Как я стал знаменитым, худым, богатым, счастливым собой - Страница 3

Но я этого, конечно, не говорю. Меня спасают годы тренировок, привычка сохранять дистанцию с объектом моих исследований и никогда, никогда не говорить слишком много о себе. Я как полицейский во внерабочее время, ужинающий со своей семьей, но не способный прекратить следить за рестораном на предмет потенциальных преступников.

Так что вместо того, чтобы излить душу, я прибегаю к старой уловке, используемой журналистами и женщинами, которые хотят приободрить собеседника.

– Доктор Винховен, – говорю я наконец, – расскажите мне о себе. Как вы попали в индустрию счастья?

Винховен радостно откидывается в кресло. Его молодость пришлась на 1960-е, когда сокурсники баловались дурью, носили футболки с Че Геварой и рассуждали об идеальном обществе. Винховен от дури, конечно, не отказывался, но футболки с Че Геварой не носил, а вот «идеальные общества» в странах восточного блока находил занимательными. Но вместо того чтобы судить о них по их системе, он думал о том, чтобы попробовать оценить их по результатам. Счастливы ли жители этих стран? Героем Винховена был не Че Гевара, а далекий от социализма британский адвокат Джереми Бентам, известный своим утилитарным принципом «максимальное счастье для максимального количества людей». Винховен с удовольствием носил бы футболку с его изображением, если бы она существовала.

Винховен был студентом социологического факультета. Социология в то время представляла собой науку, которая изучала только болезни и дисфункции обществ. Ее сестра – психология – изучала болезни ума. Но только не молодой Рут. Его интересовали здоровые умы и счастливые места. Однажды, смущенно, но решительно, Винховен постучался в дверь своего профессора и поинтересовался, мог ли бы он изучать счастье. Его профессор, человек трезвомыслящий и придерживающийся твердых академических основ, без тени сомнения сказал ему замолчать и никогда не употреблять больше это слово. Счастье не было серьезным предметом.

Винховен ушел посрамленный, но втайне ликующий. Он знал, что нашел что-то стоящее. И так случилось (хотя молодой голландский студент в то время еще не знал об этом), но во всем мире у социологов просыпался интерес к новой дисциплине – к изучению счастья. Сегодня Винховен находится на передовой науки, производящей сотни научных работ ежегодно. Проводятся конференции, выходят научные статьи о счастье, и есть даже Журнал исследований счастья («Journal of Happiness Studies»), основателем и главным редактором которого является Винховен.

Студенты Университета Клермонт-Грэдуэйт в Калифорнии сегодня получают ученые степени в позитивной психологии – в области изучения счастья.

Некоторые коллеги Винховена до сих пор думают, что старый профессор был прав и что исследование счастья ошибочно и глупо. Но тем не менее они не могут игнорировать его науку. Его исследования повсюду – их публикуют, на них ссылаются в научных статьях, а в академическом мире это означает, что они имеют вес.

Конечно, идея созерцания счастья не нова. Древние греки и римляне делали многое на этой ниве. Аристотель, Платон, Эпикур и другие бились над вечными вопросами. Что такое хорошая жизнь? Является ли удовольствие тем же, что и счастье? Когда же мы изобретем вечный внутренний источник счастья?

Позднее к грекам и римлянам присоединились другие просвещенные мужи из мест куда более северных, которые потратили огромное количество времени в кафе, созерцая бурлящую за окном жизнь, порой сложную и неоднозначную. Такие люди, как Кант, Шопенгауэр, Милль, Ницше и позже – Ларри Дэвид, тоже много говорили о счастье.

А еще есть религия. Что такое религия, если не руководство к счастью и блаженству? Каждая религия учит своих последователей тому, как прийти к счастью в этой жизни или следующей через смирение, медитации, преданность или же – если вам случилось принадлежать к иудейской или католической вере – через чувство вины.

Все это может быть полезно, поучительно даже, но это, конечно, не наука. Это мнение. Конечно, обоснованное, но все же мнение, а в современном мире мы мнения практически не учитываем, только если они не наши собственные, и то не всегда. Но что мы действительно уважаем и на что всегда обращаем внимание, так это на науку – академическую или популярную. Прежде всего, мы любим хорошее исследование. Журналисты на уровне инстинктов знают, что для того чтобы завладеть вниманием людей, нужно произнести эти три слова: «Новое исследование показало». И не очень принципиально, что следует за ними. Новое исследование показало, что красное вино вас лечит/убивает. Новое исследование показало, что домашние задания отупляют/развивают вас. Особенно нам нравятся исследования, которые вызывают доверие, подтверждая наши собственные особенности и пристрастия. К примеру, «новое исследование показало, что у умных людей стол грязный» или «новое исследование показало, что ежедневный метеоризм приводит к долголетию».

Поэтому, чтобы новая наука о счастье была принята всерьез, необходимы исследования. Также, прежде всего, необходим словарь – серьезный лексикон. Одного лишь слова «счастье» недостаточно. Оно звучит слишком легкомысленно и понятно. Эта проблема требовала решения. В итоге исследователи придумали новый термин «субъективное благополучие». Замечательно же! Мало того что это сложносочиненное и практически непроницаемое для дилетантов понятие, так оно еще и сокращается в совсем уж загадочную аббревиатуру СББ. Сегодня, если вы хотите найти самые последние исследования в области счастья, именно это словосочетание вам нужно гуглить. Следом появились другие терминологические головоломки. Например, «позитивное состояние» – это когда кому-то хорошо, а «негативное состояние» – это, как вы наверняка догадались, когда кому-то плохо.

Дальше новой науке о счастье необходимы данные. Цифры. Зачем еще нужна наука, если не для цифр, желательно больших, с кучей знаков после запятой?

Но как ученые получают эти цифры? Они что-нибудь измеряют. О нет, только не это! Ключевой КПП. Как можно измерить счастье? Счастье – это чувство, настроение, взгляд на жизнь. Оно не может быть измерено.

Или может? Нейробиологи из Университета штата Айова выявили области мозга, отвечающие за хорошее или плохое настроение. Они обнаружили их, исследуя добровольцев (студентов, которым всегда нужны быстрые деньги) с помощью МРТ. Испытуемым показывали серию снимков. Когда это были приятные картинки – красивые пейзажи или играющие дельфины – активировалась предлобная доля. Когда людям показывали неприятные образы – птица, облитая маслом, мертвый солдат с развороченным лицом – активизировались более примитивные участки мозга. Радостные эмоции, другими словами, активизируют те области мозга, которые были развиты позже других. Это поднимает интригующий вопрос: стоит ли нам стремиться к счастью не только по личным причинам, но и ради эволюции?

Исследователи развлекаются и другими способами измерения счастья, исследуя гормоны стресса, сердечную деятельность, а также то, что называется «системой кодирования лицевых движений» – подсчетом того, сколько и как мы, например, улыбаемся. Все эти методы довольно многообещающи, и вполне вероятно, что в один прекрасный момент ученые смогут измерить уровень вашего счастья так же, как врач сегодня измеряет температуру.

Сегодня, тем не менее, исследователи измеряют счастье далеко не так технологично, как вы себе представляете, но вполне утилитарным методом. Они спрашивают людей о том, счастливы ли они. Я не шучу. «Учитывая все факторы, которые имеют значение, можете ли вы сказать, что счастливы сегодня?» – именно этот вопрос, так или иначе, исследователи задавали людям по всему миру в течение последних примерно сорока лет. Рут Винховен и его коллеги утверждают, что ответы на удивление точны. «Вы можете быть больны и не знать об этом, – объясняет ученый. – Но вы не можете быть счастливы и не понимать этого. По определению, если вы счастливы, вы точно это знаете».

Может быть, он и прав, но все же способность человека к самообману не стоит недооценивать. Действительно ли мы способны ощущать и понимать наше собственное счастье? Например, когда мне было семнадцать, я думал, что совершенно счастлив, независимо от мира. Оглядываясь назад, я понимаю, что просто не нюхал пороху. Ну и пиво, конечно, сыграло свою роль. Я думаю.