Каков на вкус грех? (СИ) - Страница 1

Новинки и продолжение на сайте библиотеки https://www.litmir.me

Но, знаете, бывают в жизни моменты, когда противиться искушению просто грешно.

Гарри Гаррисон «Рождение Стальной Крысы» ©.

Джон Константин восседал на крыше одного из многочисленных небоскрёбов в своём городе. В одной руке он держал какую-то белую пачку, в другой — что-то наподобие тонкой пластины. Он переводил взгляд с одной вещицы на другую, а потом вновь смотрел на ночной город и пытался вдохнуть прохладу, стараясь отыскать в ней те самые поэтические нотки вдохновения, о которых писали многие. Но ничего не находил. Да и, в общем-то, вся эта огненная жизнь внизу, красивая лишь по ночам, его не очень прельщала; Джон и сам не понял, как оказался на этой крыше и к тому же ночью, да ещё и с такими атрибутами. Однако давать отчёта в своих действиях он не старался уже целых два месяца, прошедших со знаменательного события. Да-да, считайте, ему дарована вторая жизнь. А уж для Рая или для Ада — его выбор, не иначе. Но почему-то сам Джон считал, что в последнее время, как бы он ни старался, радужные объятия становились шире для него именно от Люцифера. Но в такие моменты, как сегодняшний, становилось всё равно, как повлияет тот или иной твой поступок на последующую жизнь. Просто хотелось сделать и наплевать на последствия. Да и знал Константин, что сумеет как-нибудь выкарабкаться, и станет вновь достойным Рая, а сейчас…

Руки отучились делать это. Пальцы неуверенно нащупали колёсико на зажигалке, осторожно провернули его. Вспыхнувшая на секунду искра обожгла ладонь Джона — тот и не думал, что за два с лишним месяца «отдыха» он станет таким неаккуратным и неумелым. Ну да ладно: надо же с чего-то начать? Константин пробует ещё раз: наконец греющий не только тело, но и душу огонёк затрепетал под порывами ветра. Джон хмыкнул и вновь потушил пламя, понимая, что совсем позабыл, что за чем следует в таком деле. Он усмехнулся над своим безумием, которое ему пришлось делить этой ночью одному. Не совсем уверенно достал из плотной пачки белую тонкую трубочку, несколько раз повертел в руках, вновь посмеялся над своими попытками найти фильтр и просто мягко положил в рот, теперь уже твёрдой рукой, словно бы память возвращалась к нему после длительной амнезии длиной в два месяца. В два чёртовых месяца. Джон терпел, старался, вставая каждый день, жить по правилам, нигде не прописанным, пытался поймать благодетель за хвост, а свой любимый грех отослать за сотни морей от себя; старался, но ничего ровным счётом не получилось. Точнее, как: получилось, получилось жить так, как предписал Рай. И даже очень хорошо получалось. Но хватило такого здравого ума и терпения только на два месяца и две недели. Не больше и не меньше.

Джон остро понял, особенно сейчас, держа сигарету во рту и ещё крутя в руках зажигалку, словно бы размышляя, делать преступный шаг или нет, что, хоть убей его (ах, такое уже было), он в жизни не променяет поначалу едкого, но потом приятно-сладковатого дымка и тлеющие угольки перед носом на перистые, золотистые облака и вечное солнце над собой. В таком случае он с презрением понимал, что уж лучше этого вечные бури, красноватые очертания разрушенных зданий и соседство с милыми существами. Нет, ну правда! Конечно, кому не хотелось в Рай? Навряд ли нашлись бы отказывающиеся от такого пикантного местечка. Но ведь для этого и жить нужно словно в тисках и под присмотром конвоира… Нет, Константину будет слишком скучно так — уж лучше он позволит своей слабости довести себя до Ада! Нет-нет, он ещё не соглашается на Ад, он просто, в сию секунду, имеет острое желание быть одной ногой там. А другой… другой хотя бы здесь, в этом промежутке. Но стремиться своей греховной головушкой надо, конечно же, в Небеса…

Джон знал, что успеет отмыться. Только бы потом уйти ему от последствий той слабости, которую он сегодня себе позволяет. Но это ничего, это всё жалкие пустяки. За прошедшие два месяца произошло нечто посерьёзнее курения. Точнее, это Константин как-то отмыл, но вот не знал, до конца ли?.. Ему казалось, что только стоило попробовать запретный плод, как его сок теперь смешался с его кровью и теперь был полностью частью его самого. Даже спустя месяц «невидения» объекта своей неутолимой страсти он знал, что, встретив этого человека хоть где-нибудь издали, пускай и случайно или даже нет (несмотря на установленные запреты между ними), он всё равно сорвётся с цепи, как умалишённый, как подросток за первой своей любовью, как утопающий за соломинкой… он сорвётся и даже не подумает, что-то будет в разы похуже годичного, непрерывного курения. А в общем, не всё ли равно?

Константин уже четверть часа нажимал и вновь отпускал колёсико на зажигалке; кончик сигареты был полностью мокрый, пачка с огромными чёрными буквами, гласившими о непопадании в Рай о смертельном вреде курении, лежала у него на коленях, а под ногами расположился целый мир, насыщенный сейчас алкоголем, страстными красотками, тем же родным запахом дыма и разноцветными огнями. Наверное, крыша семидесятиэтажного дома — это слишком низко в сравнении с другими небоскрёбами, но тоже, в общем-то, ничего. Здесь, по крайней мере, есть гарантия того, что если ты упадёшь, то от тебя ещё что-то останется и тебя смогут опознать, в то время как по жуткой кровавой каше… ну, немножечко затруднительно будет это сделать. Джону почему-то это пришло на ум — наверное, ещё остались свежими воспоминания от прошедших приключений. Это были не совсем уж такие необычные приключения, кстати: просто мимолётное увлечение, разминка, баловство. Правда, в один момент Константин думал, что порвёт на своей голове не только волосы — ещё бы парочку хорошеньких ударов об пол и потолок, и мальчишка бы отправился… сложно сказать, куда бы он отправился. Джон хотел думать, что в Рай. А может, он, как всегда, лишь глупо жалел его.

Смех и только: сам Константин жалеет кого-то!

Никто и не видел этого. Да и сам Джон увидел лишь только тогда, когда ощутил на своих губах отчего-то холодные, но мягкие, пропитанные чем-то неимоверно сладким губы этого таксиста (нет, это не кто-то в душе романтик, а это пару рюмок хорошего ликёра перед этим). Всё это было, конечно, до одури странно, приятно, ужасно, отвратительно, невыносимо мило, сладостно и, наконец, гадко. Всё вместе собралось тогда красивым, но вместе с тем уродливым букетом в их сознании. Константин вздрогнул: нет, не хотел сейчас он это вспоминать. Это нейтральное событие в его жизни — каждому плюсу свой минус; и совсем ведь неважно, что этих плюсов и минусов миллионы миллионов, а некоторые положительные ощущения Джон так и оставил скрытыми в своей душе. А ведь всё могло пойти иначе. Но сейчас это уже прошлое — такое мы привыкли давать решение всем нашим сегодняшним проблемам, комом прикатившимся оттуда? Да-да; это прошлое, выписавшее ему пока маленький, но уже имеющий достаточную власть запечь его куда надо билетик в Ад. Там его фамилия и имя, написанные красивым, с заведомо обманывающими завитушками почерком. И не только его.

Константин сам не помнил, во что это в итоге вылилось — не в его привычном многим эгоистичном нраве заботиться и любить. Он судорожно закапывал в самые захламлённые уголки своей памяти несколько туманных ночей, но, видимо, столь хороших, что до сих пор дрожь по коже была обеспечена; туда же со стыдом кидал тысячи вообще никак не свойственных ему слов о какой-то там, простите, любви, несколько воспоминаний о что-то всё-таки сделавших с его холодной, циничной натурой поцелуях и утрамбовывал всё это последним, даже сейчас не очень приятным, но, как говорят, таким нужным и важным разговором об уготовленном всем грешникам месте после смерти. Этот разговор стоял ещё комом в горле, подпираемый сзади тучей приготовленных слов об опровержении сказанного тогда. О да, это же было так нужно! Это же решил сам Джон Константин, постановивший, мать его, ещё давным-давно, что плоды его недалёких умозаключений являются истиной в высшей инстанции! Это было всё о том, что мальчишку он хотел таки уберечь: если не себя, то кого же ещё? И так тот одной ступнёй побывал на том свете и говорил, что, судя по виду, оказался он не совсем в Раю, так зачем же усугублять положение? Это решение было из того рода решений, от которых в действительности тошнит, но в реальности ты должен от них улыбаться и жить счастливо. А вот ни черта подобного!