Камень 1993. Книга 2 (СИ) - Страница 17

— Видите ли, — хозяйка говорила четко, словно читала новости на телевидении, — Володя рос замкнутым ребенком. Хотя и мать, и отец души в нем не чаяли. Даже потом, когда у родителей что-то разладилось, Петр всегда навещал сына. Да и дед с бабушкой по отцовской линии тоже хорошо к нему относились. Собственно, почему квартиру ему и отписали. И вот, как мне кажется, мать хотела помочь Володе наверстать упущенное, в жизни устроиться. Знаете, все-таки мать не вечная, парню нужна жена, чтобы о нем заботилась. А для этого надо, чтобы было ее куда привести, согласитесь.

— А сестра на что? — удивленно уточнил Рогов.

— Вы знаете, — пожилая учительница смутилась, — соседи считают, что Олеся у Аделаиды Павловны как обслуга, она ее поэтому будто бы подле себя держит. И не станет матери, сестра тут же от Володи отвернется. Сама я этого не могу утверждать, давно с ними не общалась… Но дыма, как говорится, без огня не бывает. Олеся же и сама еще совсем молодая, да и симпатичная. Ей ведь тоже женского счастья хочется. А не за братом всю жизнь ухаживать…

— А почему, кстати, они разошлись? — уточнила Маша. — Их родители?

— Видите ли, — со вздохом произнесла хозяйка квартиры, — у матери Володи в какой-то момент начались проблемы с алкоголем. Аделаида вообще довольно нестабильна, но тогда все дошло до того, что она, будучи под градусом, что-то совершила… Отсидела в тюрьме, потом вышла, и Петр подал на развод. Вообще, о нем все отзывались как о достойном человеке, он искренне пытался помочь. И Олесю воспитывал как родную, даже дал ей не только свою фамилию, но и отчество.

Вот почему Увальцева говорила о детях так, будто у них разные отцы, поняла Маша. Так и было. Интересная деталь, как, впрочем, и отсидка Аделаиды Павловны. Надо бы сделать запрос по ней, решила девушка и сделала в блокноте пометку. И вот теперь, после восьмерых опрошенных соседей, каждый из которых, кроме учительницы, доверительно сообщал, что у Володи Увальцева не все дома, помощница следователя едва успевала записывать за бойкой пенсионеркой на лавочке у подъезда.

— Адка откуда-то из-под Вологды, — рассказывала она. — Говорят, по молодости ее снасильничал кто-то, от него и Олеська родилась. А Петя Увальцев, светлая ему память…

— Он умер? — нахмурилась Маша.

— Разбился, — со вздохом покачала головой старушка. — На цементовозе работал, не справился с управлением на скользкой дороге.

— Так…

— Человек золотой был!..

— Да! Да! — подтвердили еще две пенсионерки, сидящие рядом с рассказчицей.

— Петька Аделаиду пригрел, с дочкой ее взял, как родную принял. Потом Володька родился.

— А сидела она за что? — поинтересовалась Маша, надеясь, что всезнающая бабулька в курсе и этого.

— А за убийство, — ответила та.

— Ну, ни хрена себе, — покачал головой Рогов.

На город уже опускались сумерки, но погода стояла не по-августовски теплая, и двор был полон людьми. Дети ползали по облезлой «паутинке», скрипели несмазанными качелями и ковырялись в грязном песке. Взрослые, поглядывая на девушку в форме, опасливо прятали сигареты и бутылки с пивом. Кто-то возвращался с работы и проходил мимо, старательно не замечая помощницу следователя и мрачного оперативника. Другие, напротив, останавливались и вносили свою лепту.

— Насильника она своего на работе увидела, — остановившись, добавила полная женщина в очках и с короткой стрижкой. Ее руки оттягивала авоська с молочными бутылками. — На стройкомбинате она трудилась, а тот командировочный был. Она мне сама рассказывала. Увидела, и как, говорит, помутнение случилось. Самогонки прям там, на месте, тяпнула для храбрости и арматурой его забила.

— Она на работе пила? — удивилась Маша.

— А кто не пил? — усмехнулась соседка. — Михал Сергеич же отрезвить всех хотел, так самогон в итоге чуть не в цехах гнали. Или пиво с дихлофосом пили… Так что спиртное найти Адка точно легко могла.

— Надо будет проверить, — девушка повернулась к Рогову, тот кивнул.

— А вы что расследуете? — вдруг опомнилась женщина. — Адка что-то опять натворила? Или это Вовик еенный?

— Почему она должна была что-то натворить? — удивилась Маша.

— Ну, мало ли, — пожала плечами старушка на лавочке. — Жажда крови, может, взыграла. Убийство-то просто так не проходит бесследно…

— Да ну тебя, Валентиновна! — огрызнулась короткостриженая с авоськой. — Сейчас наговоришь бочку арестантов.

— А что с Вовиком не так? — невинно похлопала глазами Маша, отметив, что многие почему-то считали Увальцева ненормальным.

— Да девку он однажды чуть не прибил, — насупилась женщина с авоськой. — Жила тут, в нашем доме. Лилией звали. Ростова, кажется.

— Росткова, — поправила активная бабулька. — Да-да, помню ее, не так давно съехала. Володька все за ней ухлестывал, она, бедная, не знала, куда деться. Потом в квартиру ее затащить пытался…

— Да нет, — возразила третья пенсионерка, в основном до этого молчавшая. — Никуда он ее не затаскивал. Угрожал ей, что из окна выбросится, если она с ним гулять не станет.

— А она что? — постепенно в голове Маши начала складываться картина.

— Она сначала решила миром дело решить, — оживилась старушка. — Сходила с ним куда-то. Может, в кино, а может, еще куда. Он и решил, что все. Дело в шляпе. Лилька от него — он за ней. Сцены ревности устраивал, а она девчонка-то видная, кавалеры за ней ухаживали. И вот Володька однажды ее увидел с парнем. Орать стал, как сумасшедший, оскорблять ее. Ну, парень тот и двинул ему в ухо.

— Правильно сделал, — кивнул Рогов. — И что дальше?

— А дальше Володька ей пощечину залепил. Парень его отмутузить за это хотел, но Лилька не дала. Он, говорит, больной, не надо связываться.

— Прям так и сказала? — прищурилась Маша.

— Я сама слышала, — гордо приосанилась старушка, постукивая по растрескавшемуся асфальту исцарапанной деревянной тростью. — Ну, тот парнишка Володьку толкнул просто, он в клумбу упал. А Володька потом у Лилечки в ногах валялся…

— Она же вроде как на него в милицию заявление подала, — закинула удочку помощница следователя.

— Так он у нее одежду украл, — раздался новый голос, и Маша, обернувшись, увидела хорошо одетую молодую женщину. Темные волосы убраны под легкую косынку, слегка раскосые карие глаза обрамлены густыми ресницами. — Платье и босоножки.

Рогов выругался и сплюнул. Пенсионерки загалдели, а новая свидетельница, воспользовавшись суматохой, попыталась проскользнуть в подъезд. Маша это заметила и уверенно преградила ей путь.

— Расскажете подробно? — попросила она.

Девушка попыталась обойти Машу, но та выставила заблокировала входную дверь. Плевать, думала она. Пусть потом говорит что хочет, но сейчас нужны подробности.

— Видите ли, — уверенно начала помощница следователя. — Владимира подозревают в серии убийств, и вы бы нам очень помогли…

— Убийств? — девушка отшатнулась, закрыв себе рот ладонью. — Не надо, пожалуйста! Я все перепутала! Пустите!

С неожиданной силой она отодвинула Машу и скрылась в подъезде, захлопнув за собой кодовую дверь.

Это полный крах! Даже песец… Так, наверное, сказал бы молодой я, случись это все в моей прошлой жизни. Только я начал верить, что могу рассчитывать на Дюса и на его таланты, и что в этот раз мы сохраним нашу дружбу, а тут вдруг такая подстава.

С другой стороны, может, это и к лучшему — он будет заниматься своими делами, а я своими. Закончит свой техникум, найдет дело по душе, где все будет зависеть только от него. И уж точно не приложит руку к моей смерти спустя тридцать два года… Или нет? Пусть в прошлой жизни случилась дрянь, но сейчас, в этом времени, он мой лучший друг. Вот почему мне обидно.

— Я думал, уж кто-кто, но Дюс!.. — Илюха растерянно чесал лоб. — Как же так?

— А ты на что? — с вызовом посмотрел на него Саня.

— А ведь правда, — медленно проговорил я, оценивая перспективы.

— Вы о чем, ребят? — Илюха все еще не понимал.