Калевала - Страница 21
14. Лемминкяйнен погибает на берегах Туонелы
Упустив красавца-лося, постыдным посчитал Лемминкяйнен возвращаться из леса без добычи. Кое-как починил он лыжи и пошел за зверем по следу — но только нет уже в лыжах прежней прыти, потеряли они былую силу. Долго ходил Лемминкяйнен по горам, лесам и рощам, долго бродил без удачи по болотам и черным полянам Хийси, пока не понял, что не поймать ему чудесного лося без Тапио и Миэликки. Попросил Ахти служанку Тапио, что заботилась о дичи и пасла лесные стада, сыграть на медовоголосой дудке, дабы пробудились хозяева леса от зимнего сна и услышали его мольбы, а сам тем часом вышел на опушку и запел такую песню:
Склонил к себе Лемминкяйнен лесных хозяев, потрафил мужам и лесным девам угодной их слуху песней, и встали они на его сторону: отыскали в чаще лося Хийси, подняли из логова и погнали к поляне, где ждал добычу Ахти. Как только выскочил, ломая сучья, быстроногий зверь из леса на опушку, накинул удалой Лемминкяйнен ему на шею аркан и повел к хозяйке Похьолы.
Пригнав добычу на двор старухи Лоухи, сказал Лемминкяйнен:
— Тяжела была охота, но изловил я чудесного лося — теперь твой черед отдать за меня девицу!
— Не до конца я тебя испытала, — ответила удальцу злая Лоухи. — Сначала взнуздай неукротимого коня на полянах Хийси и приведи долгогривого сюда — тогда только отдам тебе дочку.
Ни слова не сказал ей Лемминкяйнен — взял золотые Удила да серебряный повод и пошел искать волшебного коня по краям полян Хийси. Долго бродил Ахти от места к месту, заткнув узду за пояс, но нигде не повстречался ему на пути огромный длинногривый конь. Наконец, на третий день напрасных поисков, взобрался Лемминкяйнен на высокий утес и, оглядев с вершины просторы, увидел на солнечном восходе белолобого коня, что ходил по пескам у дремучих елей. Чуден и неукротим был этот конь — копытом выбивал он овраги, шкура его пылала огнем, а из гривы подымался к небу смоляной дым. Понял Лемминкяйнен, что не обуздать ему одному норовистого коня, и умолил Укко, правящего грозами, раскрыть небесную кровлю и ниспустить на жеребца Хийси железный град, чтобы присмирел белолобый и укротил ярый норов. Милостиво раздернул надоблачный правитель воздух, разломил пополам небесный свод и сбросил на долгогривого коня небывалый железный град, где каждая градина была со свиное рыло. Побило жеребца тем градом, и стал он смирен и тих до того, что подпустил к Себе веселого Лемминкяйнена, лукаво заведшего ласковые речи:
— Добрый конь, нагни золотую голову, встань под узду! Обижать тебя не стану — не трону ни хлыстом, ни плеткой! Пойдешь со мной рядом в поводу к дому хозяйки Похьолы.
Нагнул жеребец голову, а Лемминкяйнен надел ему узду и тут же проворно вскочил на спину. Дав долгогривому кнута, помчался удалой Ахти в холодную скалистую Похьолу, укрытую зябкими снегами. На самый двор Лоухи, сотрясая землю, пригнал коня герой; вошел в дом и сказал хозяйке Похьолы:
— Поймал я быстроногого лося Хийси, взнуздал огромного огненного коня, теперь за тобой дело — отдавай мне в жены дочь!
— Последний тебе остался подвиг, — сказала злая Лоухи. — Если с первой стрелы подстрелишь ты лебедя на черных водах Туонелы, в реке, что течет в подземной Манале, то будет твоей красавица Похьолы.
Не стал спорить удалой Лемминкяйнен — самому ему захотелось увидеть длинношеего лебедя в черной Туонеле, захотелось взглянуть на страшные урочища Маналы. Взял Ахти тугой лук, повесил за спину колчан и отправился поспешно в нижние пределы мира. Долог был его путь, но вышел наконец беспечный Лемминкяйнен к черным водам священной реки — а там давно уже караулил его дрянной старик, которого обошел Ахти заклятиями. Увидел злобный пастух, притаившийся во мраке, Лемминкяйнена, выхватил из волн Туони ядовитого гада и метнул его что есть силы в обидчика. Вонзился змей в сердце Ахти, вгрызся ему в печень и вышел вон через правую подмышку. От страшной боли потемнел Лемминкяйнен, повалился навзничь и со стонами горько посетовал:
— Не спросил я у тебя, матушка, заговорных слов от змеиных язв! Приди, родная, мне на помощь! Избавь от смерти, чтобы вновь проснулся я юношей, вновь поднялся, полный жизни!