Как стать писателем… в наше время - Страница 9
Потом, через какое-то время, год или два, наткнувшись на этот абзац в заготовках, увидел, что он хорош, и вставил в подготавливаемый роман. Конечно же, это было мгновенно замечено, и тут же поднялся радостный вой по всему инету: Никитин занимается копипастом!.. Он все свои романы копипастит!.. Он целые главы переносит из романа в роман, потому их так много!
И хотя никто не может назвать ни единого другого места во всем моем множестве романов, но слух устойчив, просто железебетонен. Что и понятно, ну кому интересен правильный человек? А вот если есть хоть малейшая возможность о вас сказать гаденькое – скажут обязательно. Тем самым мелкий человечек косвенно говорит, что он не такой, он не копипастит, он не грабит, он не дерется, он не наживает миллионы…
И не важно, что не грабит вовсе не из-за благородства, а из трусости, не дерется только потому, что морду набьют, не наживает миллионы потому, что дурак и свои пальцы едва умеет сосчитать…
Я никогда не говорил и не оправдывался о том случае «копипаста», но сейчас это и наставление молодым авторам, и как бы собственная исповедь: смотрите, не допускайте даже малейшей небрежности! Это заметят, раздуют и будут стараться вас на этом утопить как читатели, так и, скажем прямо, другие авторы, для которых вы, естественно, соперник.
Иногда спрашивают такой пустячок, который многим кажется важным: в чем считать рукопись? В знаках или словах? Всегда почему-то вопрос ставится именно так. Сторонники знаков и слов делятся примерно поровну.
Лично я не считаю ни то, ни другое, ведь текст может быть очень плотным, просто плотным, рыхлым, легким, дутым и воздушным, и только количество строк может подсказать, какого объема будет ваша книга. Возьмем, к примеру, диалог такого типа:
«– Вася, привет!
– Привет…
– Ты как?
– Ничо…
– По пивку?
– Ага…»
Знаков не так уж много, как и слов, но налицо шесть строк, а объем любой художественной книги в первую очередь зависит от количества строк, примерно около тридцати пяти на страницу, плюс-минус в зависимости от формата и кегля.
Вот на это, как мне кажется, и надо ориентироваться. Поставьте ограничение страницы на шестьдесят символов и тридцать пять – сорок строк, вот и получите сразу, сколько будет страниц в вашем шедевре и какого объема (толщины, если кто не знает, что такое объем) будет ваша книга.
Вполне понятный комплекс плохо владеющих языком говорить о том, что они оттачивают язык, что язык у них ну прям совершенный, а все остальные – свиньи немытые. Придумываются какие-то глупости, в ход идут проги, что высчитывают количество одинаковых или разных слов… и новичку невдомек, что дело не в словарном запасе, а умении расставить слова в нужных местах!
Начинающие, не видя ориентиров, начинают хвататься за некие формальные признаки, услышанные от каких-то доморощенных знатоков, ничего не создавших стоящего, но уже обучающих, как писать!
В последнее время большое распространение получило мнение, что нельзя использовать однокоренные слова в одном абзаце. Ага, нельзя. Вот на пике своего мастерства Иван Бунин написал красочную и филигранную «Тень птицы», цитирую оттуда:
«Бледные топовые огни, как лампадки, высоко висят на всех мачтах возле набережной. Но это уже огни ночного отдыха. Совсем другими огнями горят раскрытые настежь окна и двери в галатских домах, в кофейнях, в табачных и фруктовых лавочках, в парикмахерских. Сколько тут этих огней…»
Посчитайте, сколько раз употреблено слово «огни»! Или вот там же в одной фразе: «…ночь провел, предавшись воле Божьей, возле тонкой железной стенки, за которой всю ночь шумно переливались волны».
Таких фраз слишком много, чтобы списать на замыленность глаза классика филигранного языка, на усталость или незамеченные промахи.
В общем, вам подсовывают не совсем верный ориентир. Не там нужно прикладывать усилия.
Добавлю, что все годы я успешно прикидывался литейщиком с могучими мышцами и с одной извилиной в голове, мне нравился такой имидж и нравилось дразнить гусей, но сейчас говорю серьезно и без шуточек: я – единственный (как мне кажется, но проверьте сами) из пишущих, у кого за плечами элитный Литературный институт, и я в самом деле знаю, как расставлять слова и как пользоваться словарным запасом. Комплексующие писатели-выпускники технических вузов нескоро еще докарабкаются до того левла, который я получил там еще в первый же год, потому их советы следует воспринимать с известной настороженностью.
Не всегда человек, который обаятелен и вам лично нравится своей вежливостью и обходительностью, более прав, чем тот, кого на дух не переносите!
Большая беда нашего времени, да и не только нашего, – это обилие дураков, умеющих надувать щеки и давать безопасные, но заводящие в тупик советы.
Когда, к примеру, кто-то начинает важно вещать, какие это неслыханные шедевры: «Декамерон», «Гаргантюа и Пантагрюэль» и прочие, у меня желание утопить их еще в детстве, чтобы не морочили головы еще неокрепшим умам.
То, что эти книги на «золотой полке человечества», еще не говорит об их литературной ценности. Это – политика. Простому человеку ну очень не хочется строить Царство Небесное на земле и счастье для всех – кому они нужны, эти все! – простому жаждется жрать, срать, совокупляться и класть на церковь и религию… вот на это понятное вам желание первым рискнул откликнуться Рабле. И его «Гаргантюа» стал яркой вехой.
Устал простой человечек от строгой морали, захотелось ему че-нить такого разгульного, хмельного, и чтоб все бабы задирали подолы и охотно раздвигали ноги… и вот первая ласточка будущих сексуальных вольностей – «Декамерон».
Ладно, сейчас всем видно, что «Архипелаг ГУЛАГ» не обладает никакими литературными достоинствами, а Нобелевскую премию получил за выступление против советской власти. Однако «Архипелаг» превозносится по той же причине, что и конъюнктурные в свое время «Гангантюа» и «Декамерон». И называется шедевром литературы, хотя литературой там и не пахнет, зато есть гражданская позиция, смелость автора и прочие личностные достоинства.
Ладно, пусть, нам вообще-то пофиг, как это воспринимается… э-э… человечеством, простым человечеством, очень даже простым, но люди пишущие должны четко видеть, какие вещи в самом деле обладают литературными качествами, а какие – политическими.
В нашей стране помимо важных дураков очень много вреда принесла еще система насильственного построения Храма Всеобщего Счастья с ее цензурой и запретами. Потому сильно смещены многие акценты и восприятия даже сейчас, через столько лет.
К примеру, какой был ажиотаж, когда в журнале «Москва» во времена хрущевской оттепели вышла «Мастер и Маргарита»!.. Как все упивались каждой строчкой! Потом было снова похолодание, а когда наконец советская власть рухнула, какое началось с этими Мастерами и Маргаритами!.. Что устраивалось, толкиенистам и не снилось…
Затем – молчание. Почему? Потому что «Мастер и Маргарита» стоит ошеломляюще высоко в сравнении с прочей серостью, что тогда публиковалось. Но пошли косяком переводные романы, хорошие и не очень, стали свободно писать свое… и вот шедевр уже не кажется шедевром, а просто хорошим добротным произведением. Чуть лучше других, что пишут сейчас, а то и не лучше вовсе.
Мораль: поменьше слушайте всяких гуру, кроме меня, конечно, я само совершенство, и оценивайте с реалиями сегодняшнего дня.
А лучше – завтрашнего.
По предыдущим изданиям вижу, читающие предпочитают вылавливать только советы, как поправить язык. На ура идут «снимать таблички с дерева», как убрать слова-сорняки и какие именно, как исправить фразы-гусеницы и прочее, прочее.
Остальное чаще всего трактуется как обилие воды, а еще хвастовство автора собой любимым и желание нагнать нужное количество слов.
То есть каждый считает, что уже пишет нетленку, которой нужна только небольшая косметическая правка. И эту правку принимают достаточно благосклонно. Остальное отвергается заранее. А настойчивые требования сперва найти оригинальную идею, создать яркие характеры, закрутить интересный сюжет – пропускаются с раздраженным брюзжанием, дескать, у меня шедевр, что ты понимаешь!