Как написать сочинение. Для подготовки к ЕГЭ - Страница 17
Таким образом, кульминация любовного сюжета мотивирует кульминацию сюжета общественно-идеологического. Благодаря этому обе внешне самостоятельные сюжетные линии пьесы пересекаются в общей кульминационной точке – пространной сцене, итогом которой становится признание Чацкого сумасшедшим. Следует, однако, подчеркнуть, что подобно тому, как приезд влюбленного Чацкого породил принципиальные споры между ним, представляющим «век нынешний», и теми, кто упорно цепляется за жизненные ценности «века минувшего», так и досада и гнев Софии на «сумасшедшего» влюбленного привели общество к полному идеологическому размежеванию с Чацким и со всем новым в общественной жизни, что стоит за ним. Фактически «сумасшествием» было объявлено любое инакомыслие, нежелание Чацкого и его единомышленников за пределами сцены жить так, как предписывает «общественное мненье».
После кульминации сюжетные линии вновь расходятся. Развязка любовной интриги предшествует развязке общественно-идеологического конфликта. Ночная сцена в доме Фамусова (д. IV, явл. 12–13), в которой участвуют Молчалин и Лиза, а также София и Чацкий, окончательно объясняет положение героев, делая тайное явным. София убеждается в лицемерии Молчалина, а Чацкий узнает, кто был его соперником:
Развязка сюжетной линии, основанной на конфликте Чацкого с фамусовским обществом, – последний монолог Чацкого, направленный против «толпы гонителей». Чацкий заявляет о своем окончательном разрыве и с Софией, и с Фамусовым, и со всем московским обществом (д. IV, явл. 14): «Вон из Москвы! сюда я больше не ездок».
В системе персонажей комедии Чацкий, связывающий обе сюжетные линии, занимает центральное место. Подчеркнем, однако, что для самого героя первостепенное значение имеет не общественно-идеологический, а любовный конфликт. Чацкий прекрасно понимает, в какое общество он попал, у него нет иллюзий относительно Фамусова и «всех московских». Причина бурного обличительного красноречия Чацкого не политическая или просветительская, а психологическая. Источник его страстных монологов и метких язвительных реплик – любовные переживания, «нетерпение сердца», которое ощущается с первой до последней сцены с его участием. Конечно, искренний, эмоциональный, открытый Чацкий не может не пойти на столкновение с чуждыми ему людьми. Он не в силах утаить своих оценок и чувств, особенно если его откровенно провоцируют – и Фамусов, и Молчании, и Скалозуб, но важно помнить, что именно любовь как бы открывает все «шлюзы», делая поток красноречия Чацкого буквально неудержимым.
Чацкий приехал в Москву с единственной целью – увидеть Софию, найти подтверждение прежней любви и, вероятно, посвататься. Его гонит любовный пыл. Оживление и «говорливость» Чацкого вначале вызваны радостью свидания с возлюбленной, но, вопреки ожиданиям, София встречает его очень холодно: герой словно наталкивается на глухую стену отчуждения и плохо скрытой досады. Бывшая возлюбленная, о которой с трогательной нежностью вспоминает Чацкий, полностью переменилась к нему. С помощью привычных шуток и эпиграмм он пытается найти с ней общий язык, «перебирает» московских знакомых, однако его остроты только раздражают Софию – она отвечает ему колкостями. Странное поведение возлюбленной вызывает ревнивые подозрения Чацкого: «Нет ли впрямь тут жениха какого?».
Поступки и слова умного и чуткого к людям Чацкого кажутся непоследовательными, нелогичными: у него явно «ум с сердцем не в ладу». Понимая, что София его не любит, он не хочет смириться с этим и предпринимает настоящую «осаду» охладевшей к нему возлюбленной. Любовное чувство и желание выяснить, кто же стал новым избранником Софии, удерживают его в доме Фамусова: «Дождусь ее и вынужу признанье: / Кто наконец ей мил? Молчалин! Скалозуб!».
Он надоедает Софии, пытаясь вызвать ее на откровенность, задавая ей бестактные вопросы: «Дознаться мне нельзя ли, /… Кого вы любите?».
Ночная сцена в доме Фамусова открыла «прозревшему» Чацкому всю правду. Но теперь он впадает в другую крайность: не может простить Софии своего любовного ослепления, упрекает ее в том, что она его «надеждой завлекла». Развязка любовного конфликта не остудила пыл Чацкого. Вместо любовной страсти героем овладели другие сильные чувства – бешенство и озлобление. В пылу ярости он перекладывает на других ответственность за свои «бесплодные усилия любви». Чацкого оскорбила не только «измена», но и то, что София предпочла ему ничтожного Молчалина, которого он так презирал («Когда подумаю, кого вы предпочли!»). Он гордо заявляет о своем «разрыве» с ней и думает, что теперь-то «отрезвился… сполна», собираясь в то же время «на весь мир излить всю желчь и всю досаду».
Интересно проследить, как любовные переживания обостряют идейное противостояние Чацкого фамусовскому обществу. Вначале Чацкий спокойно относится к московскому обществу, почти не замечает его привычных пороков, видит в нем только комические стороны: «Я в чудаках иному чуду / Раз посмеюсь, потом забуду…».
Но когда Чацкий убеждается, что София его не любит, все в Москве начинает раздражать его. Реплики и монологи становятся дерзкими, язвительными – он гневно обличает то, над чем ранее беззлобно смеялся.
В своих монологах Чацкий затрагивает актуальные проблемы современной эпохи: вопрос о том, что такое настоящая служба, проблемы просвещения и образования, крепостного права, национальной самобытности. Но, находясь в возбужденном состоянии, герой, как тонко заметил И. А. Гончаров, «впадает в преувеличения, почти в нетрезвость речи… Он ударяется и в патриотический пафос, договаривается до того, что находит фрак противным «рассудку и стихиям», сердится, что madame и mademoiselle… не переведены на русский язык…».
За импульсивной, нервной словесной оболочкой монологов Чацкого скрываются серьезные, выстраданные убеждения. Чацкий – человек со сложившимся мировоззрением, системой жизненных ценностей и моралью. Высший критерий оценки человека для него – «ум, алчущий познаний», стремление «к искусствам творческим, высоким и прекрасным». Представление Чацкого о службе – о ней его буквально вынуждают говорить Фамусов, Скалозуб и Молчалин – связано с его идеалом «свободной жизни». Один из ее важнейших аспектов – свобода выбора: ведь, по мнению героя, каждый человек должен иметь право служить или отказаться от службы. Сам Чацкий, по словам Фамусова, «не служит, то есть в том он пользы не находит», но у него есть четкие представления о том, какой должна быть служба. По мнению Чацкого, служить следует «делу, а не лицам», не смешивать личный, корыстный интерес и «веселья» с «делами». Кроме того, службу он связывает с представлениями людей о чести и достоинстве, поэтому в разговоре с Фамусовым намеренно подчеркивает разницу между словами «служить» и «прислуживаться»: «Служить бы рад, прислуживаться тошно».
Жизненная философия ставит его вне общества, собравшегося в доме Фамусова. Чацкий – человек не признающий авторитетов, не разделяющий общепринятых мнений. Выше всего он ценит свою независимость, вызывая ужас у идеологических оппонентов, которым мерещится призрак революционера, «карбонария». «Он вольность хочет проповедать!» – восклицает Фамусов. С точки зрения консервативного большинства, поведение Чацкого нетипично, а значит, предосудительно, ведь он не служит, путешествует, «с министрами знаком», но не использует свои связи, не делает карьеры. Не случайно Фамусов – идейный наставник всех собравшихся в его доме, законодатель идеологической «моды», – требует от Чацкого жить «как все», как принято в обществе: «Сказал бы я, во-первых: не блажи, / Именьем, брат, не управляй оплошно, / А главное, поди-тка послужи».
Хотя Чацкий отвергает общепринятые представления о морали и общественном долге, едва ли можно считать его революционером, радикалом или даже «декабристом»: в высказываниях Чацкого нет ничего революционного. Чацкий – просвещенный человек, предлагающий обществу вернуться к простым и ясным жизненным идеалам, очистить от посторонних наслоений то, о чем много говорят в фамусовском обществе, но о чем, по мнению Чацкого, не имеют правильного представления, – службу. Следует различать объективный смысл весьма умеренных просветительских суждений героя и тот эффект, который они производят в обществе консерваторов. Малейшее инакомыслие расценивается здесь не только как отрицание привычных, освященных «отцами», «старшими» идеалов и образа жизни, но и как угроза общественного переворота: ведь Чацкий, по словам Фамусова, «властей не признает». На фоне косного и непоколебимо консервативного большинства Чацкий производит впечатление героя-одиночки, отважного «безумца», бросившегося на штурм мощной твердыни, хотя в кругу вольнодумцев его высказывания не шокировали бы никого своим радикализмом.