Как все начиналось - Страница 11

Вечером Марфа, Сергий и Динара устроили мне проводы. За столом все молчали как на поминках. Тостов не говорили, и когда выпивали, не чокались. В конце концов эти трое стали говорить обо мне в прошедшем времени, будто я не сидела рядом, а уже сгинула где-то по дороге к Данийе Солнечной.

– Хорошая была девка, – причитала пьяная Марфа, – правда, глупая и все время в неприятности попадала.

– Ага, – сморкалась в льняную салфетку Динарка, – это ее и сгубило. А глаза, какие красивые и печальные!

– И звездочки, – вдруг всхлипнул Сергий, – эти звездочки у пальчика… Как они переливались… Какие были яркие. Я ей магию опечатал самым сильным заклинанием, а они горят.

Я не выдержала:

– Слушайте, вы меня уже умертвили, похоронили и цветочки на могилку посадили. Откройте глаза – я здесь, живая и здоровая!

Троица удивленно уставилась в мою сторону, а потом Марфа прошептала:

– Это пока! – И вдруг заголосила во весь голос: – На кого ж ты меня покинула?! Кто ж теперь в старости мне чай на травках будет подавать! – А потом замолчала и зло ткнула пальцем в глаз Сергию, он даже охнул. – Вот! Надо было замуж выходить! Никто бы мужнюю жену не потащил никуда!

– Да! – поддакнул тот. – Надо было за меня замуж выходить, я бы тебе купил платье из эльфийского шелка!

– Да ну вас! – разозлилась я. – Не нужно мне твое платье и замуж не пойду! Лучше уж и вправду помереть!

Сергий удивленно посмотрел на меня:

– Ты чего, Ась, я и не настаиваю! Можно подумать, ты одна девка в городе! У меня, к твоему сведению, и другие кандидатуры есть.

– Ну и вали к своим кандидатурам! – едва не плакала я от злости. – Больно надо! Иди, иди, прямо сейчас.

– Ну все! Аська с ума сбрендила, – констатировала Марфа, – то замуж не хочет, то гонит, как влюбленная дура!

– Да ладно, – примирительно прогудел Сергий, – не обижайся, просто на заметку возьми. Давай я лучше тебе про данийцев расскажу, чтобы ты врага в лицо знала!

– Рассказывай! – согласилась пьяная Динарка.

– Значит, так, Аська, злить их нельзя, если уж он превратился в демона, то можно спрятаться в сугробе, а можно попричитать: «Даниец, миленький, не кушай тетечку!»

Подружка залилась веселым смехом, Марфа прыснула в кулак.

– В Данийе сугробов нет – там вечное лето! – прошипела я. – Советчик безмозглый. Тебе, Сергий, вообще, стыдно такое говорить! Все-таки лекции в Училище читаешь!

И опять я летала во сне. Проснувшись среди ночи, я увидала, что мальчик не спит, а внимательно смотрит на меня.

– Ты видел, малыш, – шепотом спросила я, – ты знаешь, где это?

Тот серьезно кивнул и прошептал:

– Дома.

Наутро ветер принес с южной стороны тепло. Снег начал таять, улицы стали непроходимыми. Провожали нас со двора Училища. Там же мне выдали рыжую кобылку Буренку. То ли ее назвали от слова «буря», то ли по аналогии с коровой. Мне хотелось верить в первое. Закрепив дорожные сумки на лошадиных боках, я обняла Марфу, которая уже с ночи собирала в платочек слезы.

– Не плачь, Лукинична, – подбодрила я, – скоро вернусь.

Мы тронулись в путь. Надо сказать, что мы представляли собой весьма забавную компашку: опухший маг, перевертыш, гном-альбинос и маленькая девочка в моем лице с еще более маленьким мальчиком.

Все молчали, ощущая торжественность момента. Уже через десять минут стало понятно, что лошадь мою назвали в честь коровы. Она еле передвигала ноги от старости. Мои попутчики уезжали вперед, потом останавливались и ждали. Первым не выдержал гном:

– Нет, эту клячу пора либо пристрелить и сожрать, либо зарубить и тоже сожрать. Так что, милая, готовься: твой транспорт станет обедом!

Я хмуро посмотрела на него:

– А я пешком пойду? Умник!

– А давайте ее и звереныша прибьем здесь, а сами скажем, что на нас напали! – радостно предложил Иван, шмыгая заложенным носом. – Ты, Виль, человечину любишь?

– А давайте мы все помолчим!!! – неожиданно зло рыкнул перевертыш. Все сразу замолкли. Ведь он вурдалак, ему виднее, да и злить его не стоит.

Мы миновали пригород и выехали на дорогу, тянущуюся, казалось, бесконечно между двух кромок темного леса. Изредка нам встречались маленькие села. Побогаче – радовали ладными срубами, победнее – угрюмо косились заборами и темными от дождей и времени избушками.

Я никогда не выезжала дальше близлежащих деревень, куда мы, дети, отправлялись на заработки. Мне казалось, что я наконец-то выбралась из замкнутого маленького мирка и сейчас еду в большой, полный неожиданностей мир.

Неожиданности появились тут же и пробежали заячьей тенью прямо перед лошадиными копытами.

– Чтоб тебя! – в сердцах плюнул гном, останавливаясь. – Ох, ребятки, плохая это примета.

– А ты что, в приметы веришь? – удивилась я.

– Еще как!

И не зря. За зайцем из леса вышел худой облезлый волк. Голодным взглядом он уставился на несчастную кобылу и, обливаясь слюной, вожделенно высунул язык. Моя толстопузая кляча недобро покосилась на зубастого хищника и вдруг попыталась встать на дыбы. Такой резвости от нее я не ожидала. Судорожно прижав к себе Анука и тоненько заверещав, я свалилась в самую гущу ледяной дорожной жижи. Волк подскочил пуще лошади и умчался обратно в чащу.

Мои порты промокли до нитки, в сапогах хлюпала вода, а безуспешные попытки подняться вызвали у полоумного Петушкова острый приступ веселья. Тот хохотал как душевнобольной и тыкал в мою сторону трясущимся пальцем. Впрочем, Бог не Микишка – видит, на ком шишка: Иван так закашлялся, что сам едва не вылетел из седла. Пантелей покрутил пальцем у виска, глядя на него, крякнул и, спешившись, помог мне подняться:

– Нет, эту клячу надо сожрать! – буркнул он. – Говорил же вам, заяц на дороге к худу.

Меня водрузили обратно на лошадь, посадили ничего не понимающего со сна мальчика и снова тронулись в путь.

За три часа беспрерывной езды у меня заломило тело, а влажные порты задубели от ледяной корочки. Лошадь и вовсе стала припадать, превращая езду в невыносимую пытку.

– А давайте сделаем привал, – осторожно предложила я, – и что-нибудь покушаем.

– Женщины! – фыркнул Виль.

– И дети! – грозно добавила я. – Малыш, ты не замерз?

Мальчик поднял на меня совершенно счастливые глаза и звонким голосом чисто произнес:

– Лошадка. Мама. Кататься.

– Знает малец толк в развлечениях, – протянул гном. – Настоящий мужчина: жеребца ему, женщин и быстрой езды. Только на этой кляче, парень, далеко не уедешь, – между тем продолжал Пан со знанием дела, – да мы ее скоро сожрем!

– Пантелей, придержи язык, – грозно прошипела я.

– Ага, а закусим твоей мамой, – продолжил измываться Иван, – ты ведь тоже любишь человечину!

Я бросила на него уничтожающий взгляд. Идиот, право слово.

Мои путники, пока я раскладывала припасы, принесли хворост и попытались разжечь огонь, но ветки намокли и никак не хотели гореть.

– Дайте я. – Иван наклонился, сделал пару взмахов руками. Пахнуло жасмином, и нас окатила теплая волна магии, а потом мокрые дрова вспыхнули, весело пощелкивая.

После обеда, когда каша была съедена и чай выпит, мы сидели у костра, содрогаясь от одной мысли о слякотной разбитой дороге. Виль чистил свой и без того блестящий меч тряпочкой, Иван ковырялся в зубе тонкой палочкой, а я, обняв Анука, пыталась согреться. Пан вдруг спросил:

– Вань, а за что ты Аську так ненавидишь. Глянь, девка хороша, а ты ее то сожрать, то прибить.

Виль, явно заинтересованный сим разговором, оторвался от созерцания собственного меча.

– Ну э-э-э… – Петушков замялся.

– Я его сначала на дуэли победила, а потом слабительного вместо микстуры от кашля дала, – хохотнула я, вполне довольная собой.

– Что? – Гном и перевертыш переглянулись.

– Ага, – закричал Ваня, лицо его стало пунцового цвета, а на губах появилась пена, как у бешеного быка, – да знаешь ли ты, несчастная, что из-за тебя и твоих капель я не мог от туалета дальше чем на три сажени отойти?! Да меня гарнизон засмеял! Уже предлагали новый нужник выкопать рядом с прежним, что-де в этот все равно уже не попадешь, а если сделать рядом, то можно со мной разговаривать и перестукиваться через стеночку, чтоб мне не скучно было в одиночестве.