Как на качелях - Страница 19

В деревне я всем завидовал. Борьке, у которого были длинные руки.

«Эх, мне бы такие руки, как у Борьки, — думал я. — Уж я бы знал чем заняться. Длинными руками можно до всего достать. Свисают, например, из какого-нибудь сада яблоки, другим надо палку, чтобы их сбить, а длинной рукой — раз! Только протянул, и яблоко в кармане. Да что там яблоки! Все можно достать. С такими руками не пропадешь. Только Борька, дуралей, не догадывается об этом. Он любит волейбол. С утра до вечера знай себе по мячу лупит.

А ноги я хотел бы иметь Колькины. Он бегает как ветер. От всех может убежать. Нарвал яблок и дал тягу. Попробуй догони! Но бестолковый Колька ходит на стадион. Носится там как угорелый по дорожке.

Еще я хотел бы иметь такие уши, как у Вовки. Большие, музыкальные. Будь у меня Вовкины уши, я бы уж, конечно, первый заслышал сторожа в саду и дал бы драпака. Но Вовка и не подозревает о своих возможностях и занимается музыкой. Без конца дубасит по роялю.

А голову неплохо иметь бы Петькину, — рассуждал я. — Петька, чудак, делает разные модели самолетов. А ведь с его смекалистой головой ничего не стоит построить какую-нибудь заводную машинку для сбора ягод. Пустил ее в малинник. Она раз-раз, пособирала все ягоды, подъехала к тебе и ссыпала в карманы».

Вот так я ходил целыми днями и всем завидовал. Все представлял, что я сделал бы на месте своих приятелей.

Только однажды подходит ко мне весь взъерошенный Петька и спрашивает:

— Ты чего это все ходишь у заборов?

— Так, — говорю. — Смотрю.

— Чего смотришь?

— Да так…

— А-а, — говорит Петька и вздыхает. — Эх, мне бы твое свободное время! Я бы такой планер построил.

В деревне два существа привлекали меня: сверчок и светлячок. Ведь один из них был музыкант, а второй имел малюсенький фонарик. Эти два существа мне казались не только прекрасными, но и таинственными — несмотря на все попытки, я ни разу их не видел. Каждое утро я просыпался от стрекотания. Где-то под нашим окном веселый музыкант, не переставая, играл свои мелодии. Я представлял его маленьким кузнечиком с усиками, сидящим на качающихся стеблях и играющим на разных инструментах. Когда стрекотание становилось особенно громким, до звона в ушах, мне казалось — он играет на какой-то струнной трещотке.

Каждый раз, заслышав эти манящие звуки, я вскакивал с кровати, вылезал через окно в сад и подолгу неподвижно лежал в высокой траве. Прислушившись к звукам, я начинал осторожно раздвигать траву и подползать к невидимому музыканту. Увлеченный своей игрой, музыкант забывал про осторожность и подпускал меня совсем близко. Он играл где-то прямо перед моим лицом, но где — я так и не мог разглядеть.

Много раз я искал этого загадочного музыканта, но так и не находил никогда. Я спрашивал о сверчке у взрослых, но они тоже не видели его. Только бабушка сказала, что у нее жил какой-то за печкой сверчок, и добавила, что он часто поселяется в комнатах, но только не у одиноких людей, а у семейных.

Светлячка я представлял добрым сторожем, как он по ночам светит своим фонариком — освещает разные травы, или летает и рисует в небе светящиеся зигзаги, или как он ползет от цветка к цветку и охраняет сон разных букашек.

Каждый вечер я подбегал к окну и вглядывался в темнеющий сад — все хотел увидеть светлое пятнышко, но мне никак не удавалось. «Наверно, они не живут около домов», — думал я. Но однажды мне все-таки повезло. Как-то мы с приятелем пришли на луг. Приятель бросился ловить бабочек, а я стал шарить среди трав — искать светлячков.

«Эх, если бы у меня был бы светлячок! — подумал я. — Я бы сделал ему домик из коробки, и по ночам он светил бы над моей кроватью». И только я об этом подумал, как сбоку увидел необыкновенного жука с металлическим блеском. Жук лез вверх по стеблю колокольчика. Он очень спешил. Это было видно сразу. Добравшись до головки цветка, он только на мгновение остановился, пошевелил усиками, почистил лапки одну об другую и сразу побежал назад. Я схватил жука в руку и заорал на весь луг:

— Я нашел светлячка!

Приятель подбежал и стал смотреть на мою ладонь.

— Брось его! — сказал он. — Это навозный жук!..

И не успел я опомниться, как он схватил жука и запустил далеко в траву. Я тут же бросился искать его, но он успел исчезнуть. Потом приятель всем ребятам говорил, что я нашел навозного жука, но я-то знал, что это был светлячок.

В конце нашей улицы жил дядя Кирилл. Раньше, до пенсии, он работал электромонтером. Ходил по домам ставить проводку, заменял лампы и пробки, следил за освещением на улице. Еще дядя Кирилл играл на всем, что попадало под руку, из всего извлекал звук. Возьмет несколько бутылок, одну оставит пустой, в другую нальет немного воды — совсем чуть-чуть, на донышке. В следующую бутылку нальет воды побольше, потом еще больше. Расставит бутылки в ряд, легонько бьет по ним деревянной палочкой. Прислушаешься — мелодия звучит. Дядя Кирилл мог играть на самоваре, кастрюлях и пиле, на стволах от ружья и на расческе. Но лучше всего — на ложках. Обыкновенных деревянных ложках. Две в одну руку возьмет, две в другую. Бьет ими друг об дружку — одними ведет мелодию, другими аккомпанирует.

Однажды я пришел к дяде Кириллу с нашими металлическими ложками.

— Дядь Кирилл, научи меня играть, — говорю. Дядя Кирилл попробовал играть на моих ложках.

— Плохо звучат, — говорит. — Иди помой!

Прибежал я домой, отдраил ложки с мочалкой, вернулся к дяде Кириллу. Он снова взял мои ложки.

— Совсем другое дело, — говорит. — Слышишь? — И сыграл мне какой-то вальс.

Однажды дядя Кирилл начал разводить цветы — пионы, бархотки, гвоздики, табак. Вдоль забора, от набегов мальчишек, дядя Кирилл установил дополнительные барьеры, насажал крапивы и репейник. После этого мы заключили, что дядя Кирилл стал жадный, и начали его называть «крокодилом». Время от времени мы посылали в его сад бумажных голубей с угрожающими записками, а по воскресеньям, когда он уезжал на рыбалку, залезали в его сад и нарывали охапки цветов. Из цветов мы плели венки или носили их в петлях рубашек, как ордена. Иногда мы залезали в сад с девчонками и потом устраивали игры. Крупные цветы, какие-нибудь георгины, ставили стеблями вверх и на стебель надевали венчик вьюна, и георгин превращался в королеву. Пион со шляпкой колокольчика — в короля. Любой стебель с граммофоном цветка — в солдата. Эти цветочные королевства ходили у нас в гости друг к другу, танцевали, ссорились и воевали. После каждого воскресенья садовые клумбы заметно редели. Обходя кусты, «крокодил» только вздыхал и качал головой. А мы втихомолку посмеивались и день ото дня все больше смелели — забирались в сад и в будни по вечерам… А однажды я забрался в полдень. Сорвал огромную розу и только хотел повернуть к дыре в заборе, как вдруг передо мной возник «крокодил». От страха я онемел, точно обмороженный, но все же успел спрятать розу за спину и нагнул голову, ожидая наказания. Но «крокодил» глубоко вздохнул и сказал:

— Что же вы делаете? Разве я все это себе сажал? Я ж букеты в детские дома посылаю. Детишкам, у которых нет родителей. А вы?… — Он махнул рукой и побрел к калитке. Потом распахнул ее и добавил:

— Зови своих друзей. Дорывайте!..

С того дня «крокодил» снова стал дядей Кириллом. И хотя калитка в его саду больше не запиралась — никто не сорвал ни одного цветка.