Как Петюня за счастьем сходил (СИ) - Страница 14

Господин Подольский помолчал, подумал и задумчиво добавил уже тише:

– Я восхищаюсь вашей решимостью продолжать жить полной жизнью, а не трусливо прятаться от нее. Допивайте свой, - за этими словами последовала многозначительная пауза, – кофе.

Петюня послушался, господин Подольский допил свой и сказал:

– Ну, теперь за работу?

– Спасибо, – хриплым голосом сказал Петюня. – Спасибо. Я вам так благодарен.

Господин Подольский молча улыбнулся и указал глазами на дверь. Петюня встал и побрел к ней.

– А все-таки хорошо, что ни старушку не обсчитали, ни котенка не переехали, – остановившись у двери, сказал Петюня, восхищаясь своей дерзостью. – Они такого явно не заслужили.

Подольский снова улыбнулся и согласно кивнул головой.

День оказался спокойным и мирным, что, учитывая Петюнин утренний «кофе», было весьма кстати. Потом был традиционный фитнес-клуб, флирт, фраппучино в кофейне, и одинокий и томительный вечер дома. И Петюня вовсе не вздрагивал каждый раз, когда звонил его мобильный телефон, и не хватался за него, а очень даже спокойно и с достоинством брал. И проверял, не пропустил ли он звонок, вовсе не каждые две минуты. Ну ладно, иногда случалось, что и через две минуты снова спокойно и с достоинством проверял. А вообще каждые три минуты. Как минимум! Все-таки он молодец. Даже господин Подольский это признал.

С Панкратовым он столкнулся через неделю. Верней, не так. Он, только придя домой после затянувшегося рабочего дня, механически пригреб волосы перед зеркалом и пошел было на кухню воды попить, как в дверь позвонили. Что-то подозрительное пробежало холодной змейкой по хребту, скользнуло по затылку и свернулось в мозге.

На пороге стоял Панкратов.

– Привет. – натянуто-небрежно сказал он.

Петюня сглотнул и ошеломленно посмотрел на него.

– Добрый вечер. – вежливо отозвался он.

– Можно войти?

Петюня судорожно сглотнул и вцепился в дверную ручку.

– Я бы с радостью вас впустил и попил ко… чаю, но мне нужно идти, у меня назначена встреча.

– С кем? – требовательно спросил Панкратов. Петюня лишь неопределенно пожал плечами и сказал:

– Мне нужно идти.

Панкратов отступил, внимательно посмотрел на него и сказал:

– Хорошо. Доброго тебе вечера.

– И вам того же. – из последних сил спокойно сказал Петюня и резво захлопнул дверь.

Зайцем рванув к окну, он увидел, как Панкратов идет к своей машине, садится в нее и остается стоять на месте. Петюня простонал что-то невразумительное, перевязал галстук, набросил плащ и, изо всех сил имитируя радостную стремительную походку, полетел к метро. Проехав пару остановок, он вышел и побрел в парк. Попил кофе, погулял у прудов, покормил лебедей, еще попил кофе и часов в одиннадцать вечера потянулся домой. Машины у подъезда не было.

Петюня складывал раздаточный материал для выступления господина Подольского на очередном заседании очередного совета, мурлыкая себе под нос бодрое «Фигаро тут, Фигаро там, Фигаро…» и прикидывал, ничего ли он не забыл. Нет, ничего. Всем должно хватить, все в комплекте. Господин Подольский вышел из своего кабинета и сказал:

– Готовы?

Петюня радостно улыбнулся и сказал:

–Всегда готов!

Подольский улыбнулся и потрепал его по плечу. Он пошел ко двери, но на полпути остановился и сказал:

– Петр Викентьевич, я могу рассчитывать на вашу сообразительность в экстремальных ситуациях?

– Конечно! – Петюня удивился. Вроде же никогда не подводил.

– Хорошо, – задумчиво отозвался господин Подольский. – Очень хорошо.

Удивление не оставило Петюню, когда господин Подольский, беря бумаги из его рук, скользнул по ним каким-то чересчур интимным жестом. Удивление возросло, когда за быстро и ловко выполненное поручение господин Подольский произнес: «Спасибо, Петр Викентьевич» неожиданно теплым голосом и улыбнулся. Удивление зашкалило, когда господин Подольский подхватил Петюню под локоть, когда тот случайно споткнулся, и заботливо спросил своим незнакомым теплым голосом: «Вы не ушиблись, Петр Викентьевич?» . Петюня открыл было рот, чтобы выразить свое удивление, которое перло наружу со страшной силой, но совершенно растерялся, когда господин Подольский подмигнул ему, и проглотил возмущение. Более того, он умудрился робко улыбнуться и смущенно сказать:

– Спасибо, господин Подольский, я такой неловкий сегодня.

Выходя из здания рядом с ним и немного ближе, чем обычно, Петюня терялся в догадках. Затылком почувствовав тяжелый взгляд, он осторожно скосил глаза в зеркало и увидел мрачного Панкратова, очень пристально разглядывавшего, как они шли к машине господина Подольского. Затем Петюня позволил себе интимную полуулыбку, когда господин Подольский открыл перед ним дверь. Устраиваясь поудобней и пристегиваясь, Петюня не удержался и скосил глаза на вход здания. Панкратов стоял и смотрел им вслед. И взгляд его был потяжелей пирамиды Рамзеса. Петюня повернулся к господину Подольскому с немым вопросом в глазах. Подольский улыбнулся и сказал:

– Ну что, по матрешкам?

========== Часть 7 ==========

Петюня летал на крыльях. Он скупал средства для стайлинга волос в промышленных масштабах, обзаводился новыми рубашками, галстуками и нижним бельем. Он тихонько млел от восторга, надевая по утрам что-то совершенно потрясающе шелковое и дерзкое, и все для того, чтобы вечером… Вечером сбросить все это в корзину для белья и с тяжелым вздохом влезть в свою любимую пижаму. Панкратов не объявлялся после той легендарной диверсии господина Подольского, хотя прошло уже целых две недели. Можно было бы, мрачно думал Петюня. Хотя бы случайно. Он отлично знает, где Петюня живет, может предположить, где он закупается, не дурак ведь, дураков начбезами не делают. Но нет! Ни слуху, ни духу.

Май нагло заявил свои права на погоду, природу и людей. Все просто-таки сходило с ума. Коты, конечно, оторали. Но птицы вопили, деревья выстрелили фейерверком цветов как-то вдруг и обильно, цветы расцвели почти синхронно; люди не отставали от растений и украшали себя кто во что горазд, как правило, стараясь проделать это скорее при помощи пикантного отсутствия одежды, чем ее наличия. А Петюня шел на работу с аккуратно убранными волосами, сурово затянутым темным однотонным галстуком, в агрессивно отутюженных рубахе и брюках и со скорбно поджатыми губами. Он решил похоронить надежду и обдумывал, как бы покрасивее обустроить гражданскую по ней панихиду.

Господин Подольский с интересом посмотрел на выражение мрачной решимости, которое было огромными неоновыми буквами вырисовано на Петюнином лице, насмешливо прищурил глаза и молча взялся за кофе. Петюня пошел на выход, печатая шаг, и споткнулся. Сзади донесся ехидный смешок господина Подольского, Петюня стушевался, мило порозовел и сделал ноги. Усевшись на свое место, он посмаковал свой ляп и по здравом размышлении решил не хоронить надежду, а сослать ее в бессрочный отпуск, чтобы потом в случае чего быстро оттуда возвратить. Да и солнце нашептывало: наслаждайся, наслаждайся! Петюнины губы непроизвольно растянулись в улыбке.

Панкратов мрачно обдумывал, как бы поэффектнее свернуть шею прорабу, в очередной раз запоровшему сдачу объекта. Вроде и не дурак, и не пьет. Хотя лучше бы пил, да сдавал вовремя. В очередной раз наорав на него, больше по привычке, чем в воспитательных целях, он гордо удалился в свою берлогу и с остервенением вгрызся в бутерброд, который приволок из дому. Против своей воли он вспомнил ароматные сдобные расстегаи. И соблазнительно пахнувшие блинчики, буквально таявшие на языке. И горьковатый насыщенный кофе с терпковатым привкусом бальзама. И Петюню. То есть Петюню-то он не забывал, как не забывают постыдный, но сладкий секрет. Но этот щенок путался сейчас со своим шефом и наслаждался жизнью. На мерседесах раскатывает, дрянь блудливая. Дверцы перед ним открывают, за локоток придерживают. И не кто-нибудь, а сам Подольский. А уж этот хмырь знает толк в красоте, эстет хренов. Интересно, а знает Подольский, что Петюня по свиданиям бегает, да со своими поклонничками в кофейне неподалеку от фитнес-клуба фрапуччины разные да безе поглощает? Панкратов сжал челюсти до хруста в зубах. Гаденыш! Еще и глазками стрелять посмел! Думал, он не заметит, что ли? Да у Панкратова, как у совы, кругозор в 360 градусов! Лучше его не было в разведке! И воровской взгляд Петюнин в зеркале он очень хорошо заметил. И как тот в машине глазками стрельнул, тоже. Панкратов дожевал бутерброд, казавшийся на вкус ненамного вкуснее бумаги, еще раз потосковал о расстегаях, поотгонял мысли о Петюниных расстегаях и поцелуях и откинулся на спинку своего кресла. Прикрыв глаза, он помедитировал немного на сладкие воспоминания и решил, что пока не вытрясет из Петюни всей правды, не отступится.