Как все начиналось - Страница 15

В этот момент из дома вылетел Виль с перекошенным от гнева лицом с двумя горящими глазами-угольками.

– Где?! – орал он. – Куда вы, маги недоученные, всех дели?! Куда дети исчезли?

Мы уставились на него.

– Как исчезли? – пролепетал Ваня и попятился обратно в сарай.

– Леший знает как исчезли!!! – голосил вурдалак. – Их в Училище бы в Стольный град отвезти! Такие бы воины-перевертыши получились!

– И сожрали бы они тебя по дороге! – попыталась возразить я тоненьким голоском, чтобы вурдалак не дай бог не услышал.

Ругался он долго и со вкусом, но потом все же сдался, признавая, что из новообращенных упырей воинов-перевертышей воспитать все равно не выйдет. Хотя бы потому, что первые не могут контролировать свои рефлексы и инстинкты, а последние их не примут в свое, заметьте, цивилизованное общество.

– Ваня, а что ты с ними сделал? – спросила я, когда мы успокоили Виля, развязали Данилу и нашли потерянный меч, завалившийся за сложенные поленья.

– Да не помню, чего я со страху наколдовал, – промямлил тот неразборчиво и безнадежно махнул рукой. – Наверное, отправил туда… ну, куда-нибудь.

Мы с перевертышем тревожно переглянулись. Здесь упыри жили на отшибе, своей деревней, которую все объезжают стороной, и только мы, путники чертовы, завернули. Сейчас же, если они перенеслись в людный город не дай бог такое начнется!

– Ты, Ванюша, глупее нашей Аськи! – констатировал Виль. – Это ж надо додуматься! Мы почти добились, чтоб перевертышей признали цивилизованной расой, как он такой кульбит выделывает! Да нас теперь всех перебьют! Люди-то упырей от перевертышей не отличают! Мы для вас все – опасность вашей драгоценной жизни. Теперь же мор начнется! Они же от людского запаха все с ума сойдут!

Меня перекосило: получается, все время, пока Виль находился в нашем с папашей доме, он облизывался на мою сладкую алую кровушку?

– Ваня, немедленно вспоминай, куда ты их отправил! – потребовала я. – Тогда мы сможем предупредить власти.

Ваня долго чесал затылок, цокал языком, но все было тщетно. Куда он услал чудовищ, вспомнить не выходило.

За всеми треволнениями мы даже не заметили, как забрезжил рассвет. Еще не утро, а какие-то непонятные грязные сумерки позволили разглядеть и двор и дом. Да, при дневном свете я бы сюда вряд ли заглянула, уж больно жуткими казались постройки.

– А где Пан? – спросила я, передавая задремавшего малыша Ване.

– Съели! – отозвался тот, принимая маленького хрупкого человечка, закутанного в большую серую шаль. На щеке у крохи алели три длинные царапины.

Не сговариваясь, мы с Вилем бросились в конюшню. Я ожидала увидеть едва ли не обглоданный скелет, подвешенный на крюк к потолку, но не представшую нашим глазам картину. Гном спал, подложив руку под щеку. Он храпел так, что сотрясалась земля, а из открытого рта по подбородку стекала тягучая слюна.

– Пан! – позвала я. – Пан, проснись.

Гном не реагировал.

– Пан!!!

Недолго думая вурдалак хорошенько пнул его ногой.

– Деньги в правом голенище зашиты, – вдруг запричитал пьяный приятель, – забирайте, только не бейте сапогами в живот!

– Просыпайся, алкаш! – пробурчал перевертыш.

Пантелей постарался разлепить глаза.

– О, ребята, – отозвался он радостно, – что-то случилось, а я где? – Он огляделся вокруг, поцокал языком и снова упал лицом в кучу грязной соломы, на которой спал.

– Да, случилось, – рявкнула я, – нас едва не сожрали!

– Всего-то, – протянул разочарованно гном, – а я-то думал, что и вправду что-то интересное пропустил!

– А этого тебе мало? – взвилась я.

– Да ладно, Аська, ты расстроена, расслабься. Хочешь, ко мне вместе с мальцом ложись, а? У меня тепло, – примиряюще предложил Пан, открывая полу грязного кафтана.

– Да иди ты! – плюнула я и, резко развернувшись, вышла на морозный воздух.

– А что я такого сказал? – донеслось мне в спину.

Через некоторое время Данила и Клавдия пришли в себя и рассказали нам, что случилось пару месяцев назад.

Сначала в деревне начался повальный мор скотины. Животные заболевали и падали замертво всего за одну ночь. Люди, охваченные паникой, собирались в маленькой церквушке и просили Господа о помощи. Через несколько дней стали умирать и сами жители. Обозленные на весь мир и Всевышнего, люди сходили с ума. Тогда кто-то и поджег церковь вместе с пастором.

В эту страшную ночь в семье у Данилы случилось горе: заболел самый младший из мальчиков – Коленька. Мучился малыш недолго, к утру отошел в мир иной. Все думали, что отошел… а он превратился в упыря и все семейство обратил. Очевидно, зараза давно разошлась по деревне, но только когда упыри сожгли храм, коснулась семьи Клавдии и Данилы.

– Печальная история, – констатировал перевертыш, – но типичная. Все из-за того, что Совет магов совсем за порядком не следит! Сколько деревень в Словении так померло. На моей памяти уже штук шесть.

– Виль, – хохотнул Пан, – ты же работаешь на Совет! На того, кто деньги платит, не гавкают! Особенно вурдалаки.

– Были бы большие деньги, – фыркнул тот, отворачиваясь, и добавил погодя: – За лай ответишь по дороге!

Надо было торопиться, и мы решили продолжить путь, не обращая внимания на стенания похмельного Петушкова. Жалуясь на прострел в спине, слабость во всем теле и больную голову, он пытался запрыгнуть на лошадь то с одной, то с другой стороны, но ее рост оказался непреодолимым препятствием. В конце концов Ваня зацепился одной ногой за стремя, со всего маха ударил бедную кобылку. Та, в свою очередь, пошла, сначала медленно, а потом все быстрее и быстрее, пока не перешла в галоп. От неожиданности мы разинули рты, а Ваня с бешеной скоростью скользил по земле и орал диким голосом, пугая животное еще сильнее:

– Стой, кобыла проклятая! Стой, кому говорю! Ой, люди, помогите! Ой, нелюди, что ж вы ничего не делаете!

Последнее замечание, видимо, относилось к нам. Первым очнулся Виль, он кинулся на помощь и, схватившись за повод, остановил перепуганное животное. Петушков пострадал.

Судя по его словам, у него была вывернута нога, сломана рука, помяты ребра и выбит зуб, не считая огромных синяков на всем худом теле.

– А зуб-то как вылетел? – заботливо ворковал гном, укладывая его в доме на кровать.

– Да шерт его знает, – шепелявил помятый Ваня, – камушек попал, ударил, он и вылетел.

– Что ж ты рот так широко открывал? – спросила я.

– Посмотрел бы я на тебя, – обиделся Ваня.

Роль помятого, но живого героя его вполне устраивала.

– Слушай, Ась, а вылечи его тоже, – вдруг предложил гном, – упырей лечишь, а ногу да руку что, не сможешь?

– Попробую, – согласно кивнула я.

Тут Ваня заголосил, напрочь забыв, что минуту назад жаловался на ушибы:

– Нет, не подпушкайте ее ко мне, она меня так вылешит, что шивым до дома не доберушь! Я еще шить хошу! Я так много не шделал в этой шизни. У меня даже шенщины еще не было!

Тут он сконфузился, покраснел и замолчал, потому как вчера на пьяную голову хвастал перед друзьями своими любовными похождениями, а сегодня проговорился, и скабрезные развеселые истории оказались лишь пьяным трепом.

– Знаешь, что, – отрезала я, – не хочешь и не надо. Дождешься здесь делегации, выздоровеешь и поедешь вместе с ними в Данийю!

– Ну уж нет! – Ваня подскочил на кровати, позабыв про увечья. – Хошешь всю шлаву шебе?

– Эх, жаль, – стараясь сдержать торжество в голосе, усмехнулась я, – а я-то думала, что твою лошадь возьму.

– Шо?! Во тебе! – Иван показал мне огромную дулю.

Ехали молча. Наоравшись за ночь, разговаривать нам не хотелось. Ванечка тихо клевал носом в седле. Под глазом его наливался отвратительный фиолетовый синяк.

Виль пребывал в глубокой задумчивости, сосредоточенно изучал колеи на раскисшей дороге и что-то бормотал себе под нос. Я заметила, как на его смуглом лице ходят желваки.

– Виль, – позвала я, – что-то случилось?