Как найти своего мужчину - Страница 11
– Да ты бы хоть с Виталькой своим роман закрутила, чем вообще одной сидеть, – говорила резкая Лариска, – хоть какой-то бы мужик появился. Хоть бы для здоровья… А то ты пока прынца своего ждешь – совсем зачахнешь…
Но Настя каждый раз упрямо крутила головой и говорила:
– Зачем же я буду человеку голову морочить, когда – не мой он… Хороший он, Виталик, хороший, но мне от него кроме дружбы ничего не нужно…
И не раз думала она, что просто не видит она в нем мужчину, как когда-то не видела его в Алешке. И так и оставались они друзьями, работая рядом.
И женщины – сотрудницы с кафедры, похоже, тоже не видели в нем мужчину. Ни в нем, ни еще в двух преподавателях на их кафедре – милых, образованных людях. Но очень каких-то – мягких, обходительных, что ли, без какой-то выраженной мужской части.
Вот и получалось, думала Настя, что так много одиноких женщин окружает ее. В них, как и в ней, живет желание любви и настоящего женского счастья, знакомого большинству из них только по книгам.
На самом деле Настю даже порадовал этот ее вывод. Совсем не испугала ее эта возможная конкуренция, потому что, конечно, когда вокруг так много одиноких женщин, вероятность найти своего мужчину как будто бы уменьшается. Но она думала по-другому:
– Если так много женщин хотят любви и ждут своих мужчин – должны же их там, наверху, услышать… И чем больше женщин хотят найти свою любовь – тем громче их голоса, тем скорее их услышат, и тем скорее он появится в ее жизни. Он – ее мужчина…
День шел, как обычно, в делах и заботах, пожалуй, только больше шума и какой-то неорганизованности было на занятиях в институте. Студенты еще не успели войти в рабочий учебный ритм, поэтому и болтали больше чем надо, и были более оживленными на переменах между парами, когда рассказывали что-то из той жизни, которой они жили на каникулах.
А Лена Сидорова с Сережей Нестеренко, наоборот, были как-то молчаливы, осторожны, что ли. Насте показалось, что они как-то присматриваются друг к другу, заново привыкая, узнавая друг друга. Настя знала, что Лену мама на все каникулы отправила к старшей сестре в Самару. Отправила, наверное, от греха подальше, чтобы не встречались безнадзорно Лена с Сережей, чтобы не натворили чего-нибудь.
Мама Лены была типажом ярким и странным. Еще когда Настя после окончания филфака работала в школе, встречались ей иногда такие вот мамы – активные, громкие, всё контролирующие, во всё сующие свой нос. Занимали они, как правило, посты в родительском комитете, старались завязать короткие, близкие отношения с классным руководителем, чтобы «держать руку на пульсе», чтобы своего ребенка держать под контролем. Настю всегда раздражали такие мамы – и немного пугали своей активностью, правильностью, и какой-то бездушностью.
Потому что за всеми этими их правилами и принципами, позициями – не было в них чувств и души, и просто – понимания.
Настя помнила одну из таких мам, яркую защитницу прав и правил, которая дотошно выясняла после выпускного вечера – куда исчезло столько продуктов, остававшихся на столах.
Родители не поскупились – столы действительно ломились от вкусностей: дорогие колбасы, балык, икра, фрукты, коробки конфет, пирожные. Дети не оценили родительской щедрости – не до балыка им было, не до еды. Сразу после короткого застолья начались танцы, и вчерашние ученики, нынешние взрослые и свободные люди, отдались последней возможности «оторваться» в стенах школы. Где-то по углам распивались заранее пронесенные и припрятанные спиртные напитки, где-то велись жаркие разговоры, где-то обнимались влюбленные парочки. Изредка кто-то из детей подходил к столу, выпивал стакан воды, ковырялся в бутербродах, съедая икру и оставляя надкусанный хлеб, загребал из коробки горсть конфет.
К утру, когда дети ушли встречать рассвет, а родители все еще сидели в кабинете учителя труда и сами отмечали знаменательное событие, пришла пора убирать зал. Тогда только и собрали оставшиеся продукты, и получился увесистый кулек с бутербродами, просто – с нарезкой разного вида, целое блюдо фруктов.
И с Настиной легкой руки его разобрали по частям. Пакетик вкусностей взяла себе уборщица тетя Оля, которую все дети любили за ее домашний какой-то нрав, но на выпускной вечер, однако, не позвали. И Настя посчитала, что ничего страшного не будет, если она тетю Олю угостит с детского стола. Часть продуктов Настя отнесла в кабинет домоводства – завтра был экзамен у 6-го «Б», и Настя решила – будет здорово угостить коллег во время перерыва. Большую часть оставшихся продуктов забрала Нина Ивановна, организатор внеклассной работы, которая шла на другой день в поход с седьмыми классами. Выпечка, фрукты и несколько упаковок газированной воды – всё это было просто подарком в трехдневном походе.
Сама Настя тоже всю ночь не ела, не до разносолов ей было. Это был ее выпускной класс, поэтому ей было нужно всюду успеть и все проконтролировать: и вовремя увести из коридора подвыпивших выпускников, чтобы директору на глаза не попались, и с родителями пообщаться, и выслушивать излияния своих вчерашних учеников. Поэтому к моменту уборки стола была она откровенно голодной. И, пока наводили порядок в актовом зале, в котором проходило торжество, пока тетя Оля, которая специально по этому поводу вышла на работу рано утром, мела зал, Настя сделала совершенно потрясающий королевский бутерброд – сложив на кусок хлеба несколько кусков ветчины, буженины и копченой корейки. И съела его с аппетитом, как будто наградила саму себя за все мытарства последних дней и всю суету этой ночи.
– Где наши продукты? – задала вопрос эта все контролирующая мама на другой день. И повторила с чувством внутреннего достоинства и возмущения невиданной несправедливостью:
– Где те продукты, которые оставались на столах?
И вопрос этот, и мама, пришедшая на другой день в школу специально, чтобы спросить это, были так неожиданны, что Настя не нашла, что и ответить.
И сразу вспомнила этот свой восхитительный бутерброд, нарезки эти, с королевской щедростью в несколько этажей положенные на хлеб, и стало ей так стыдно и так неловко за себя, и за этот бутерброд, и за маму, которая в школу пришла для того, чтобы разобраться, куда делись оставшиеся продукты.
И Настя смутилась окончательно, даже забыла сразу – куда все эти продукты делись, как будто она одна и съела все это в этом величественном, роскошном бутерброде.
И потом, запинаясь, как провинившаяся, объяснила маме, что продукты эти, которые не понадобились выпускникам, пригодились в походе, что часть их она отдала на экзамен, что она угостила ими тетю Олю. Она даже про бутерброд свой рассказала, чтобы мама поняла, что она все честно рассказывает.
Но, пока говорила она все это маме, – не оставляло ее чувство, что говорит она с человеком, который ее не слышит, который ее аргументы не принимает, который видит только факт – продукты исчезли. И сам этот факт ложится пятном и на Настю и на других учителей. Потому что изначально эта мама видела в этом факте плохое – воровство.
Когда мама, недовольная, с осуждающим взглядом, ушла, высказав ей свое принципиальное несогласие с таким обращением с продуктами, купленными на общественные деньги, – Настю еще долго не оставляло чувство неловкости от самой ситуации, и чувство неловкости от общения с такой вот – принципиальной, порядочной и какой-то… нечеловечной – мамой.
И Настя не раз потом встречала таких родителей – правильных, жестких, недоверчивых. И, когда много лет спустя, уже работая в институте, она познакомилась с мамой Лены, она почувствовала в ней такой знакомый тип правдоискателя и контролерши, всегда знающей, как надо и как не надо поступать.
Вообще было как-то не принято, чтобы родители студентов посещали кураторов курсов – как в школе: спрашивали, как там их ребенок. В общем-то, ничего в этом не было плохого, даже наоборот, могло бы говорить о заботливости, внимательности родителей к своему чаду, – но после посещений мамы Лены всегда оставался этот осадок, какое-то неприятное чувство, что она не должна ходить и интересоваться жизнью дочери. Не должна ходить и интересоваться именно так, как она делала.