Как кошка с собакой - Страница 3
Я?
Нет, этого не может быть, потому что не может быть никогда, но все же… Я же чувствую! А уж чувства меня никогда не подводили!. Я ему нравлюсь… Я ему… Кошка собаке… «Офигеть!» – как сказала бы Олька.
Я так изумилась, что повернула голову и посмотрела на пса. Надо же, не все собаки полные уроды, этот ничего. Мне даже захотелось посмотреть на него поближе, возможно даже…
Тут я одумалась и быстро сиганула внутрь комнаты. Наверное, это старческий маразм приближается. Или течка скоро.
Я принюхался сильнее и впервые в жизни не поверил собственному носу.
Пахло кошкой!
Нет, сам по себе факт уникальным не являлся – этих тварей полно в каждом дворе. Так и шастают, так и норовят какую-нибудь подлость учинить.
Но чтобы кошачий запах показался мне приятным!
Повращался вокруг себя, поводил носом, сел и зажмурился для полноты ощущений.
Бред какой-то!
Пахло кошкой, но мне не хотелось чихнуть, выдувая эту мерзость из носа. Потому что никакая это не мерзость была, а… Вот представьте: немного запаха слегка подвяленной рыбы, немного запаха тепла, тонкий аромат шерсти – теплой и мягкой. И еще капелька человеческого запаха. Хорошего, молодого, смелого, заботливого… И пахло еще уверенностью в себе, ленивой силой, грустью какой-то уютной пахло…
Нет! Не перескажу я вам, чем пахла эта кошка! Там ведь не в составляющих запаха дело, а в том, как они переливались, не смешиваясь, как дышали, как наплывал и отступал этот аромат.
Короче, поверьте на слово – ничего подобного до того случая мне в нос не попадало. Это точно. Я даже выдыхать забыл. Сидел кот знает сколько времени, держал в себе вдох и пошевелиться боялся. Потом понял – все, хватит. Запах запахом, а дышать тоже иногда чем-то нужно. Я резко выдохнул, вдохнул, закашлялся и поднялся. Первая волна немного откатила, я даже соображать начал. Определил направление, присмотрелся…
Кошка сидела в открытом окне второго этажа и смотрела в небо.
Волк меня подери, она так смотрела в небо, что хотелось подпрыгнуть со всех четырех лап и зависнуть перед ее шикарными усами. Чтобы прижаться носом к ее носу и понять, вынюхать, как это ей удается – так смотреть на обычное, ничем не примечательное небо. Не было в том небе ни птичек, ни хотя бы каких-нибудь человеческих безделушек типа самолетов. Там, кажется, даже облаков не было. Хотя тут я могу и ошибаться. Глаза – не нос, соврать могут.
Неважно, были там облака, не были. Все равно смотрела кошка так, как никто никогда никуда не смотрел. Как будто она уже все это видела и знала, что через минуту увидит. И как будто ничего интересного ей, конечно, уже не покажут, но смотрит – чисто из жалости, хотя могла бы встать и уйти.
А потом мне расхотелось прыгать и зависать. Что за глупость – зависать? Мне вдруг стало ясно, что нужно броситься, всех победить, разодрать на части, принести к лапам моей красавицы, и бросить, и смотреть, как она медленно-медленно моргнет, а потом, может быть, поведет носом в мою сторону.
Потому что до сих пор она меня не замечала. Я был для нее все равно что булыжник или куст. Этого допустить я никак не мог.
Хорошо, что сдержался, не бросился побеждать, грызть и вообще не совершил никаких резких движений. Я вдруг вспомнил основу кошачьего языка, весь напрягся, пасть захлопнул и пошел к кошке. Шагов десять я сделал в ее направлении. И все думал: «Вот, кошак меня дери, не помню – ас хвостом что делать? Махать нельзя, это точно… а можно что?» Я попытался нести хвост неподвижно. Это оказалось невозможно, хвост то и дело сам собой покачивался из стороны в сторону. Тогда я поджал его – это было унизительно и глупо. На девятом шаге я вспомнил – коты при встрече поднимают хвост трубой! Конечно, я сто раз сам видел: идут, морду вперед вытягивают, понюхают неоднократно, пока лапу поставят… а хвост торчит прямо вверх.
Я попытался. Громко и с чувством понюхал (какой запах, волк меня дери, какой аромат!). Осторожно поставил лапу на землю. Изо всех сил попытался задрать хвост…
Не знаю, как это выглядело со стороны, но кошка насмешливо фыркнула, потянулась и ушла с подоконника в комнату.
Я снова сел и чуть было не заскулил. Она ушла в дом – и сразу стали неважны все эти драки, помойки, вожаки и даже мама. Я посидел, пытаясь запомнить запах. Понял, что невозможно это ни запомнить, ни вообразить, ни кому-нибудь пересказать.
Я встал и побрел на свою территорию.
Хвост безвольно болтался, хотя я его не пытался контролировать.
Запрыгнув в квартиру, я обнаружила там мамулю, которая пришла с работы и активно перекладывала что-то из больших пакетов в холодильник. Настроение у нее было хорошим, и я немедленно подлезла к ней под руку – сейчас можно.
– А, Каська, Касеныш, привет, моя хорошая, кушать хочешь?
– Мррр…
Что за вопрос, кто ж откажется?
– А что ты хочешь, сосиску или рыбку?
Эти люди иногда такие тупые! Ну и как, она думает, я ей отвечу? Не, я отвечу, конечно…
– Мрвмя!
– Сосиску?
Ну, я ж говорю! Сама спрашивает и сама ж ничего не понимает! Сами жрите ваши сосиски, там кроме бумаги ничего съедобного нет. Повторяю:
– Мрвмя!
– Сейчас, маленькая, я тебе сосисочку почищу…
– Я не хо-чу со-сис-ку!
– Сейчас, сейчас…
И как я после этого с ними живу? Сама себе удивляюсь.
Мамуля у нас вообще хорошая. Замороченная немного, но в целом хорошая. Если Олька про меня и забыть может, то мамуля – никогда. И из гостей придет пораньше – знает, что я не люблю одна сидеть, и рыбки свеженькой купит, и ночью подо мной не ворочается, как мельница. А то с этой Олькой просто беда. Только устроишься уютненько – голову на одну ее ногу, лапки на другую, так ей тут же приспичит перевернуться. А мне опять просыпайся, устраивайся. Короче, с Олькой спать – просто мука.
А вот телевизор мне больше всего нравится с папулей смотреть. Он как вечером на диван ляжет, так пару часов и не встает. На его пузе можно вытянуться удобно, заодно и печень ему прогреть. Кто б сказал ему, что хватит уже жареную картошку сковородками трескать! Еще немного – и я уже не справлюсь, лекарства глотать придется.
Олька и мамуля телевизор смотреть совершенно не умеют. Мамуля все норовит что-нибудь связать. То спицей мне в глаз чуть не заедет, то локтем спихнет – просто жизни нет, а еще и вечно недовольна, что я ей мешаю. Я бы поспорила – кто кому мешает! А Олька – та все время куда-то бежит. То к телефону, то за чаем, то за вареньем, то за другим телефоном! Только под бочок залезешь – вскочила, побежала. Просто метеор какой-то, а не кошка! Или не человек?
Вот мамуля с папулей точно человеки – это ясно. А Олька… С ней я так до конца и не определилась. По внешнему виду, конечно, больше на человека похожа, а внутри… Иногда в ней что-то такое родное проскакивает, что я даже замороженную рыбу из ее рук соглашаюсь есть.
Чем дальше я убегал от чужого двора, тем легче становилось на сердце.
Наверное, потому, что запах выветривался. Ну кошка, ну смотрела куда-то… Чего меня развезло? Кошек я, что ли, не нюхал? Постепенно мой нос вбирал в себя привычные запахи улицы, и я становился обычным дворовым псом Носом. Нет, не обычным! Я, между прочим, сегодня выгрыз себе право быть правым заплечным!
Это воспоминание снова сделало меня энергичным и бодрым. От полноты чувств я облаял большую седую крысу, которая шла по своим делам в тени дома. Крыса очень удивилась, остановилась, пошевелила усами, да так и стояла, пока я, полаивая, бежал мимо.
Когда я вернулся на место лежки, стая уже проснулась. Я принюхался… и беззаботность сразу ухнула куда-то вниз, а на ее месте осталась только настороженность.
Прямо перед Вожаком стоял чужой. Он был большой, домашний, еще пах людьми и квартирой. И он стоял напротив вожака, возвышаясь над ним, как сука над новорожденным щенком. Очень мне это не понравилось. Хотя сварой не пахло – чужой казался вполне миролюбивым и вовсю мотал своим обрезанным хвостом.