Камеи для императрицы - Страница 6
Госпоже Аржановой тоже что-то было нужно от князя, в этом Турчанинов не сомневался. Но он не увидел ее на следующий день в кабинете Светлейшего, а вечером – в большой гостиной его дворца-новостройки. Ее прислуга не стала шастать по коридорам княжеского жилища, как у себя дома. Ее родня не заявилась к Турчанинову с кипой разнообразных прошений, из которых он мог бы узнать всю подноготную этих людей.
Вдова подполковника Ширванского полка осталась жить на той же скромной квартире, которую сняла на Арсенальной улице десять дней назад, по приезде в Херсон. Тем не менее Турчанинову донесли, что младший адъютант Светлейшего князь Мещерский ездил на Арсенальную в нанятом экипаже за этой женщиной. Первый раз любовники почти весь день провели довольно далеко от Херсона, на лесистом берегу Днепра, где был организован пикник. Еще два раза она приезжала с Мещерским поздно вечером прямо во дворец.
А вчера коллежский советник и вовсе растерялся. Потемкин вручил ему собственноручно написанный список участников торжественной и сугубо официальной церемонии спуска на воду фрегата «Флора», первого русского военного корабля, построенного на Черном море, и дипломатического обеда, следующего за спуском. Госпожа Аржанова фигурировала там среди таких важных и доверенных лиц князя, как камер-юнкер двора Ее Величества и любимый племянник Светлейшего Александр Самойлов, давно ставший его ближайшим помощником; главный строитель города и верфи генерал-майор артиллерии Ганнибал; комендант крепости подполковник Соколов; инженер-полковник Герман, составитель генерального плана застройки Херсона; командиры двух пехотных полков – Орловского и Азовского, расквартированных около города, полковники Нефедов и Шалыгин; настоятель городского храма протоиерей Лука и, наконец, послы Шахин-Гирея: Али-Мехмет-мурза, исполняющий обязанности министра иностранных дел, мухарас, то есть член ханского Дивана, или совета, и молодой двоюродный брат крымского правителя Казы-Гирей со своими переводчиком и начальником полусотенного отряда охраны.
Дело принимало неожиданный оборот. Турчанинов подумал-подумал и сел писать письмо командиру Ширванского пехотного полка полковнику Бурнашову. Авантюристка просчиталась, назвав Потемкину эту воинскую часть. Командир полка Степан Данилович Бурнашов был «однокорытником» Турчанинова, то есть вместе с ним учился в Артиллерийском и Инженерном корпусе в Санкт-Петербурге. После окончания этого учебного заведения пути их разошлись. Снова встретились они лишь в годы первой русско-турецкой войны, в Крыму.
В корпусе Бурнашов никакими талантами не блистал. Потому служить его отправили в Ораниенбаум, в крепостную артиллерию. Но с началом боевых действий выпросился он в армию. Место для Бурнашова нашлось в Сивашском корпусе, и день начала крымской операции – 18 июля 1771 года – стал поворотом в его карьере. Во главе авангардного отряда в две тысячи егерей и гусар молодой секунд-майор перебрался через Генический залив на Арабатскую стрелку, подошел к татарской крепости Арабат и… через три дня взял ее штурмом, взойдя на крепостные стены впереди своих храбрых солдат.
Этот классический подвиг офицера оценили по достоинству. Орден Св. Георгия 4-й степени, именной рескрипт императрицы, следующий чин и должность комадира пехотного полка стали наградой двадцативосьмилетнему Степану Бурнашову. Но он не загордился. В штабе главнокомандующего Крымской армией генерал-поручика князя Долгорукова, где герою вручали высокую награду, он, увидев среди чиновников Турчанинова, первым подошел к нему. «Однокорытники» обнялись и потом провели вместе целый день. Юношеская дружба воскресла.
Теперь Ширванский полк состоял в 3-й дивизии, расквартированной в Правобережной Украине. Письмо должно было дойти быстро. Турчанинов написал Бурнашову о своем недавнем повышении в чине, о трудностях сбора урожая в его маленьком поместье в Белоруссии, о здоровье жены и детей. В конце сделал короткую приписку: «Знаком ли тебе подполковник Аржанов? Здесь говорят, что он служил в Ширванском полку, но погиб. Сделай милость, напиши ПОСКОРЕЕ и ВСЕ, что знаешь о нем самом и о его ближайших родственниках. Это нужно мне по службе…»
В настоящее время Светлейший князь Потемкин был безумно увлечен новым для него проектом – постройкой морского корабля. Он никогда не видел прежде, как строят корабли. Он хорошо знал армейскую службу, придворный обиход, работу разных бюрократических контор Российского государства, видел большие полевые сражения и сам участвовал в них. Ничто не могло сравниться по силе впечатлений с удивительной картиной возведения на стапелях крутобокого деревянного чудовища на толстом киле, с бортами, в изгибе устремляющимися вверх, с кормой, украшенной художественной резьбой, имеющей семь окон и узкий балкон.
Корабль занимал все мысли князя. Он говорил только о нем. Анастасия попросила отвезти ее на верфь. Ей тоже хотелось увидеть это чудо. Светлейший согласился. Но на верфь они попали в горячие предспусковые дни, когда работы на фрегате приобрели характер лихорадочный и невероятно напряженный.
Корабль был виден издалека. Рабочие облепляли его, как муравьи тушку небольшой черноморской рыбы-султанки, выброшенную на берег. Стук молотков и визжание пил разносились над верфью. Работы шли и внутри корабля и снаружи. Надводную часть его корпуса красили, подводную же часть покрывали специальной судовой мазью – вонючей грязно-белой смесью из серы, сала, свинцовых белил, рыбьего жира и растительных притирок. Этот состав помогал предохранять днище от гниения в морской воде.
Вначале они остановились под левым бортом фрегата, который отбрасывал на землю длинную ровную тень, и, задрав головы, посмотрели наверх. Прямо над ними качалась люлька с двумя малярами, одетыми в сермяжные куртки. Они обмакивали кисти в бадейку и слой за слоем накладывали на дерево густую, жирно блестевшую на солнце масляную краску. Тот маляр, что был помоложе, загляделся на Анастасию, опустил кисть мимо бадейки и уронил ее на землю.
– Шкуру спущу! – погрозил кулаком ему корабельный мастер Иван Афанасьев.
Это был рослый, худой, как жердь, малоразговорчивый человек с натруженными руками работяги. Фрегат строил он, и, следовательно, ему же надлежало давать пояснения губернатору Новороссийской и Азовской губерний. Он мрачно водил по верфи Светлейшего князя, княжеского адъютанта в кирасирском мундире и молодую даму, чье присутствие здесь представлялось ему совершенно неуместным.
Афанасьев то и дело оглядывался на ее пышное платье и злорадно отмечал про себя, что за шелковый подол его легко цепляются стружки, а от капель краски, иногда срывающихся с кистей, спутница Потемкина загораживается кружевным зонтиком на длинной ручке. Но все-таки она была красива и улыбалась очень мило именно корабельному мастеру. С усмешкой выслушал он сентенцию Анастасии о гении человечества, создавшем деревянную конструкцию, несущую на себе многопудовые орудия, высокие мачты, большие паруса и при том не тонущую в воде. Однако Светлейшему Афанасьев преподал некий урок.
Дед его, замечательный инженер, лично знакомый с самодержцем всея Руси Петром Великим, его отец, его братья – все работали в Санкт-Петербургском Адмиралтействе, строили военные корабли. Пошел и он по этой стезе, самый младший из детей в семье. Учился по дедовым книгам и чертежам, в четырнадцать лет поступил в Адмиралтейство рабочим и постепенно поднимался по ступеням служебной лестницы.
Экзамен на звание корабельного мастера Афанасьев сдал давно. Но вакансия в Петербурге все не появлялась. Вдруг весной 1778 года предложили ему быть главным строителем судна, однако очень далеко, на верфи в устье Днепра. Там правительство намеревалось возводить в урочище у земляного укрепления Александр-шанц новый город под названием «Херсон», с крепостью и Адмиралтейством. Афанасьев согласился. В день оглашения царского указа о Херсоне, 25 июля 1778 года, он уже находился на месте, при закладке верфи.
Корабль заложили позже. Строить его решили по чертежам фрегата «Гермес», спущенного на воду в Санкт-Петербурге тремя годами раньше. В целях экономии и для ускорения дела проект чуть-чуть переработали. Херсонский фрегат стал короче, легче, с меньшим числом орудий. Афанасьев работал на «Гермесе» десятником и его особенности хорошо знал.