Камень Чародея - Страница 9

— Но они ведь остаются детскими игрушками, — сказал Грегори, — как и ты.

— Такое чудо — для взрослого-дитя! — удивленно воскликнула Корделия.

Род содрогнулся.

— Действительно, — согласилась лошадь, — поэтому я и качаюсь круглосуточно.

Фесс воскликнул:

— Взрослый человек, с физическими способностями взрослого, но с разумом и эмоциями ребенка? Какое хаотическое представление!

Магнус напрягся.

— Хаотическое? Фесс… в нем, правда, видны чужие руки?

— Может, ты и прав, сын, — медленно сказал Род. — Может, и прав.

— Развивай свое предположение, — предложил Фесс, — и попробуй создать из него гипотезу.

Магнус замолчал и задумался.

— Боюсь ошибиться… — застенчиво начала Корделия, что автоматически означало, что ее тут же попросят высказаться — и качающаяся лошадь не стала исключением.

— Что ты имеешь в виду?

— Что ты вырастешь быстрее, если будешь опираться не на деревянные дуга, а на свои копыта.

— Что! — в ужасе воскликнула лошадь. — Ты хочешь лишить меня моих замечательных полозьев? Какой стыд, девушка!

— Не очень разумный совет, — согласился Джеффри. — Какие у нее шансы против взрослой лошади?

— Отличные шансы! Разве я не вижу в вашем обществе такую же, как я, только взрослую?

Дети широко раскрытыми глазами посмотрели на Фесса.

— О чем ты говоришь? — осторожно спросил робот.

— Как о чем? Ты не более настоящий, чем я, ты только модель лошади, ты сделан мастером, как и я. Но ты вырос, и я тоже хочу вырасти!

— Мы оба созданы искусственно, — согласился Фесс, — но на этом сходство кончается. Мой «мозг» — компьютер, а твой — только записанные образцы ответов, заложенные в память твоим создателем.

— Фесс, — протянул Магнус голосом, полным ужаса, — разве ты только что не описал программу?

Большой черный конь постоял молча и неподвижно. Потом сказал:

— Такое описание есть ужасающее упрощение, Магнус.

— Хорошо сказано, — заметил Грегори. — Значит, создатели вещей из ведьмина мха предписывают своим игрушкам какую-то программу?

— Игрушкам! — оскорблено воскликнула качающаяся лошадь. — Я не игрушка, я создана своевременно и с большим значением!

— Конечно, своевременно: ведь ты связана с часами, — бросил Джеффри, поглядев на циферблат.

— Да, конечно, ты не просто игрушка — ты хороший спутник, — надул губы Грегори. — Где ты была, когда три года назад я так хотел такую же?

Качающаяся лошадь озадаченно смотрела на него.

— Послушай, брат, — сказал Магнус. — Мы все в детстве мечтали о таких спутниках в детской.

— Кроме Корделии!

— Кроме тебя самого, если ты так говоришь! Я ездила на лошадке Магнуса больше его самого!

— И ей совсем не требовался для этого конюх, — согласился Магнус, — хотя сейчас он ей очень даже нужен.

Корделия показала ему язык.

— Значит, тебе нравится мое общество, — медленно проговорила качающаяся лошадь. — Я рада поиграть с тобой. Не хочешь ли прокатиться?

— Еще бы! — Грегори вскочил ей на спину. Удивленная лошадь с музыкальным ржанием встала на дыбы, и Грегори радостно завопил.

— Грегори! — встревожено воскликнула Гвен.

— Не стоит… — но посмотрев на мальчика, который качался, размахивая шапкой и крича от радости, прикусила язык.

— Пусть поиграет, дорогая, — улыбаясь, сказал Род.

— Не мешай ему, мама, — попросила Корделия.

— Мы не видим никакой опасности.

— Ну, хорошо, — смягчилась Гвен. — Ему так редко выпадает возможность вести себя просто по-детски.

— Мне тоже приходило это в голову, — согласился Фесс.

— Он почти никогда не ведет себя, как все дети, — напряженно сказал Джеффри. Тело его было напряжено, лицо застыло. Магнус заметил это и потянулся было к младшему брату, потом заколебался и опустил руку.

— Я уверен, лошадь позволила бы нам всем покачаться, если бы мы захотели.

— Точно! — воскликнула Корделия, у нее загорелись глаза, но Джеффри фыркнул.

— До чего нелепо ты бы выглядел, брат: семнадцатилетний парень на детской игрушке! Нет, мы, переросшие детскую, должны проявить великодушие и дать ему такую возможность.

Корделия удивленно повернулась к Джеффри. Но увидела выражение его лица и опечалилась. Ее мать тоже.

— Ты не согласна, Делия? — спросил Джеффри.

— Согласна! — быстро ответила она. — Ты верно говоришь, Джеффри. Пусть ребенок поиграет.

— И пусть немного побудет ребенком. Сейчас только он может им оставаться, — негромко сказал Род.

Корделия удивленно посмотрела на отца. Потом лицо ее прояснилось, девочка неуверенно улыбнулась.

— Хорошо, папа. Он всегда остается в нашей тени.

— Он носит мою одежду, — согласился Джеффри, — и у меня по крайней мере были игрушечный арбалет и катапульта, которые ему не нужны. Да, пусть поиграет.

Грегори закончил крут вдоль циферблата и соскочил с лошади, он раскраснелся, глаза его сверкали. Повернувшись, мальчик снял шапку и низко поклонился лошади.

— Благодарю тебя, добрый конь! Никогда не забуду этой поездки!

— Добро пожаловать, — ответила лошадь, наклоняясь вперед на полозьях. — Приходи еще и покатаешься снова.

— О! Можно?

— Может быть, на обратном пути, — сказала Гвен. — А сейчас, Грегори, нам пора.

— А не может ли лошадка пойти с нами? — расстроено спросил Грегори.

— Нет, хотя мне приятно знать, что ты этого хочешь, — ответила качающаяся лошадь. — Но я должна раскачиваться на своем циферблате, иначе не вырасту. Разве ты этого хочешь?

— Нет, — ответил Грегори, слова у него словно клещами вырывали. — Мне будет тебя не хватать, добрый конь.

— А мне тебя, — ответила лошадь, и на мгновение музыка стала громче и печальней.

— Она должна позволить тебе идти своим путем, — Корделия положила руку на плечо Грегори. — А ты должен дать ей вырасти.

— Конечно, — Грегори отвернулся и, опустив глаза, поплелся за братьями и Фессом. Глаза Корделии затуманились. А Грегори повернулся и крикнул лошади:

— Я тебя увижу, когда ты вырастешь?

— Не сомневаюсь! — воскликнула лошадь, по-прежнему качаясь по дуге. — Я превращусь в большого скакуна, но узнаю тебя!

— А я тебя, — вздохнул Грегори. — Пока! — он махнул рукой, потом повернулся, сжал руку сестры, расправил плечи и поднял подбородок. — Пошли, Делия! Я должен дать ей качаться!

Корделия стиснула руку брата и отстала на полшага, надеясь, что брат не заметит нежности в ее взгляде.

Гвен несколько раз мигнула, взяла Рода под руку и пошла за детьми.

Такой поток звуков может стать серьезной помехой, — Грегори поморщился, вслушиваясь в беспрестанный шум вокруг себя. Постепенно музыка оставалась позади, но не успевала она стихнуть совсем, как праздный ветерок доносил игру следующего камня.

— Он еще не заглушает все на свете, Грегори, — заметил Фесс. — Тебя раздражает не громкость.

— Корделия, — сказал Род, — перестань кивать.

— Может быть, — с несчастным видом согласился Грегори. — Но эти грубые звуки прямо-таки бьют меня по ушам.

— Ты прав, сын, — согласилась Гвен.

— Но тебя беспокоит тембр, качество звука, не так ли? — спросил Фесс у Грегори.

— Корделия, — велел Род, — перестань подпрыгивать!

— Качество? — Грегори нахмурился, прислушался к музыке. — Да, что-то в этом роде. Очень жесткий звук, почти скрип.

— Возможно, тебя тревожат низкие ноты, басовый ритм.

— Магнус! — рявкнул Род. — Ты можешь идти, не прищелкивая пальцами?

— Может быть, — Грегори склонил голову набок, прислушиваясь. — Да, каждый третий ритм усиливается, хотя не должен бы… Фесс! — глаза мальчика расширились. — Я больше не слышу скрежета!

— Я надеялся, что так и произойдет.

— Но как ты… Ох! Когда я начинаю анализировать, музыка перестает раздражать, она зачаровывает! Или не сама музыка, а ее композиция!

— Совершенно верно, Грегори. По правде говоря, существует не так уж много раздражителей, которые не могли бы стать источником удовольствия, если сделать их объектом изучения.