Как прийти в Церковь - Страница 2

Учение Церкви о Таинствах основано на внутреннем опыте верующих, восполняющем и обогащающем всякое разумное и логическое обоснование веры и духовной жизни. Таинства раскрывают светлое небо на грешной земле как уже наступившее обетование. Таинства облекают нашу веру в «плоть и кровь» и, подобно огню, согревают холод души. Таинства Церкви объемлют все человеческое существо, дают рождение свыше и силы жить новой жизнью. В Таинствах исцеляются немощи, отмываются грехи, благословляется брак, рождение детей и семейная жизнь. Таинственно мы соединяемся с Христом в причащении Его Святых Тела и Крови.

Понятие «Таинство» имеет долгую историю в восточнохристианской Церкви. В современном православном словоупотреблении Таинством называется одно из священнодействий, в которых благодать Святого Духа подается верующему.

В так называемых символических книгах Православной Церкви и в греческих и русских учебниках по догматическому богословию XVIII–XIX веков учение о Таинствах излагалось в категориях латинского схоластического богословия. Утверждалось, что таинств в Церкви семь – «ни больше, ни меньше»: Крещение, Миропомазание, Причащение, Покаяние, Священство, Брак, Елеосвящение[1]. Причина того, что таинств семь, «скрывается в воле Установителя таинств, Господа Иисуса». Кроме того, их семь потому, что они «соответствуют всем потребностям христианской жизни человека и потребностям самой Церкви»[2].

Для совершения любого Таинства требуются три «вещи», пишет автор одного из учебников конца XVIII века: 1) «видимая вещь, предложенная для освящения, что материею или веществом зовем», 2) «некой вид словес, коими призываем Святаго Духа для освящения предложенныя вещи: сие формою мы называем»; 3) «священнослужитель, или законнопроизведенное от архиерея для служения сего лицо»[3].

Такое понимание приводило к многочисленным натяжкам. Во-первых, седмеричное число таинств искусственно выделило семь церковных чинопоследований, оставив в стороне и отнеся к категории «обрядов» целый ряд других, не менее важных. Почему, например, брак является Таинством, а пострижение в монашество обрядом? На этот вопрос учебники ясного ответа дать не могли.

Во-вторых, необходимо было доказывать божественное происхождение каждого Таинства, а это не всегда удавалось делать убедительно. Например, если в отношении Крещения и Евхаристии такое установление было очевидно, то в отношении некоторых других Таинств, например Миропомазания или Елеосвящения, вовсе нет. В результате божественное происхождение Таинства Миропомазания доказывалось ссылкой на обетование Святого Духа, которое Иисус дал Своим ученикам (Ин. 7:37–39)[4]. О таинстве Елеосвящения говорилось, что оно существовало в апостольскую эпоху (Иак. 5:14–15), а поскольку апостолы ничего не проповедовали от себя, а учили только тому, что им заповедал Иисус, следовательно, это Таинство – божественного происхождения[5]. Относительно Таинства Брака говорилось, что его Христос установил либо во время пребывания на браке в Кане Галилейской (Ин. 2:1—11), либо когда сказал фарисеям: что Бог сочетал, того человек да не разлучает (Мф. 19:6); либо при ином неизвестном нам случае[6].

В-третьих, нелегко было определить «материю» для трех из семи таинств. Очевидно, что в Евхаристии материей является хлеб и вино, в Крещении вода, в Миропомазании миро, в Елеосвящении елей. А какова материя таинств Брака, Священства и Покаяния?

Наконец, необходимость определить в каждом таинстве ту словесную формулу, при помощи которой Таинство совершается, приводила к тому, что из чинопоследования Таинства искусственно выделялись те или иные слова, которым придавали значение «тайносовершительных». В таинстве Покаяния тайносовершительной формулой оказывалась разрешительная молитва (каковой нет в греческом чинопоследовании Таинства, а в русской практике она появилась не ранее XVII века). В таинстве Брака важнейшими оказывались слова «венчается раб Божий (такой-то) рабе Божией (такой-то), «венчается раба Божия (такая-то) рабу Божию (такому-то)» и краткая молитва «Господи Боже наш, славою и честию венчай я».

Изложенное учение о семи Таинствах заимствовано из средневекового латинского богословия и не имеет параллелей в творениях восточных Отцов Церкви первого тысячелетия. На Западе оно сформировалось к XII веку и было догматизировано на Лионском соборе 1274 года и Флорентийском соборе 1439 года (отметим, что на обоих соборах была заключена уния между православными и латинянами). 3 марта 1547 году Тридентский собор (по католическому исчислению, XIX Вселенский) постановил отлучать от Церкви тех, кто считает, что Таинства не установлены Господом нашим Иисусом Христом или что их больше или меньше семи[7].

На православном Востоке первой попыткой систематизации (и схематизации) церковных таинств стал трактат Дионисия Ареопагита «О церковной иерархии». В этом трактате двум тройственным иерархиям священных степеней соответствуют две тройственные иерархии Таинств: 1) Просвещение (Крещение, включая помазание миром); 2) Собрание (Евхаристия); 3) освящение мира; 4) посвящение лиц священных; 5) монашеское посвящение (постриг); 6) тайнодействие над усопшим (отпевание). В том же порядке, ссылаясь на «всемудрого Дионисия», Таинства перечисляет преподобный Феодор Студит[8].

Учение о семи Таинствах впервые появляется на православном Востоке в третьей четверти XIII века, причем появляется именно в качестве попытки приспособления православного учения к католическому. В 1267 году император Михаил Палеолог направляет Папе Римскому Клименту IV «Исповедание веры», целью которого было заключение унии с латинянами: в это «Исповедание» вошло учение о семи Таинствах, наряду с другими католическими догматами, в частности, о чистилище и о Филиокве.

К тому же периоду относится упоминание о семи Таинствах в послании византийского монаха Иова (+1270): «Семь таинств Святой Христовой Церкви по порядку суть следующие: первое Крещение, второе харизма, третье принятие святынь животворящего тела и крови Христовой, четвертое священство, пятое честной брак, шестое святая схима, седьмое помазание елеем или покаяние»[9]. В число семи таинств, таким образом, включено монашеское пострижение, а елеопомазание объединяется с покаянием в одно Таинство.

В XIV веке о Таинствах говорят в своих сочинениях святители Григорий Палама и Николай Кавасила, однако ни один из них не дает список из семи таинств. Такой список появляется лишь в XV столетии у святого Симеона Солунского, который упоминает следующие Таинства: Крещение, Миропомазание, Евхаристия, покаяние, священство, брак, елеосвящение. Однако в раздел, посвященный покаянию, он включает полное описание монашеского пострига[10].

Лишь в XVII веке учение о семи Таинствах становится на православном Востоке общепринятым, войдя сначала в «символические книги», а затем и в семинарские учебники богословия. И лишь в конце XIX и в XX веке, параллельно с возрождением интереса к творениям Отцов Церкви, православное богословие начало освобождаться от искусственного и схематичного представления о Таинствах, характерного для средневекового латинства. На смену «школьному богословию»[11] пришло богословское направление, тяготеющее к патристическому синтезу, и учение о Таинствах было переосмыслено с целью возвращения его в святоотеческое русло. Вклад в это переосмысление внесли богословы «парижской школы», такие как архимандрит Киприан (Керн), протопресвитер Александр Шмеман и протопресвитер Иоанн Мейендорф.