Как живете, дети? - Страница 47
Так нужна ли особая педагогика, как дедушкам и бабушкам воспитывать своих внуков и внучек? Думаю, было бы здорово иметь такие книги. Дедушки и бабушки украшают золотую пору детства, насыщают ее любовью, заботой и мудростью.
Если человек прошагал свое детство без общения с самыми добрыми, ласковыми, мудрыми, горячо любящими его людьми — с дедушками и бабушками, это значит, что он потерял тысячу прелестных сказок, тысячу увлекательных прогулок, тысячу радостей от исполнения желаний, тысячу мудрых наставлений, в тысячу раз больше оказался незащищенным, в тысячу раз больше споткнулся о камни и в тысячу раз больше не сочувствовали ему в его горе.
Я закрываю глаза и ухожу в свое глубинное прошлое, когда с недалеких Кавказских гор доносился до нас грохот пушек, и я, уткнувшись в подушку, до поздней ночи ждал возвращения бабушки из колхозной пекарни, где она работала. Приходила бабушка, приносила домой буханку душистого горячего черного хлеба, успокаивала меня, начинала рассказывать сказки, и я засыпал беспечно, с надеждой. А эта беспечность, обретенная мною благодаря душевной доброте и ласке любимого человека, и была для меня не чем иным, как оплодотворением моего сердца человечностью.
По своему опыту знаю, какими драгоценными станут в будущем для каждого моего ребенка воспоминания о своих бабушках и дедушках. И считаю своим долгом помочь им глубже почувствовать преданность этих людей, а бабушкам и дедушкам доставить радость от проявления взаимной детской любви и заботливости.
От моих предков к предкам моих ребятишек
Дети суетятся: «Успеем? Не успеем?» А успеть надо многое: вынести парты в коридор, расставить стулья, устроить сцену, вывесить плакаты, завершить оформление выставок, прорепетировать...
В 12 часов начинается сдвоенный «урок» для бабушек и дедушек.
Я внутренне спокоен — успеем, конечно. Сегодня последний школьный день, 28 мая, других уроков у нас нет, кроме тех, которыми сейчас заняты дети.
Вчера у нас в классе был прощальный разговор. Дети поделились со мной своими планами на лето, я тоже рассказал им, чем буду занят это время, мы договорились, как переписываться друг с другом.
Вчера же после уроков я пригласил родителей, дети передали им пакеты со своими работами, в них были и характеристики детей.
А сегодня мы завершаем школьный год встречей с самыми добрыми и ласковыми людьми.
Гига и Сандро тащат столик в конец комнаты, ставят на него стул, и Сандро взбирается наверх. Лела подает ему плакат. То, что на нем написано, мы всем классом сочиняли в течение недели. Не удивляйтесь, пожалуйста. Дело в том, что нам нужно было вложить душу в эти несколько слов. Мне нужно было, чтобы дети вникли в суть встречи. И когда кто-то предлагал написать на главном плакате вроде: «Привет дорогим людям!» или же «Спасибо вам, что любите и балуете нас!» и т. д. и т. п. — мы отклоняли его. «Нет, — говорил я детям, — нам нужна более проникновенная мысль, которая выразит и наше чувство, и наше сознание долга!» — и мы продолжали поиск этой мысли. На доске то и дело появлялись и другие варианты содержания главного плаката. Но, в конце концов, мы остановились на варианте, который предложил нам... теперь уже неважно, кто. «Значит, предлагается такое содержание плаката?» — спросил я детей, когда увидел на доске новый вариант.
«Мы должны повторить вашу большую жизнь,
быть такими же сердечными, как вы!»
И мы начали коллективно осмысливать каждое слово. В течение 35 минут урока мысль эта постепенно усовершенствовалась. Кто-то сказал, что Мы должны повторить звучит как-то неэтично, похоже на хвастовство. Первую часть написанною на доске мы изменили так: В нас должна повториться ваша большая жизнь... Вместо слова большая кто-то предложил славная. Слово это понравилось всем, потому что «жизнь может быть длинной, но не славной, и она может быть короткой, но славной и героической». Многим показалось, что вторая часть написанного на доске содержания плаката непоэтична, незвучна, длинна. Сперва эту часть мы исправили так: чуткость вашего сердца, но все же остались недовольны. «У них не только чуткое сердце... Сердце у них большое... Дело вовсе не в том, какое у них сердце...» И тогда я дал три минуты на размышление, после чего мы внесли еще одну поправку:
«В нас должна повториться ваша славная жизнь,
биение вашего сердца!»
Полученное аккуратно переписали на другой доске и начали выяснять, какие чувства и мысли мы вложили в него. Затем поручили нашим лучшим художникам оформить плакат. Этот плакат и вешает сейчас Сандро. Плакат действительно красивый. Дети смотрят, любуются, читают вслух:
«В нас должна повториться ваша славная жизнь,
биение вашего сердца!»
В коридоре группа мальчиков готовит выставку рисунков. Выставка радостная: дети нарисовали себя вместе со своими самыми добрыми и любимыми людьми. Названия картин передают всю гамму содержания выставки: «Прости, пожалуйста!», «Расскажи сказку!», «Пойдем гулять!», «Очень-очень прошу!», «Мы секретничаем», «Мои защитники», «А что у тебя в бороде?», «Орденоносец», «Первые морщинки», «Какое у тебя сердце?» и т. д.
Потом мальчики выносят парты в коридор, приносят стулья. Девочки подметают пол, чистят подоконники.
Ния заканчивает оформление своей стенной газеты, дети прикрепляют газету на стене.
Нато уединилась, она стоит у окна и что-то шепотом повторяет.
Тея и Георгий подходят то к одному, то к другому: уточняют программу выступлений, они сегодня выполняют роль ведущих.
Котэ репетирует на пианино. Он сочинил свою песенку, многие подпевают ему, не отрываясь от своих дел.
Марика пытается поправить на стене рамы с фотографиями, она встает на стульчик, но все же недостает до рам и зовет на помощь Ираклия. В это время почему-то многие обернулись в сторону выставки фотопортретов и начали подсказывать Ираклию, какие поправить рамы, как поправить.
Эту выставку мы создавали постепенно. На первой фотографии, которую мы выставили два месяца тому назад, — моя бабушка. Ее портрет висит в центре: лицо — как высохший персик, улыбка — как раскрытая душа, глаза — как глубокие раны, а из губ приоткрытого рта как будто слышится благословение столетней женщины: «Живите трижды дольше меня, дети мои!..»
Я недавно приехал из деревни, куда ездил, чтобы повидаться с бабушкой. Приехал удрученный: настоящее, соприкоснувшись с прошлым, причинило мне боль и горечь. Был понедельник. Дети заметили («Шалва Александрович чем-то опечален!») и начали расспрашивать: «Что с Вами случилось?» Мне так хотелось услышать слова сочувствия, что взял и рассказал детям о моей бабушке, о моей печали. «Понимаете, — говорил я детям, — я открыл калитку и вошел во двор. В этом дворе провел я свое детство. Здесь по вечерам дедушка стелил свою бурку, мы ложились на нее, смотрели на звезды и говорили долго долго. Бабушка выносила нам фрукты, тоже садилась на бурку и начинала проклинать фашистов. А когда однажды над нами совсем близко пролетел немецкий самолет и выбросил прокламации, бабушка начала бросать ему вслед камни, а каждую прокламацию тут же топтала ногами... Вот я открываю калитку и вхожу во двор моего детства. Бабушку я не видел почти год. Я знаю, что она тяжело болела... Вхожу и вижу: стоит она, моя любимая бабушка, во дворе и смотрит куда-то вдаль. „Бабушка, — говорю, — здравствуй!“ Она поворачивается в мою сторону и начинает искать меня руками в воздухе.
„Кто ты?“ Я удивлен. „Это же я, бабушка, разве не видишь?“ — и прижимаю ее к сердцу, целую. Она своими огрубевшими от постоянного труда и иссушенными от возраста пальцами ощупывает мое лицо и смеется. „Это ты, сынок?! Это правда ты?!“ — и не верит своим пальцам. Почему пальцам? Это я узнал чуть позже: потому что она ослепла во время болезни... Ну, скажите мне, ребята, ведь виноват я, что не навещаю почаще свою любимую бабушку? Какая же это любовь, если я не приласкаю ее, не скажу пару добрых слов, не поцелую... А она живет ожиданиями — вот придут внуки и внучки!..» И дети сказали мне, что я виноват перед бабушкой, что обязательно надо почаще навещать ее. «Вы же будете корить себя в невнимательности, если она вдруг умрет!» — сказали мне они.