Камень власти - Страница 3

«Боже, какого ты о себе высокого мнения!» – в душе рассмеялась Помпадур.

– И что же? Что я вижу? – продолжал король. – В моем собственном доме моя обожаемая дама сердца переписывается с этим еретиком, посылает ему деньги… Я все прощаю тебе, mon ami. – Гнев, было сверкнувший в королевских глазах, погас. – Потому что ты неподражаема, восхитительна, прекрасна.

Помпадур знала, что в этот момент ей стоит пересесть к нему на колени и запрокинуть голову. Луи обвил рукой ее по-девичьи хрупкий стан и так сжал, что косточки корсета жалобно скрипнули.

– Потому что мне просто лень сердиться на тебя, мое сердце.

Начальный этап работы с бриллиантом занял у Сен-Жермена пару дней. Графу казалось, что он сумел разбудить духа Голубого алмаза и объяснить ему, что тот должен перейти в новый дом. Дух повиновался с радостью, но путь его был труден.

Поместив бриллиант в один из световых колодцев химической лаборатории, Сен-Жермен решил отдохнуть. Стряхивая с пальцев следы от зеленого льва, граф вдруг услышал во дворе стук колес. К главному крыльцу подкатила элегантная карета с щегольскими рессорами красного дерева и из нее вышел плотный человек в паричке набекрень. Сен-Жермен тотчас узнал в нем банкира Гонто.

– Приветствую вас, друг мой, – граф любезно улыбнулся гостю. – Что заставило вас покинуть столицу?

– Маркиза прислала меня к вам, – отдуваясь ответил толстяк. – По важному делу. В городе завелся некто Гов. Бывший откупщик и мелкий плут, не раз обанкротившийся должник, который теперь выдает себя за вас и собирает вокруг себя целые толпы сброда.

Сен-Жермен на мгновение остолбенел, не веря своим ушам.

– За меня? Забавно.

– Ничего забавного. – Метр Гонто снял парик и отер вспотевшую лысину платком. Он пророчествует не весть что! Грабежи, смуты, падение королевской династии, гибель Франции, двадцать пять лет террора, войн и братоубийства. Голод в Париже, иностранные войска на улицах… И выдает все это за ваши предсказания.

Граф окаменел.

– Маркиза, зная вашу скромность и сдержанность в прогнозах, специально послала меня к вам, чтоб сообщить об этом.

– Благодарю, друг мой. Благодарю, – протянул граф. – К несчастью, я знаю этого Гова. Пять лет назад я нанял его в Неаполе камердинером. Италия для меня – чужая страна. Мне было приятно иметь возле себя француза, слышать не заученные реплики, а живой язык… Вскоре он бежал, прихватив с собой кое-что из моих бумаг.

На полном лице метра Гонто отразился нескрываемый ужас.

– Так, значит… – Он не договорил, умоляюще глядя на графа и прося его опровергнуть страшные пророчества.

– О, нет, не бойтесь. – Сен-Жермен знаком попросил банкира успокоиться. – Этот несчастный, как и все профаны, путает то, что может быть, и то, что действительно будет. Не предавайте значения тому коктейлю из знаний, которым он пичкает трактирную публику.

– Что же вы собираетесь делать? – спросил совершенно сбитый с толку метр Гонто.

– Я приму свои меры, – ободряюще улыбнулся Сен-Жермен. – Для начала попрошу вас отвезти меня в Париж и показать этого смутьяна.

– Я к вашим услугам, – банкир поклонился.

Через десять минут граф был готов в путь. Он сменил кожаный фартук, запачканный реактивами, на скромный, но дорогой камзол серого бархата, расшитый серебряной канителью. На голове, скрывая черные, как вороново крыло, волосы, сидел аккуратно напудренный парик. В руках толстая эбеновая трость с резной камеей в рукоятке. На губах неизменная улыбка.

– Едемте.

Путь до Парижа занял два часа. Граф хранил молчание. Оно не было напряженным. Скорее выдавало задумчивость и грустные мысли. Метру Гонто было от этого не по себе. Он предпочел бы развлечься беседой, порассказать о семье, о детях, о падении нынешнего оборота банков в связи с прусской войной. Спросить у чудного гостя, раз он такой завзятый пророк, скоро ли конец этой разорительной бойне с Фридрихом и куда выгоднее вкладывать деньги – в перевозки зерна из Нового Света или в индийский чай – тоже ведь мода пошла!

Но банкир не осмеливался прервать безмолвие, поскольку спутник казался очень огорчен и погружен в себя.

Париж встретил их мелким дождем. Начиналась осень. Над Сеной стоял туман, от которого колоссальные ковры плюща и дикого винограда, свисавшие с каменной облицовки набережных, отливали влажной изумрудной зеленью.

На улицах было немноголюдно. В предместье Марэ карета остановилась у кабачка «Шпора».

– Я помню, как город разрастался, – тихо сказал граф. – Как на этом месте была пустошь, хорошо видная с Монфокона. После страшной Варфоломеевской ночи она издали вся казалась усеяна обрывками бумаги. Это белели рубашки убитых – ведь на людей нападали ночью, они едва успевали выскочить из постелей. Теперь мало кто вспоминает, что резню начали гугеноты, и не в Париже, а в Кагоре и Васи. Несчастных скидывали прямо в воду, и с обеих сторон призывали Бога.

– Я думаю, Бога не знали ни те, ни другие, – мрачно заявил Гонто.

– Ошибаетесь, – с грустью отозвался спутник. – И те, и другие узнавали Его, когда страдали во имя своей веры.

– Говорят, монахов подковывали, как лошадей, и расстреливали, привязав к деревьям, – сказал банкир. – Хорошо, что сейчас такое уже не возможно.

– Вы полагаете? – Сен-Жермен поднял бровь.

– Просвещение смягчает нравы, – отозвался Гонто.

– Но человеческую душу изменить нельзя, – покачал головой граф. – В ней, как и прежде, сильно наследил дьявол.

– Дьявол! – Дверь кабачка распахнулась, и из нее выскочил толстый францисканец в коричневой рясе. Лицо его было красным от выпитого вина, глаза горели. – Дьявол сидит там! Будь проклято это место! Поворачивайте назад. – Монах было вцепился в уздечку одной из лошадей, но кучер ловко отпихнул его кнутом, и борец с нечистой силой со всего размаху ткнулся задом в стену трактира.

– Эй, папаша, дом снесешь! – крикнул ему кучер, разворачивая карету так, чтоб господа, выходя, не угодили в лужу.

– Спешите на свидание с Сатаной? – ехидно осведомился монах. – Глядите, я вас предупреждал. Зло проникает в любую щелку.

– Возможно, я самая широкая дверь для зла, – усмехнулся граф и решительно спрыгнул на землю.

Банкир последовал за ним.

Кучер отворил дверь трактира, и спутники попали в битком набитый зал, где гомонили с полсотни посетителей. Толстые неопрятные девки разносили кружки вина, блюда красных вареных раков и зелень.

Сизый дым от трубок поднимался к закопченным балкам, и Сен-Жермен не сразу рассмотрел человека, стоявшего на одном из столов и вещавшего, обращаясь к толпе:

– Дома ваши опустеют, и поселятся в них пеликан и еж.

– Где-то я это уже слышал, – робко произнес банкир.

– Книга Исайи. Глава 34. Стих 11, – процедил сквозь зубы его спутник.

– Реки Франции станут кровавыми, – завывал новоявленный пророк. – И в них не будет рыбы, но лишь мертвые тела составят улов ваш. Я это видел!

Сен-Жермен прищурился. Перед ним на столе возвышался действительно Рене Гов. Камердинер, вор и самозванец. Он был в растрепанном черном сюртуке, в руках сжимал мятую шляпу с дырявой тульей и чем-то напоминал протестантского проповедника. Только очень голодного. Его глаза в темных кругах на худом изможденном лице горели лихорадочным огнем.

Графу сделалось его жаль, ибо участь Гова была плачевна. Он выкрикивал в зал слова ворованной правды, которая обесценивалась, едва слетая с его языка. А вокруг люди пили, ели, дрались и щипали за зады разносчиц, не обращая на пророка ровным счетом никакого внимания. Лишь несколько зевак внимали оратору почти без всякого любопытства. «Не мечите бисер перед свиньями», – усмехнулся Сен-Жермен.

– Бог не простит вам вашей слепоты!

– Да ладно тебе, слезай, – один из посетителей, видно коротко знакомый с Говом, потянул его за рукав. – Хозяин прислал нам блюдо пескарей. Он говорит, если ты к завтрашнему дню не придумаешь чего-нибудь новенького, он перестанет нас кормить. Посетители уже не клюют. А ты задолжал мне.