Калевала - Страница 28

Не добыв заклятий в Манале, отправился Вяйнемёйнен в Калевалу, рассуждая по пути сам с собою: где б найти ему слова для трех недостающих заклинаний? Шел навстречу рунопевцу пастух, владевший даром прозорливости, услыхал он заботу Вяйнемёйнена и ответил на его думу — сказал то, что счастливо ему открылось:

— Найдешь ты нужные слова у великана Випунена, которому известна вся мудрость и ведомы все заклинания на свете. Вот только трудна к нему дорога: треть пути идти придется по острым спицам, другую — по лезвиям мечей, а еще одну — по отточенным секирам.

Рассказал пастух, где отыскать ту дорогу, и пошел дальше, а Вяйнемёйнен, поразмыслив, направился в кузню Ильмаринена. Там попросил он славного мастера сделать ему железные сапоги и сработать железную рубашку, а после выковать стержень из упругой стали, чтобы мог он служить крепким рычагом.

— Хочу я добыть три заклинания, — сказал Вяйнемёйнен кузнецу, — которые есть на языке у знатока дивных песен Випунена.

— Боюсь, не умер ли Антеро Випунен, — ответил на это Ильмаринен, — давно никто его не видел, и не стоят по лесам и рощам его силки на лосей и тенета на медведей.

Однако все сделал кузнец, о чем просил его вещий Вяйнемёйнен, — и железные сапоги, и прочную кольчугу, и рычаг из стали, который поверху оковал для крепости железом. Не мешкая, устремился мудрый старец туда, куда направил его пастух: в первый день легко одолел он поле с острыми спицами, другой день с трудом шел дорогою из мечей, на третий день, шатаясь, едва осилил путь по отточенным секирам. И вот увидел наконец Вяйнемёйнен Антеро Випунена, лучшего на свете знатока заклинаний, — крепко спал великан на лесной поляне: за долгий сон глубоко вросло его тело в сырую землю, на плечах поднялись осины, с бороды склонилась на грудь ива, в усах встали ели, а на лбу вытянулись сосны. Достал Вяйнемёйнен меч из кожаных ножен и срубил острым железом осины на плечах могучего заклинателя, извел в бороде иву, повалил на усах ели и на лбу сосны. Следом взял вещий певец железный стержень и стал разжимать великану зубы, чтобы выведать у его языка сокровенные слова. Стиснул Випунен во сне челюсти и прокусил сверху железо, но стальной сердцевиной стержня отверз-таки Вяйнемёйнен заклинателю уста.

Однако невзначай вонзил вещий старец стержень в десну великана, и тяжело пробудился тот от своего глубокого сна. Зевнул Випунен, а Вяйнемёйнен неловко споткнулся на его губе и, как был весь в железе, упал в огромный рот, соскользнул в горло.

— Много чего я пробовал, — сказал удивленно Випунен, — глотал и козу, и овцу, и корову, бывало, и кабаном закусывал, но такого кусочка не отведывал ни разу!

В горле Випунена, как в склепе Калмы, тесно было Вяйнемёйнену, — тогда из березового черенка ножа, что висел на его поясе, изготовил он искусно лодку и поплыл на ней по теплым кишкам в большой желудок великана. Там, в просторной утробе, чтобы растревожить грубую плоть Антеро, устроил Вяйнемёйнен кузницу: из кафтана сделал он печь, из рубашки — мехи, колено ему стало наковальней, а кулак — молотом. Развел вещий старец в горниле огонь и принялся ковать дни и ночи без перерыва, наводя тем ужасный шум в животе могучего певца заклятий.

Рассвирепел Випунен, ибо до рта его долетели искры и сжигал нутро жар раскаленного железа.

— Кто ты такой? Как попал ты в мое чрево, изверг?! — взревел могучий заклинатель. — Может, ты — болезнь, посланная вышними богами, или навели тебя чарами недруги? Если хворость сия от богов, то предамся я воле Укко: героев он не оставляет и никогда не губит отважных! Ежели наслали тебя недруги, то отыщу я твое начало и, открыв происхождение, изведу из тела наружу! Из жилищ мертвецов вышел ты, мучитель, из отверстых могил, — стал гадать о начале напасти Випунен, — из пыли, крутимой ветром, из шумящих песков, из болотных окон, из темных расщелин, с богатых медью гор, с полян Хийси, из дуплистых старых сосен, из гнилого елового леса, из лисьей норы, из пещер медвежьих, с полей сражений, где мужи насмерть бьются, из дымящейся крови, из тысячесаженной морской глуби, из шипящего речного потока, из огнем кипящей бездны, из стремнины водопада, с изнанки неба, со стези ветров, — скажи, оттуда ль ты пробрался в мое чрево, чтобы терзать меня и мучить ужасной мукой?

Но не ответил Вяйнемёйнен — только нагнал мехами в горнило побольше жару да продолжил ковать железо.

— Выходи, собака Хийси! — вновь взревел великан. — Убирайся, пес Маны! Хватит рвать мне печень, довольно жечь селезенку и терзать мои легкие! Если меня ты слушать не хочешь, то кликну я на помощь жен земли и хозяев полей, чтобы выгнали тебя наружу! А если и их не боишься, призову на твою погибель лесной еловый народ, можжевеловых слуг да детей озера, чтобы извергли тебя из моего тела и раздавили лихую напасть! Если и теперь тебе не страшно, то знай, что позову я на помощь мать воды в синем платье, дочь творения, древнейшую из женщин, и Укко с разящим огненным мечом, чтобы они меня исцелили, чтобы не был я чужим наваждением пожран, а тебя чтобы изгнали и отвратили муку!

Но по-прежнему молча ковал Вяйнемёйнен, по-прежнему раздувал в горне жаркое пламя.

— Уходи, изверг, вылезай из нутра, мучитель! — снова не выдержал Випунен. — Не твое это жилище — ищи себе другую обитель! Отправляйся к тем, кто тебя наслал, — грозою мчись в их дом, изломай им пальцы, вырви глаза из впадин, сверни им шеи и размозжи головы! Если ты — болезнь от ветра и надута весенним воздухом, то иди, не садясь отдохнуть на деревья, дорогою ветра прямо на медную гору — там и живи вольно! Если спустился ты с изнанки облаков — поднимайся опять на небо, там и живи себе, там и мерцай в облаках средь капель! Если пригнан ты сюда водою, то к воде и вернись — погружайся вновь в потоки и качайся себе на волнах! Если явился ты с поляны Калмы, из жилищ умерших, — уходи назад под могильный дерн, спускайся в обитель смерти! А если вышел ты из дремучих лесов Хийси, то снова скройся в тех еловых чащах, запрись в сосновой избе и оставайся там, покуда не сгниет в доме пол, не покроет плесень стены и не упадет на землю крыша! Уходи, дрянной мучитель, в медвежьи берлоги, на безгласные болота, в зыбкие трясины, в мертвые, безрыбные озера! А не найдешь там себе места — ступай в Похьолу, в дальнюю область лапландцев, на пустынные земли, в поля, не знавшие плуга, где ни солнца, ни луны, — уж там тебе будет по нраву!