский автозавод перешел на новую марку машин, в связи с этим на ЧКПЗ почти вдвое уменьшилась номенклатура выпуска деталей, что дало возможность заводу выполнить план 1966 года. И хотя следующий год был очень трудным, но успехи предыдущего воодушевляли, и на заводе был разработан план реконструкции: началось строительство нового кузнечного цеха, проектировался цех горячих штампов и новый кузнечный цех.

Чтобы закрепить слабо наметившееся движение вперед и развить его, необходимо было перевернуть сознание всего коллектива. Завод превратился в своеобразный учебный центр: директор, члены парткома, работники завкома профсоюза, главный инженер, начальники служб проводили занятия и семинары с мастерами, бригадирами и рабочими по изучению опыта работы завода имени Колющенко в новых экономических условиях.

Но одного знания, конечно, было недостаточно. Для дальнейшего движения вперед требовались свободные средства, которые могли появиться только в тем случае, если предприятие станет давать прибыль.

Выход виделся только один, причем крайне парадоксальный: заводу, который из года в год не выполнял план, надо было самому напроситься, чтобы этот план увеличили на 2,5—3 миллиона рублей. Понятно, прежде чем обратиться с такой беспрецедентной и, прямо скажем, рискованной просьбой в министерство, в коллективе уже точно знали, за счет какого цеха надо увеличивать выпуск продукции. За счет рессорного. Рессоры ждут на заводах, их требуют, пишут письма и жалобы, сами приезжают выбивать эти рессоры. А возле цеха скопились груды драгоценного металла. Тысячи тонн рессорной стали хранятся на складах, но… конвейеры сборки рессор часто простаивают.

В это напряженное время Иванилов и был назначен начальником. Вышел он после болезни на работу, расписался в приказе о своем назначении, а потом долго разговаривал с директором в его кабинете.

Николай Петрович наставлял его так, словно отправлял на опасное боевое задание, затем живо поднялся из-за стола и сказал:

— Пошли в цех.

А там все собрались на рапорт. Директор зачитал приказ, сказал Иванилову:

— Ну что ж — работай, — и подался к двери.

Алексей Павлович остался один со своими заместителями и мастерами. Те восприняли его назначение настороженно, но вслух никто ничего не высказал: молча посидели и разошлись.