Камень Сокрушающий (СИ) - Страница 8

– Отвори, отче, путников поздних дорога привела! Пыльны наши одежи, но чисто наше сердце, черно за околицей, да светло на душе! Тьма Белиарова и ночь его страшная пред Инноса всеблагим могуществом отворись! - молвил Сид, повторяя приветственную молитву паломников из былых времен.

Часовня ответила молчанием, но минуту погодя из её глубин послышался шум чьей-то тяжелой поступи, заохал на деревянных опорах старый засов и, с протяжным стоном петель, дверь отворились. На пороге, облаченный в серое монашеское платье, стоял старый отец Исгарот и, очевидно спросонья, изумленно уставился на путников.

– Иннос помилуй! - воскликнул он, захлопотав, – А я-то думал, что на монастырском тракте паломников совсем не стало. Теперешний ночной прохожий часовни крадучеся сторонится, как грабитель среди ночи, и мимо проходит. Но заходите, дети, заходите, добрые люди! Сей-же час я растоплю камин и согрею вам эля, заходите, мир вам.

Пропустив путников, Исгарот затворил двери и, подперев их надежным засовом, проследовал внутрь Часовни. Остывший за ночь камин по молчаливому наказу мага огня тотчас-же воспылал, а из котелка над очагом завеало пряным ароматом монастырского эля. Расположив гостей в удобных креслах подле камина, отец Исгарот подал жестянки и, собственноручно разлив напиток, велел гостям вволю угощаться и отдыхать. Впервые за весь прошедший день старина Сид почувствовал, насколько на самом деле устал: кости ломило от крутого марша по тропе, голова-же налилась тягучей дремотостью. Бард, устроившись по удобнее на кресле, угощался теплым элем и, скинув обувку, стал готовиться ко сну. Телесной усталости он не ощущал, а мысли о насущных тревогах решил отложить - ото всех этих неспокойных помышлений ощущал он себя смертельно уставшим.

– Благословенный отец, – сказал Сид, желая до сна оповестить Мага о причинах столь позднего визита, – Поклон тебе за то, что принял нас, гостей незваных, в столь поздний и недобрый час. Ночь на дворе - только вора и скверну по округе носит. Но пришли мы вовсе не доброй вестью поделиться, а… – но тут Исгарот его перебил.

– Полноте Сид, старина» – мягко молвил Маг, – Я, право, в некотором смысле и ждал что ко мне постучатся. Бо, времена нонче складываются такие, что рано или поздно кто-то точно постучался бы – на все воля Божья, но всему свое время. Так что повремени и ты с рассказом. Утром поведаешь как есть, когда солнце взойдет и под его благословенными лучами вся правда откроется. А пока спи.

– Но отче! – было запротестовал Сид, но Маг Огня не стал его слушать.

– Спи старина, отдыхай, не тревожься. Те тёмные люди что преследовали вас по ночи не посмеют преступить порога Часовни. По правде говоря, они уже тут пробегали, но порыскав по округе и понаушничав, сунуться в мою обитель не все-же решились, да и пока тут живу я - никогда не решатся, – строго отрезал Маг. – Так что спите, беглецы, зло тут вас не достанет, ибо не имеет силы и руки его коротки.

Вытянув гудящие ноги подле каминной решётки и уперев подбородок в грудь, старина Сид забылся каменным сном. Бард, опустошив жестянку с элем, аккуратно сполз с кресла и, по-кошачьи свернувшись на мягком ковре, тоже крепко уснул. Старый Маг Огня, удостоверившись что гости отдыхают в полном спокойствии, тихонечко удалился в свою одинокую келию и, возжегши лампаду подле статуи Инноса, стал шепотом читать долгие, баюкающие молитвы.

Тем временем над часовней совсем развиднелось. Утреннее солнце бодро выкатилось из-за гор осветив округу по-летнему ярким сиянием, но сорвавшийся с моря ветер вскоре заставил его померкнуть, с грозою нагнав огромный вал свинцовых туч. Природа замолчала, застыв в ожидании ливня. Резко стряхнув с глаз остатки сна, старина Сид очнулся и, маленько поворочавшись и покряхтев, поднялся с кресла. В часовне все еще царили сумерки, но глядя на остывший камин и серые от холода угли Сид догадался о наступившем утре. Умыв лицо водой из жестянки и как следует протерев глаза, Сид решил осмотреться: отца Исгарота в часовне не было, молодой-же Бард, забывшись утренней дрёмой, лежал на коврах и по-младенчески сладко посапывал. Приглядевшись, Сиду показалось что лицо Барда омрачилось некой заботой, словно тот и не спал вовсе, а прикрыв глаза, предавался глубоким раздумьям. – Вот же бедолага. Натерпелся, видать, всякого. Ух, живорезы! – насупился Сид, вспомнив вчерашних «дорогих гостей», которые теперь безо всякого уже сомнения являлись бывшими поработителями молодого Барда. Посидев немного в Часовне и откушав четвертинку хлеба с водой, старина Сид отпер ведущую во внутренний двор калитку и, насколько возможно тихо дабы не потревожить спящего, просочился наружу. Калитку он решил не затворять и, на случай скорого пробуждения Барда, оставил её приоткрытой, дабы тот без лишних тревог смог догадаться что ночной его спутник не исчез, а отлучился во двор подышать свежим воздухом.

Двор часовни порадовал Сида аккуратностью и бурным разнотравьем – стало быть отец Исгарот травнического дела не бросил, а напротив уделял ему всяческую заботу и рачительное внимание. Рассаженные по деревянным кадкам лечебные травы сочились благоуханием, на маленькой полке подле колодца покоились различных форм склянки и лейки, сочиненные Исгаротом для аккуратного полива и удобрения самых капризных растений. Подле ограды, у южной стены часовни, был разбит палисадник с огромными кустами наливной, садовой голубики. К ним старина Сид и направился, рассудив, что сладкой ягодой не мешало бы маленько подкрепиться, да и Барду раздобыть лукошко. Сорвав парочку ягод, Сид их как следует распробовал и тотчас расплылся в блаженной улыбке, до того деликатными они оказались на вкус.

– Доброго утра, милсдарь Сид! Голубикой угощаешься на тощий желудок? – окликнул Сида отец Исгарот, выглянув из-за угла часовни.

– И тебе доброго, отче! – ответил Сид, – Уж больно хороша у тебя голубичка – как не угоститься? Но я не шибко для своего живота: старое брюхо к пригожему глухо, а вот молодому-бы лукошку подсобрал. А то чахнет он без опеки, горести всякой хлебнувши.

– Так собери, а я покамест воды наберу, – ответил Исгарот заковыляв к колодцу.

– Скажи, справедливый отец, много-ли на этот цветник у тебя волшебства ушло? Вестимо, такому густоцветию без волшбы не вызреть, – сказал Сид, начав собирать ягоды.

– Волшба! – добродушно проворчал старый маг, – Всюду им волшба мерещится, некумекам! На цветник этот перегноя ушло три мешка и чернозема телега – попробуй-ка землю волшбой унавозить. Перегной, тук, и сыпец – и Инносу, владыке нашему, скромная молитва, вот тебе и секрет - на все воля Божья! А волшба… Слишком уж она людей тревожить стала, норовы да аппетиты людские распалять. Не к добру это, милсдарь Сид, не к добру.

– Так оно и так, - ответил Сид, – Но что тут поделаешь, да и разве люд обвинять можно? Долго-же мы жили безо всяких забот, всецело уповая на могущество королевских рыцарей-паладинов и бесконечную мудрость Магов Огня. Но грянул гром, и пошла вся мудрота прахом. Слыхивал, праведный отче, о вестях с материка?

– Может и слыхивал, - сказал Исгарот, выуживая ведро из колодца, – Но ты расскажи, авось чего нового узнаю.

– Да чего уж мне рассказывать, - махнул рукой Сид, понимая, что престарелый Маг Огня даром что живет среди глуши – а о мирских делах меж тем получше всяких будет ведать. – Пришла беда ко двору, вот лихая молва с языков человеческих как парша и сыпется. Поговаривают, что королевство пало, а король Робар сидит в родной столице под замком и конину солит, дабы с голоду ног не протянуть. По крайней мере так шепчут моряки в Хоринисских кабаках, и что-то мне подсказывает, что соли в их толках все же больше, чем в королевской конине.

Старый Маг Огня усмехнулся. – Не буду спорить, милсдарь Сид. Одно только мне известно: во всех прежних разговорах о непреложности нашего королевства славословий было завсегда больше, чем, собственно, настоящих, подлинных сил. Позабыли вельможи что на все – воля Божия, и веру в Инноса с молитвою тоже решили позабыть. Позабыли что войну выигрывают решимость и ответственность, дисциплина командирская и военное умение генералов, а не лихая ворожба. Волшебной рудой Миненталя хотели спасти королевство, и что-же? Сами от этой руды и погибли. А как суетились, сколько мудрствовали, какую толчею базарную развели с волшебным Барьером над рудниками – ну и где теперь этот Барьер? Вышел-ли из него толк, согласно разумению почтеннейших магов? Нет, не вышел. Одни лишь беды вышли и горькие испытания. Да и сильно-ли пригодилась нарытая каторжанами руда, в обмен на которую за Барьер бывало что и безвинных женщин ссылали – непорочные души в неволю для утех Рудным Баронам! Сколько вражьих когорт смогли сдержать рыцари-паладины оружием из этой волшебной руды? Говорят, что не мало, но очевидно и не так уж и много – ибо войну этим оружием не выиграли. А вот нынче руды не стало – и что теперь? Должно быть, теперь будем пропадать всем королевством, а все потому, что королевские вельможи вместо мужества, вместо ответственности, вместо дисциплины, предпочли понадеяться на ворожбу, на магию, на руны, на «артефакты древней силы», на руду из Миненталя и, конечно-же, на безудержное свое хвастовство. Впрочем, это как раз таки всем давно известно, я-же между прочим хотел тебя, милсдарюшка Сид, новостями подлинно удивить!