Как меня опять надули - Страница 7
"Он мне нисколечко не доверяет", – горько признавшись себе в несовершенстве нашей дружбы, я быстро преодолела крутой холм и вприпрыжку бросилась к маленьким огонькам далекой деревни.
По запаху определив трактир, я не раздумывая толкнула отсыревшую дверь и с трудом, разглядела внутри пару грубо сколоченных столов. Несколько крестьян, развалившись на скамьях, меланхолично наблюдали за ловким карточным шулером, который всухую обыгрывал простодушного гоблина.
– Ну те с. Что будем заказывать, пигалица? – толстый трактирщик с интересом уставился на меня, и я поняла самое главное – у меня нет денег.
– Я принцесса!
– А я король, – он довольно захохотал так, что с потолка посыпались гнилые ошметки дерева. – Попрошайкам не подаю, а вот как насчет игры?
– Карты! Твои низменные интересы позорят наш род! Вместо благодарности за наш труд ты "такое" выкидываешь!!! – моя старшая сестра брезгливо ухватила двумя пальчиками, обернутыми в носовой платок, подаренную мне кем-то еще перед свадьбой, колоду.
Не понимаю, почему игру в тупого хоббита называют – "такое", ничего, вот именно "такого" в ней и нет.
Все началось с разговора о судьбах мира – мы с королем любили поболтать о всякой ерунде. Затем речь зашла о предсказаниях, и карты, очень кстати, оказались под рукой. А точнее, в левом рукаве. Как потом мне рассказали, взрывы смеха были слышны даже в дальних покоях дворца. Придворные недоуменно пожимали плечами и переглядывались, но войти в личные покои короля никто не решился. Но когда в из-за двери начали раздаваться сдавленные стоны, первым не выдержал караул: бросив пост, один из стражников доложил о подозрительных звуках моему благородному супругу. И хотя тот находился на другом конце острова, но прибежал довольно быстро, гораздо быстрее, чем смогла бы прискакать его лошадь. По его обалдевшему виду мы с королем поняли, что хватили лишку – картина, застрявшего под троном отца, куда тот залез, чтобы два раза промяукать, и меня, старающейся вытащить за руки намертво застрявшего свекра, поразила Лега в самое сердце. И когда он, наконец, справился со своими чувствами, и, приподняв трон, освободил отца, то грозно приказал мне готовиться к обыску.
Много добра в тот вечер полетело в море… Ночью я тайно оплакала свои сокровища и в первый раз подумала о муже без нежности.
– Нет, я не играю, но удачу приношу, я счастливая.
Уродливый, с кожей будто изъеденной слизнями, мне подмигнул орк:
– Давай к нам, "принцесса".
– Десятка, – довольно проворчал он, покрыв, выложенные горкой карты. Его тощий противник, гоблин, весь покрылся капельками пота, громко выдохнул и выложил главный козырь – сенешаль Мустагрима.
– Эльфийка и кольцо, – взревел орк и с силой хлопнул по столу картой. – Ну как?
Гоблин молча снял куртку и отдал довольному шулеру.
Эльфийка была весомой картой в колоде, если не считать Гондорского короля, короля гномов и эльфийского величества, впрочем, при изрядной поддержке темных воинов, эльфийка могла бить подобных с явным успехом.
В игре, что получила распространение уже после известных войн, мастей было семь: три светлых и четыре темных. Почему? А вот из вредности. Пусть свободные народы обижаются. Светлые были люди, гномы, эльфы; темные – орки, назгулы, тролли и хоббиты. Еще пара карт, с символами колец, как самые главные по старшинству, усиливали мощь своих соседей и давали им дополнительные преимущества – по правилам, даже нижайший тролль, если выпадал с картой кольца, мог бить гондорского короля со всей его свитой и наоборот. Из женских карт, присутствовала только эльфийка, она шла отдельной статьей – главенствовала над всеми мастями, и, единственная, могла принимать как темное так и светлое обличие. Именно ее приберегали на последний, решающий ход, когда все остальные резервы были исчерпаны. Выпадая со знаком кольца, она выигрывала, сразу и окончательно.
Сжимая в ладонях честно заработанный кусок хлеба, я так же честно несла его другу. Колючие ветки били меня по лицу, а на подходе к месту привала я, зацепившись за корягу, с шумом полетела в гостеприимно расправленные колючие лапы ежевики. И здесь, лежа на животе под кустом, я услышала тихий разговор, доносившийся с противоположного склона холма.
– Я не понимаю, почему ты вчера не отдал её грайдам, и вместо этого попытался спрятать от меня. Ты ведешь себя, странно, волшебник. Где эльфийка?
Последовало молчание.
Приподнявшись на согнутых локтях, я старательно вслушивалась в тяжелое, с присвистом дыхание моего друга. И его голос, будто вымученный душевными терзаниями, наконец произнес:
– Она в кустах ежевики, за холмом.
Так я никогда не бегала, даже от орков. Сейчас меня гнал не реальный враг, меня гнал страх. Забыв о своих невзгодах и не разбирая дороги, я неслась, не разбирая дороги, лишь бы больше никогда не слышать этот голос.
Всю ночь, трясясь по ухабам в скрипучей повозке, я пыталась понять чувства предавших меня друзей. Пыталась, но не понимала и от этого непонимания ещё сильнее тряслась, тряслась до тошноты. Зарывшись в кучу сваленных в телеге тряпок, я старалась забыться в полусне. Ближе к утру кто-то теплый прижался к моей спине и тоже попытался согреться. В слабом свете я разглядела мордочку старой обезьяны, с большущими грустными глазами. Милостиво потеснившись, она свернулась калачиком и сразу заснула.
Пара расшитых бумажной мишурой костюмов, деревянный меч, раздавленный и изрядно перемешанный грим, раскрашенный тент с крупными незнакомыми буквами. Кое-как приподнявшись, я выглянула наружу. День, под стать настроению, плаксиво хмурился, серые тучки затягивали низкий небосвод. Зябко потерев ладонями плечи, я вернулась на свое место. Обезьяна проснулась и принялась задумчиво что-то искать в моих длинных косах. Она скребла ногтями по моему затылку и громко сопела. Не обращая внимания на её маневры, я сжалась в комочек и тоже тяжело вздыхала.
Как я оказалась здесь? Да очень просто – на другие повозки меня просто не взяли. Обессилевшая от быстрого бега, я напрасно махала руками и умоляла проезжающих отвезти меня хоть куда-нибудь – они лишь подстегивали лошадей и мчались дальше. И только к вечеру, когда со мной поравнялся медленно тащившийся обоз бродячих комедиантов, я без приглашения залезла в последнюю телегу и спряталась под ворохом тряпья. Добрая обезьяна меня не выдала а даже посочувствовала и приютила на ночь. И всю эту ночь я проплакала.
Глухие шлепки веток по натянутой парусине вскоре стали реже, колеса замедлили ход и повозка, качнувшись, остановилась. Но все ещё находясь во власти дремы, я сонно сжимала веки – просыпаться не хотелось, как не хотелось видеть тот убогий мир, что окружал меня.
– Опаньки, у нас гости, – раздался бодрый, жизнерадостный голос, – из проема откинутого полога на меня глядел уже знакомый улыбающийся гоблин. – Ты откуда малышка? – И он опять рассмеялся. – Солнце встало, жизнь чудесна! Давай знакомится!!!!!!! Он протянул ко мне руки, но, слабо пискнув, я забилась в самый дальний угол.
– Кто же так тебя напугал?
Глотая подступившие слезы, я только отрицательно замотала головой.
А он продолжил.
– Да я не против, сиди, сколько хочешь. Только кинь мне вон ту рубашку, я, знаешь ли, несколько в неглиже.
Только сейчас, сквозь пелену слез, я заметила, что гоблин, голый – почти, если не считать венка из придорожных цветов на голове и повязки из листьев на бедрах. Отвернувшись я бросила первое, что попалось под руку.
Маленький караван состоял из двух повозок-вагончиков с тентами, ярко размалеванными сценами из героических баллад. Пара лошадей, лениво отмахиваясь от лесных оводов, паслась в сторонке, подбирая толстыми губами густо рассыпанное зерно. Горел костер, согревая продрогших в тумане странных существ, которые о чем-то приглушенно спорили. От костра шел вкусный запах еды, стучала ложка, напоминая о последних двух днях полной голодовки. Полусонный бакен с кошачьими глазами аккуратно вылавливал в бульоне кусочки картошки сломанной веточкой. Его тело, затянутое в лоскутное одеяние, сливалось с цветочным ковром, и казалось, что один из радужных ирисов внезапно ожил. Сходство довершал длинный синеватый нос и острый подбородок. Его племя никогда не жило на одном месте, они бродили по миру, вынюхивая и выискивая только им известные выгоды, потому как без них и шагу не могли ступить. А потому, его нахождение здесь было удивительно и странно. Моего гостеприимного хозяина нигде не было видно. Справившись со страхами, я, наконец вылезла из повозки, чтобы развесить на ближайших ветвях мокрую от слез чужую одежду. Судя по ее рваным карманам и полному отсутствию пуговиц, занятие хозяев не приносило им большого дохода. Тем более странным казалась присутствие здесь бакена.