Каменный плот - Страница 70

Но во всем этом хитросплетении причин и следствий было и ещё одно обстоятельство — одновременно стало оно и фактом и фактором — благодаря которому изменился заумно-серьезный тон обсуждений, а весь народ, с позволения сказать, расцвел улыбками и раскрыл друг другу объятия. Все дело в том, что глазом моргнуть не успели — простим преувеличение, всегда содержащиеся в подобных фигурах речи — как все женщины детородного возраста оказались беременны, о чем и сообщили — и это при том, что никаких особых изменений в способах предохранения не допускали ни сами они, ни те, кого они до себя допускали — имеются в виду мужчины, с которыми регулярно или от случая к случаю делили они ложе. Дела, впрочем, пошли такие, что люди уже ничему не удивлялись. Минуло несколько месяцев с той минуты, как полуостров отделился от материка, тысячи километров проплыли мы в море — не то что открытом, а просто-таки настежь распахнутом — чудом не напоролись всей своей левиафанской тушей на бесстрашные Азоры, хотя и выяснилось чуть погодя, что никакого чуда здесь не было, а мы и не должны были столкнуться с ними, но откуда же нам было это знать в тот миг, когда удар казался неизбежным, понятия об этом не имели тамошние и здешние мужчины и женщины, принужденные бежать и спасаться, произошло ещё много всякого дивного и чудного, и солнце, ожидаемое слева, стало восходить справа, и луне словно бы мало показалось того извечного непостоянства и переменчивости, которыми мучит она нас с тех пор, как отделилась от земли, и ветры, дуют ныне не так, как прежде, и облака, несясь со всех горизонтов, водят над нашими головами умопомрачительный хоровод — причем помрачению этому не мешает, а способствует ослепительно горящее в поднебесье пламя, и все выглядело так, словно человеку, наконец, нет нужды медленно, задерживаясь на каждом перекрестке истории, брести из тьмы животного мира, — теперь его, целого, невредимого и чистенького, поместят в мир заново отделанный, светлый, блещущий нетронутой красотой. Ну, а раз все это происходило, и если, по слову португальского поэта, полуостров проделывает тот же путь, что и дитя в утробе матери, если он растет и ворочается, словно в исполинской матке, в лоне океана, готовясь к появлению на свет, то есть ли у нас основания удивляться тому, что заполнились и матки обитательниц полуострова — откуда нам знать, не оплодотворил ли их огромный камень, спускающийся к югу, и в самом ли деле эти новые дети — сыны и дочери человеческие или же отцом их следует считать гигантский каменный киль, расталкивающий море у себя на пути, внедряющийся в него, проникающий в лепечущие волны под вздохи и шепот ветра?

Наши путешественники услышали об этой массовой беременности по радио, прочли в газетах, да и телевидение в стороне не осталось, такого случая не упустило — едва завидя на улице женщину, репортеры тотчас совали ей в лицо микрофон, засыпали вопросами — как, когда, а имя уже придумали? — и, захваченная врасплох бедняжка, на которую наезжала, будто собираясь проглотить живьем, камера, заливалась краской, бормотала нечто невнятное и не ссылалась на дарованные ей конституцией права оттого лишь, что догадывалась — всерьез их не воспримут. И среди наших странников вновь стало замечаться известная напряженность: но если все женщины Пиренейского полуострова оказались беременны, эти две продолжали молчать, и это было понятно — объяви они о своем положении, неизбежно будет внесен в список отцов Педро Орсе, после чего согласие, мир и лад, с таким трудом восстановленные, погибнут безвозвратно — второго удара им не вынести. Вот поэтому однажды вечером Мария Гуавайра и Жоана Карда, готовя ужин, взяли да и воскликнули с комическим отчаянием: Нет, вы только представьте себе — все женщины в Испании и Португалии с пузом, только мы вдвоем порожние ходим. Представь себе теперь и ты, читатель, представь это мимолетное притворство, представь и не осуди Жоакина Сассу и Жозе Анайсо за то, что они изобразили досаду, столь понятную, столь присущую всякому мужчине, чьи способности к продолжению рода оказались под сомнением, представь себе также и то, что досада эта не была вполне деланной и наигранной, ибо вполне вероятно, что так оно и оказалось в действительности: если истинно то, что обе женщины беременны, то не менее истинно и то, что доподлинно неизвестно, от кого. По всему по этому маленький спектакль разрежению атмосферы не способствовал. С течением времени станет окончательно очевидно, что Мария Гуавайра и Жоана Карда были беременны, когда со смехом сетовали на свою долю, а уж какие объяснения дадут они тогдашнему своему поведению — Бог весть; правда всегда нас поджидает, и придет день, когда никуда от неё не убежишь.

А премьер-министры обеих пиренейских стран появились на телеэкране в сильном смущении, и причиной его отнюдь не была необходимость говорить о демографическом взрыве, который через девять месяцев должен потрясти полуостров, не те двенадцать или пятнадцать миллионов младенцев, которые появятся на свет практически одновременно и дружным хором издадут свой первый крик, не то, что Иберийский полуостров превратится в родильный дом, не счастье матерей и ликование тех отцов, у кого имеются достаточные основания не сомневаться в своем отцовстве. Дело было не в этом — при известном старании можно было извлечь из ситуации даже кое-какую политическую выгоду, выложить козырного демагогического туза, напомнить о светлом будущем наших детей, порассуждать о сплочении нации, противопоставить нашу пиренейскую плодовитость бесплодию остального западного мира. В другом была загвоздка: совершенно неизбежно у каждого из нас возникнет лестное сознание того, что для подобного демографического взрыва необходим столь же мощный — ну, не взрыв, так всплеск — половой активности, ибо кто же поверит, будто это коллективное оплодотворение произошло каким-нибудь сверхъестественным путем. Премьер сообщает о том, какие санитарные меры будут приняты, о национальной программе акушерской помощи, о формировании специальных медицинских бригад, которые будут направляться в нужное время в нужное место, — но при этом на лице говорящего заметна какая-то борьба чувств: торжественно-официальное выражение явно борется с желанием расхохотаться, и, кажется, он вот-вот скажет: Португальцы и португалки, велика наша прибыль, думаю, что не меньше было и наслаждение, ибо нет казни злее, чем делать детей без удовольствия. Люди слушают, переглядываются и улыбаются, каждому вспоминается та ночь, тот день, тот час, когда, под влиянием внезапного побуждения сделал он то, что надлежало, и неважно, где было дело — под медленно ли вращающимся небом, в присутствии ли обезумевшего солнца или спятившей луны или бешеной мельтешни звезд. На первый взгляд все кажется мороком, наваждением, грезой, но когда у женщин стали заметно обрисовываться животы, ясно стало, что дело происходит наяву.

Обратился к миру и президент США: Несмотря на то, сказал он, что полуостров изменил курс и направляется в неведомую точку на юге, Соединенные Штаты никогда не откажутся от принятых на себя обязательств и от своей ответственности по защите цивилизации, свободы и мира, однако теперь, когда народы Пиренейского полуострова оказались в зоне противоборствующих влияний, они не могут рассчитывать, так и сказал и ещё повторил: Повторяю, не могут рассчитывать на помощь, которая ожидала бы их в том случае, если бы их будущее оказалось неразрывно связано с судьбой американского народа. Это все предназначалось для мирового общественного мнения, но в уединении Овального кабинета, под позвякиванье кубиков льда в стакане с «бурбоном», президент сказал своим советникам: Эх, прибило бы их к Антарктиде — и гора с плеч, а то носит из стороны в сторону, как прикажете иметь с ними дело, какая стратегия это выдержит, и что нам теперь проку от наших военных баз, разве что нанести ракетный удар по пингвинам. Один из советников заметил, что новый курс полуострова при ближайшем рассмотрении может оказаться не так уж и плох: Они спускаются в створ между Африкой и Латинской Америкой, мистер президент. Да, это сулит определенные выгоды, но может также и осложнить ситуацию в регионе, привести к неповиновению, и тут под воздействием, вероятно, какого-то досадного воспоминания президент так стукнул кулаком по столу, что подскочил улыбающийся портрет «первой леди». Самый старый советник вздрогнул от неожиданности, огляделся по сторонам и сказал: Поосторожней, мистер президент, не надо кулаком стучать, сами знаете, чем это чревато.