Камень Книга одиннадцатая (СИ) - Страница 52

— Принято, Шурочка.

— И последнее. В среде немецких и английских спецслужбистов, коих сейчас в Ницце как собак нерезаных, наметилось нездоровое оживление. Явно готовится что-то серьезное. Мои попытки получить хоть капелюшечку, хоть крошечку информации закончились неудачей.

Великий князь ласково погладил баронессу рукой по роскошному бедру:

— Шурочка, прекращай эти попытки, не свети свой интерес лишний раз. Нездоровое оживление немецкой и английской спецуры вызвано тем, что Савойские обратились к наемникам и заказали устранение Вильгельма и Георга.

— Вот это да!.. — вскинулась фон Мольтке, невольно упершись соском тяжелой груди прямо в губы Романова. — А у Филиппа стальные яйца! Кто бы мог подумать!

Цесаревич не удержался и стал целовать грудь баронессы, но та порыв страсти своего любовника решительно остановила, шлепнув Романова ладошкой по голому прессу:

— Делу время — потехе час, милый! — наигранно нахмурилась она. — И что там с Савойскими?

Александр, и не думавший обижаться, пояснил:

— Ты права, яйца у Филиппа действительно стальные, только вот мозги, похоже, деревянные. Хотя… Короче, сын мой, Лешка, ситуацию вроде как разрулил, Савойские заказ отменили, но Гогенцоллерны с Виндзорами об этом пока не знают. Так что тебе еще пару дней придется лицезреть нездоровую активность английской и немецкой спецуры…

Цесаревич хотел добавить что-то еще, но его прервал активный стук в дверь каюты.

— Николаич! Николаич! — Александр без труда узнал голос Кузьмина. — Тревога! Государыня пошла на абордаж яхты!

Цесаревич одним слитным движением вскочил с кровати, глянул на часы, показывающие четыре утра, и не удержался от комментария:

— Хоть снотворное этой интриганке-контрразведчице подсыпай! Даже ночью покоя от матушки нет!..

Дальше он схватил с края кровати одеяло и накинул его на баронессу:

— Укройся, милая. И ничего не бойся.

А в дверь продолжали стучать:

— Николаич! Валить тебе надо! А пассию твою я сам с посудины выведу…

***

Фон Мольтке поразилась изменениям, произошедшим с великим князем, — еще минуту назад это был нежный, отзывчивый и ласковый любовник, а сейчас… Сейчас перед женщиной был совершенно другой человек, вернее, не человек, а самый настоящий зверь! Резкий, быстрый, собранный — баронесса и не заметила, как Александр натянул трусы и раскинул по двум стульям их разбросанные в порыве первой страсти вещи. Как он оказался около двери, тоже выпало из внимания фон Мольтке.

— Чего так долго, Николаич? — В каюту протиснулся печально известный Александре господин Кузьмин. — Извиняться не буду, но свое почтение уважаемым коллегам из внешней разведки выказать обязан. Баронесса, наше вам с кисточкой!

— И вам, Иван Олегович! — фон Мольтке помахала Кузьмину рукой.

— Ваня, — рявкнул цесаревич, — хватит по своему обыкновению разыгрывать комедию! Откуда матушка могла узнать?..

— Не иначе стуканул кто-то, — вздохнул Кузьмин. — Или просто государыня сложила два и два, поглядев на твои постоянные исчезновения. Кроме того, Вова Михеев якобы в засаде, твое отсутствие на положенном спальном месте… Вот государыня и устроила самую настоящую облаву. А чего ты не одеваешься-то? В одних труселях на рывок пойдешь? Несолидно, если тебе интересно мое мнение.

— Ни на какой рывок я не пойду! — отмахнулся Александр. — Еще я от собственной матери не бегал! Кроме того, невежливо будет лишить государыню удовольствия удовлетворить ее любопытство.

Кузьмин пожал плечами:

— Хозяин — барин… Тогда я, с твоего позволения, тихонько растворяюсь в предрассветном тумане.

— Нет, Ванюша, ты остаешься здесь и выдаешь моей матушке весь расклад. Сыграешь роль некоего медиатора.

— Я не буду никаким медиатором, Николаич! — Кузьмин демонстративно отодвинулся от Романова. — Я женщин люблю!

— Все ты понял, Ванюша! — ухмылялся великий князь. — Работай, родной!

И цесаревич буквально прыгнул на кровать, умудрившись с ходу просунуть левую руку под баронессу и ухватить ее за «нижнюю точку»:

— Ничего не боимся, милая, — Александр подтянул на себя свою часть одеяла. — Получаем удовольствие. Когда еще ты увидишь императрицу Российской империи в праведном гневе?

Требовательный стук в дверь прозвучал буквально через пару минут напряженного ожидания. Кузьмин глянул на цесаревича, вздохнул и громко спросил:

— Кто там?

Несколько секунд стояла тишина, а потом…

— Сто грамм!..

Дверь просто распахнулась, и в каюту вступила императрица Российской империи Мария Федоровна. Ощупав взглядом окружающее пространство, она остановила свой взгляд на баронессе:

— Я так и знала! Так и знала!..

Продолжить Мария Федоровна не успела — Кузьмин метнулся к двери и прямо в проем достаточно жестко кому-то бросил:

— Красавицы, поскучайте лучше где-нибудь в другом месте! Замечу кого поблизости — огорчу.

После чего Иван Олегович захлопнул дверь и глубоко поклонился императрице:

— Извините, что был вынужден прервать, государыня, — меры безопасности…

Императрица, казалось, не обратила никакого внимания на слова Кузьмина и вновь уставилась прищуренными глазами на баронессу:

— Так вот у тебя кто был основной целью, потаскуха немецкая! — Указующий перст Марии Федоровны был направлен на цесаревича. — Сначала внуку моему неопытному в любовных делах авансы раздавала, глазки строила и задницей виляла, а потом под сына моего легла!

Цесаревич поморщился:

— Матушка, соблюдай приличия, в конце-то концов! Ничего такого Александра не делала.

— Молчи, бл@дун великовозрастный! — шикнула на сына императрица. — Чистая Романовская порода! С тобой я потом разберусь! Но сначала мы с этой потаскухой немецкой побеседуем! Ваня! — Мария Федоровна повернулась к Кузьмину и гаденько заулыбалась. — Давай-ка мы с тобой немочку хорошенько допросим — вдруг она какие коварные планы против будущего императора Российской империи лелеет?..

— Государыня, — замялся тот, — допросы с участием баронессы уже проводились, ее персона была признана вполне благонадежной.

— Это когда это вы успели? — нахмурилась Мария Федоровна. — И вообще, Ваня, а что ты тут делаешь? Подожди, дай-ка угадаю — прибежал дружка предупредить о моем визите?

Кузьмин вздохнул:

— От вас ничего не скроешь, государыня…

— Кто бы сомневался! А что там по допросам?

— Государыня, — Иван Олегович опять вздохнул, — пусть Николаич вам сам все расскажет — это, типа, ваши семейные дела.

— Версию Николаича… Тьфу на тебя, Ваня! Версию сына я потом послушаю, а сейчас мне хотелось бы услышать твою.

— Как будет угодно, государыня, — в третий раз вздохнул Кузьмин.

Свою версию Иван Олегович излагал императрице практически на ухо — фон Мольтке из его монотонного бубнежа ничего расслышать не удалось, но по отдельным возгласам Марии Федоровны: «Бедная девочка!», «Вы с Прохором точно ее не пытали?» и «Говоришь, Николаич… тьфу, Саша сам захотел? И даже с царевичем… тьфу, с Лешкой обсудил?» — баронесса сделала вывод, что гроза миновала.

Когда Кузьмин закончил, Мария Федоровна обратилась к сыну:

— Саша, это все правда?

— Правда, матушка.

— И тот предатель, за которым Ваня с Лешкой в Берлин летали, тоже?

— Тоже.

— Наградной лист на орден и представление на внеочередное звание за выявленного предателя на нашу баронессу в Москву ушли?

— Я уточню у Нарышкина.

— Завтра к обеду жду от тебя подтверждения. Если требуется высочайшая резолюция, она у тебя будет. — Императрица перевела подобревший взгляд на фон Мольтке. — Александра, теперь по вам, деточка. Во-первых, прошу извинить меня за выпады в вашу сторону — сами понимаете, ситуация была уж слишком… неоднозначной.

Баронесса кивнула:

— Не стоит беспокоиться, ваше императорское величество! Такие неоднозначные ситуации — необходимые издержки моей службы.