Калевала - Страница 40
— Раз решился ты ехать — делай как знаешь, — сказала ему у порога мать. — Только вот тебе совет: как поднесут тебе кружку, то, прежде чем выпить, загляни на дно ей — будут там черви и лягушки.
И еще сказала мать, проводив Лемминкяйнена к воротам:
— Если все же доедешь ты до пира, то веди себя не заносчиво — садись на полсиденья, ступай на полполовицы. Будет это достойно, и тогда, быть может, не раздразнишь ты сариольских мужей!
Наконец сел Лемминкяйнен в сани, ударил коня плеткой с жемчугами в рукояти, и понеслись сани вдаль, к полночным странам. Недолго он проехал, как увидел стаю глухарей, что поднялась из-под копыт ретивого коня и отлетела в чащу: осталось от птиц на дороге несколько перьев; поднял их Ахти и положил в кошель на поясе, решив, что могут они в пути при нужде сгодиться.
На исходе дня вдруг зафыркал испуганно гнедой конь и остановился без вожжей на дороге. Поднялся Лемминкяйнен с сиденья саней, взглянул вперед — все так, как говорила ему мать: идет дорога мимо огненной реки, посреди нее пылает скала, а на скале сидит горящий орел и изрыгает пламя горлом. Заметила огненная птица, мечущая перьями искры, Лемминкяйнена и спросила его с громким клекотом:
— Куда, герой, путь держишь?
— Еду я на свадьбу в Похьолу, — ответил удалой Ахти. — Дай мне, Лемминкяйнену, дорогу — проеду я у края реки!
— Как не дать дорогу путнику, а Лемминкяйнену — тем паче! — крикнул орел огненной глоткой. — Ступай ко мне в горло — вот куда тебе путь лежит! Там уж ты попируешь — навек отдохнешь в моей утробе!
Разинул орел клюв, расправил пламенные крылья, но Ахти, достав из кошелька собранные на дороге перья, свалял их в комок, потер между ладонями, и вылетела из его рук стая глухарей. Бросил Лемминкяйнен всю стаю в глотку, а сам хлестнул коня и проехал по дороге невредимым.
Помчались сани дальше, и еще день без устали несся конь на полночь, а к исходу того дня вновь испугался и, заржав, стал как вкопанный. Поднявшись с сиденья, посмотрел Лемминкяйнен вперед — и опять все вышло по словам матери: пылала поперек пути пропасть, полная раскаленных камней, и не видно было ей конца и края ни на восходе, ни на закате. Подумал Ахти, как ему быть, и обратился к Укко с песней:
Услышал Укко удалого Ахти, согнал надо рвом тучи и от милости своей послал снег на раскаленные камни. Завалили тяжелые хлопья шипящие глыбы, и встало во рву озеро из растопленного снега. Разгулялись по озеру буйные волны, но не тревожили они Лемминкяйнена — чародейством возвел он ледяной мост над пропастью и бесстрашно переехал на другой берег. Так спасся он второй раз от уготованной ему гибели.
Подстегнув коня, помчался Ахти дальше и вскоре достиг ущелья, что служило воротами Похьолы. Там снова остановился гнедой скакун: у входа в то ущелье стояли волк и медведь — ужасные звери из чащи Маналы. Порылся веселый Лемминкяйнен в своем кошельке и отыскал там случайный клок овечьей шерсти. Скатал он прядку в комочек между ладонями, дунул в руки и выпустил оттуда целое овечье стадо с ягнятами и баловными ярками. Тут же бросились жуткие звери за овцами — волк добычу зубами рвет, лижет кровь с перерезанных глоток, медведь когтями вспарывает ярочкам брюха и выедает печень, — а Лемминкяйнен тем часом поехал себе в Сариолу сквозь открытое ущелье.
Уже добрался удалой Ахти до окутанной мраком земли Похьолы, как тут встала перед ним ограда из железных копий, что на сто сажен уходили в землю и на тысячу — в небо: кротом зароешься в землю — не подкопать, птицей взмоешь в выси — не перелететь. Сплетены были те железные колья змеями, связаны ползучими гадами — зарябило в глазах у Лемминкяйнена от извивающихся хвостов, качающихся голов и мелькающих жал, шипение и свист заполнили его уши. Призадумался Кауко перед этой бедой, но не отступил — решил бесстрашно железом покроить железо. Вынул богатырь из ножен сияющий клинок и иссек яростно в куски змеиную ограду, пропитал землю гадючьей кровью.
Подрубив семь железных кольев, повалил их Лемминкяйнен наземь и двинулся было дальше, но тут увидел на пути змею: выше сосен подняла она голову, язык ее был с тысячью жалами и в копье длиною, на голове — сто неусыпных глаз шириною с решето, зубы — точно ручки грабель, а спина была шире доброй лодки. Не посмел отважный Кауко ехать мимо той стоглазой змеи и решил отвести беду таким заклятием:
Сказал Лемминкяйнен заклинание, но не послушалась его змея — по-прежнему шипела она, высоко подняв голову, и грозила герою жалом из жуткой пасти. Тогда припомнил Ахти древнее знание, что передала ему старая мать, — вспомнил он начало змеи.