Как решаются нравственные вопросы французской драмой - Страница 2

Но для чего, спроситъ меня читатель, разговорился я о Скрибѣ, когда долженъ говорить о Сарду, комедiя котораго стоитъ въ заголовкѣ статьи этой? Да я уже сказалъ, что всѣ вопросы дотого перепутались, сцѣпились, смѣшались круговой порукой что о чемъ, бы ни вздумалъ заговорить, не знаешь съ какой стороны подойти и богъ – знаетъ куда заѣдешь. Я сказалъ, что въ какую бы современную драму или комедiю вы ни отправились, – впечатлѣнiе вынесете одно и тоже. Причина этого заключается въ томъ, что публика, для которой онѣ пишутся, составляетъ что – то такое затянутое, ограниченное, со всѣми свойствами китайской неподвижности, что выходящiе изъ среды ея писатели и пишущiе для нея и не могутъ изобразить ничго внѣ этой замкнутости и ограниченности. Представитель, коноводъ ихъ Скрибъ; другiе съ бòльшимъ или меньшимъ успѣхомъ слѣдуютъ за нимъ. Въ числѣ ихъ находится и Сарду, съ тою впрочемъ разницею отъ великаго мастера, что Богъ не одарилъ его ни такимъ талантомъ, ни такимъ умомъ. Поняли ли вы меня, читатель? Теперь мнѣ можно бы было пояснить и первую мою мысль, почему однимъ людямъ чрезвычайно легко жить на свѣтѣ, а другимъ весьма тяжело и почему современному передовому человѣку подчасъ становится завидно смотрѣть на невозмутимое спокойствiе и олимпiйское величiе иного доктринера – рутинера, но я надѣюсь показать это мыслями, рожденными въ головѣ моей комедiей «Nos Intimes».

Съ готовымъ кодексомъ нравственности, съ порѣшоными рубриками и опредѣленiями легко оцѣнить какую хотите комедiю. Есть въ комедiи добродѣтельные люди? Есть, какже, мужъ. Награжденъ, торжествуетъ? Какже, награжденъ, торжествуетъ. Есть порокъ или преступленiе? Есть, какже, жена. Наказана? Наказана. Гуманно, чѣмъ, какъ? Очень гуманно: прощена, ей не сдѣлано даже выговора, она просто оставлена наединѣ съ своею совѣстью; мужъ не хотѣлъ даже показать ей, что сомнѣвается въ ея добродѣтели, и наградилъ ея любовника, доставивъ ему выгодное мѣсто. Какъ очерчены лица? Ничего, недурно; есть правда и вовсе ненужныя, есть балаганныя, но общему ходу они не мѣшаютъ. Какъ идетъ само дѣйствiе? Ничего, не вяло. Если всего этого для оцѣнки еще недостаточно, то вызываютъ на сцену аристотелевскiя три единства и этими тремя аршинами измѣряютъ достоинство пьесы, которая, если выдержитъ всѣ эти испытанiя, получаетъ дипломъ на званiе прекрасной комедiи, а ея авторъ – талантливаго писателя. Неправда ли, очень просто, читатель, и приводитъ къ положительной и справедливой оцѣнкѣ? И для чего тутъ вводить новые, непомѣщенные ни въ реторикѣ, ни въ пiитикѣ вопросы, мучиться, терзаться? А вѣдь есть такiе охотники!.. вѣрно имъ нечего дѣлать болѣе путнаго. Начнутъ выжимать, сосать, впиваться, докапываться и откопаютъ нивѣсть – богъ что. И къ чему это поведетъ? Если пьеса окажется изъ рукъ вонъ плоха, вѣдь ей отъ этого не меньше будутъ хлопать ни въ Михайловскомъ театрѣ, ни въ Водевилѣ, на которомъ она удостоилась всемiрной извѣстности. Если прославляемая ею нравственность окажется покоющеюся на весьма непрочныхъ основанiяхъ, возвѣщенныя ею истины окажутся не истинами, – вѣдь отъ этого нравственность не выиграетъ ничего и останется тѣмъ, чѣмъ была; открытая истина только и останется на листкахъ «Времени»? Если вы, читатель, согласны съ тѣмъ, чтó я сейчасъ сказалъ, то не читайте остальныхъ страницъ; чтоже въ самомъ дѣлѣ терять понапрасну время?

Въ прежнiя времена обращалось большое вниманiе на заглавiе книги или пьесы. Это имѣетъ нѣкоторое основанiе, особенно въ случаѣ если уже самимъ заглавiемъ авторъ высказываетъ свою мысль, свое мнѣнiе о своемъ произведенiи. Въ душѣ читателя или зрителя заранѣе складывается то или другое воззрѣнiе, онъ приготовляется къ извѣстному роду впечатлѣнiямъ. Nos Intimes – наши закадычные, стало – быть авторъ намѣренъ выставить намъ дружбу, ея тревоги и волненiя, героическiя черты и самоотверженiе, или онъ хочетъ показать оборотную сторону медали: обманъ, себялюбiе, лицемѣрiе – словомъ выразить избитую, но тѣмъ неменѣе въ высшей степени интересную и поучительную тему отъ Кастора и Полукса до Тартюфа включительно. Ничуть небывало. Это одно заглавiе; дальше его нейдите и ничего не требуйте. Мы готовы примириться съ этимъ полнымъ несогласiемъ содержанiя пьесы съ ея названiемъ: не все ли равно въ самомъ дѣлѣ, чтó стоитъ въ ея заголовкѣ? соглашаемся на это съ тѣмъ большею охотою, что съ первой же сцены поставленъ вопросъ неменѣе интересный. Въ душѣ нашей рождается только сомнѣнiе, что буржуазный авторъ нетолько не одолѣлъ его, но хоть бы съ честью только выпутался изъ него. Тема самая избитая въ мѣщанской комедiи становится авторомъ съ первой же сцены. Богатый рантье, милый и симпатичный типъ, выводимый въ примѣръ и поученiе парижскимъ мѣщанамъ, съ юношескимъ увлеченiемъ и теплотою, обезпеченною его возрастомъ, любитъ, обожаетъ свою супругу, несмотря нато, что старше ея двадцатью годами. Вы думаете, что авторъ выскажетъ свою антипатiю къ такому неровному браку? Жестоко ошибаетесь: вѣковой опытъ не окочательно еще убѣдилъ людей въ этой истинѣ. Въ той же комедiи одинъ весьма пожилой докторъ, влюбленъ въ падчерицу рантье и женится на ней, и вѣроятно повторитъ въ своей супружеской жизни тоже что случилось съ его тестемъ. Буржуа нашъ вполнѣ счастливъ, но счастлива ли его жена – это другой вопросъ. Мы видимъ, что она скучаетъ, что окружающая среда неудовлетворяетъ ее, что молодая кровь кипитъ, нервы играютъ, молодыя силы требуютъ исхода, приложенiя, дѣятельности. Любитъ ли она мужа? На это существуетъ стереотипный отвѣтъ: да, она привязана къ нему какъ къ лучшему своему другу, она уважаетъ его какъ отца. Мы видимъ только, что маленькiя услуги и любезности, оказываемыя ей ея мужемъ, посвятившимъ всю свою дѣятельность садоводству и ухаживанiю за цвѣтами, мало ее занимаютъ и нисколько не трогаютъ. Въ самомъ дѣлѣ, можетъ ли молодая голова, въ которой вѣроятно бродитъ безчисленное множество мыслей, которыя поставили бы въ совершенный тупикъ ея мужа, удовлетвориться затѣей – обсадить резедой или астрами такую – то клумбу?

Съ пансiонскими, романтическими идеалами, незамѣненными, несмотря на всю ихъ сантиментальность и пошлость, никакими иными, болѣе простыми, реальными и стало – быть прочными, понятно, что она не позволяетъ подойти и приласкать себя мужу, отъ котораго за версту несетъ навозомъ.

Для всякаго безпристрастнаго человѣка отношенiя между молодой женой и старымъ мужемъ неестественны, натянуты, непрочны. Семейное благополучiе, въ которомъ такъ увѣренъ супругъ, построено на такихъ ложныхъ основанiяхъ, что оно должно разлетѣться прахомъ при первомъ потрясенiи извнѣ, при первомъ обстоятельствѣ, которое объяснитъ молодой женщинѣ пустоту ея жизни и родитъ въ ней желанiе наполнить ее чѣмъ – нибудь. Но подобныя разсужденiя и выводы могутъ родиться только въ голосѣ безпокойнаго, опаснаго человѣка. У послѣдователя и подражателя генiальнаго Скриба такой простой и естественный вопросъ облекается въ иную форму. Да какъ же и быть иначе? Надо поддержать незыблемыя основы буржуазнаго благополучiя, надо показать, что всѣ опасности, грозящiя этому благополучiю, неосновательны, безнравственны, а то чего добраго, буржуа не заснетъ покойно, и впрямь подумаетъ, что ему грозитъ бѣда отъ всѣхъ этихъ идей, рапространяемыхъ вредными теорiями и книжками. И вотъ сомнѣнiе, болѣзненную тоску молодой женщины, ея стремленiя къ чему – то иному, что бы дало какое – нибудь содержанiе ея жизни, ея законныя и естественныя, хотя и не формулированныя еще желанiя, которыя намъ такъ понятны, низводятся на степень каприза, блажи, бредней.

Родившееся въ душѣ вашей искреннее чувство замазывается ложью и неправдой ради поддержанiя условной мѣщанской нравственности, покоющейся на вѣковой рутинѣ. Въ голову буржуа уже брошены нервныя сѣмена, долженствующiя въ скоромъ времени разростись въ безапеляцiонное обвиненiе. Разумѣется, что мы не смѣемъ требовать отъ писателя буржуазiи, чтобы онъ вывелъ человѣка того или другого закала, тѣхъ или другихъ убѣжденiй, соприкосновенiе съ которымъ послужило бы къ скорѣйшей развязкѣ натянутаго положенiя между женой и мужемъ и показало бы шаткость мѣщанскаго семейнаго счастья. Не смѣемъ, потомучто при такихъ обстоятельствахъ выборъ въ первые любовники честнаго и благороднаго человѣка, который внушилъ бы къ себѣ дѣйствительную любовь – встревожило бы всю парижскую публику, которую одну авторъ имѣлъ въ виду. Надо ему продолжать начатую работу и окончательно доказать, что тревога и тоска молодой женщины дѣйствительно не имѣютъ законнаго основанiя и вытекаютъ изъ каприза. И посмотрите, съ какою тщательностью все это дѣльце обдѣлано авторомъ. Мужъ даже и не подозрѣваетъ того, чтó происходитъ въ головѣ и сердцѣ его жены; ему и на умъ придти не можетъ ничего подобнаго, будто самъ онъ никогда не былъ молодъ, не былъ посѣщаемъ тревогами и сомнѣнiями, будтобы такъ сразу онъ отлился въ формы рантье, какъ Паллада вышла изъ расколовшагося черепа Зевса въ полномъ вооруженiи. Въ душѣ его все улеглось, успокоилось, покрылось тиной, имѣющей свойство втягивать въ себя все что только приблизится къ ней. По нашему мнѣнiю бѣдной женщинѣ грозила опасность съ перваго дня знакомства съ подобнымъ существомъ, и опасность тѣмъ бòльшая, чѣмъ менѣе имѣлось средствъ бороться съ ней. Но помилуйте! говорятъ моралисты: – мужъ окружаетъ ее такимъ вниманiемъ, онъ такъ обожаетъ ее, что ей просто безсовѣстно не чувствовать и не цѣнитъ этого; нѣтъ, какъ хотите, это неблагодарно съ ея стороны и доказываетъ только ея пустоту и легкомыслiе. У буржуа достаетъ форменнаго благородства настолько, чтобы не показать и тѣни сомнѣнiя ни въ добродѣтеляхъ супруги, ни въ своемъ безмятежномъ счастiи, но недостаетъ сообразительности, догадки, умѣнья знать то, чтó происходитъ въ сердцѣ жены. Развѣ вы не видите, читатель, что авторъ не забывалъ ни на минуту публики, съ которой имѣлъ дѣло и которая должна оцѣнить его комедiю?