Как бы не так! - Страница 11

– Здравствуй, дочка, – сказал он. Я вздохнула и сделала шаг в сторону, пропуская их в свое жилище. Они вознамерились прошмыгнуть в комнату, при этом забыв разуться. Хотя в квартире и наблюдался стойкий пылевой покров, это показалось обидным, и я сказала:

– Тапочки вот здесь, возле вешалки.

Юрий Петрович несколько суетливо вернулся в прихожую, снял ботинки и облачился в тапочки бывшего мужа. Верзиле тапок не нашлось, он потопал в носках.

Я приглядывалась к ним. Больше, конечно, к Старикову. В верзиле рассматривать было нечего, а его ответный взгляд рождал в душе смятение. В общем, я смотрела на своего недавнего пациента. Выглядел он неплохо. Куда бы ни отправился он тогда на «Скорой помощи», а угодил к специалисту. Меня так и подмывало спросить, куда и к кому, но вряд ли они ответят.

Юрий Петрович устроился в кресле, вытянул ноги в тапочках и с улыбкой разглядывал меня, а я его. Дорогой костюм из легкой ткани, светлая рубашка, золотые часы, волосы подстрижены и аккуратно зачесаны назад, неприятный желтоватый оттенок исчез, седина отливала серебром, Юрий Петрович не лишен был некоторого щегольства. В целом выглядел респектабельно. Золотые часы навели меня на мысль, и я ее высказала:

– Ваши вещи, часы и перстень, в милиции…

Он как-то небрежно махнул рукой, целиком поглощенный созерцанием моей особы. Мне это надоело.

– Цветы и продукты ваша работа?

– Моя, – сказал он и улыбнулся шире.

– Я вам что, ключи от квартиры оставила?

– Не сердись, дочка, – запел он. – Хотел сюрприз сделать. Думал, приедешь, порадуешься…

– Я и порадовалась при мысли о том, что кто-то бродит по квартире в мое отсутствие.

– Прости старика, – убрав улыбку, попросил он. – Хотел как лучше, не сердись, очень прошу. Теперь на всем свете для меня нет человека дороже, чем ты, дочка…

– Вот что, Юрий Петрович, – начала я, но он меня перебил:

– Зови меня дядей Юрой…

– Никакой вы мне не дядя, и я вам не дочка. Это первое. Второе: вы мне ничем не обязаны. Я врач, мое дело лечить людей. Что я и делаю. За свою работу я получаю деньги, называется зарплата. За розы спасибо, а вот деньги заберите. – Я поднялась, достала доллары и положила на стол. – Продукты тоже. Правда, банку икры я съела, не буду врать, съела совершенно сознательно, а не по ошибке. Так что мы с вами квиты, и потому у меня убедительная просьба: появляться в моей квартире только по приглашению. Деньги за аккумулятор верну через месяц, а сейчас, извините, не могу – отпуск.

Юрий Петрович слушал, разглядывая свои руки, и заметно печалился.

– Не поняла ты, дочка, – вздохнул он. – Я, старый дурак, как-то все неправильно сделал… Не хотел я тебя обидеть, прости. И деньгами этими не за жизнь свою расплачивался. Я много чего повидал на свете и знаю: не все за деньги купишь. Потому и к тебе пришел, думал, если есть еще такие люди, значит, не зря мы землю топчем.

– Спасибо за лестное мнение, – нахмурилась я. – Но это ничего не меняет.

– Что-то я все-таки не так сделал, – покачал он головой. – Я ведь пока к кровати прикованный лежал, все думал – как поднимусь, к тебе поеду. И встреча наша не такой виделась. Прости, если что не так. – Он даже поклонился.

У меня стойкое отвращение к театральным эффектам, чувство такое, что тебя водят за нос. С другой стороны, он выглядел совершенно несчастным, а особого повода злиться у меня не было: в конце концов, икру я съела.

Подумав, я поднялась и сказала:

– Давайте пить чай.

– Ничего не надо, дочка, – забеспокоился Юрий Петрович, но я уже шагала в кухню.

Через десять минут мы пили чай. За это время доллары со стола перекочевали на полку. Я покачала головой, а Юрий Петрович засуетился:

– Что ты в самом деле, пусть лежат, вдруг понадобятся. Зарплата у тебя плохонькая, работа тяжелая. А мне куда деньги девать? Жены нет, детей не нажил, вот и мыкаюсь один на старости лет.

– Вам пятьдесят четыре года, и вы вовсе не старый, – одернула я, очень уж он увлекся. – Вполне можете жениться и даже детей завести. Вот мой сосед, к примеру, так и сделал и живет припеваючи.

Юрий Петрович с готовностью засмеялся. Понемногу разговор налаживался, а вот чай мои гости не жаловали. Юрий Петрович сделал пару глотков, а верзила как замер возле стены, привалясь к ней спиной, так по сию пору и стоял. Причем сразу и не решишь, то ли он стену, то ли она его поддерживает.

Я ему из вежливости налила чашку, но он ее как будто не заметил, стоял и пялился в угол комнаты. Из любопытства и я взглянула: угол как угол, даже паука там не было, но ему чем-то понравился. Мне что, пусть.

Мой новоявленный дядька пел соловьем, я начала томиться, и, чтобы ему немного испортить настроение, поинтересовалась:

– А почему он стоит? – Хотя, по моему мнению, он правильно делал – ни мой диван, ни тем более стул такую тушу не выдержат. Юрий Петрович запнулся на полуслове.

– Коля? – спросил неуверенно.

– Вот он, – ткнула я пальцем в верзилу. Коля все-таки от угла оторвался и посмотрел на меня. – Он глухонемым прикидывается?

– Нет-нет, – очень серьезно ответил Юрий Петрович.

– Я знаю, что он говорящий, – заверила я. – Просто меня раздражают люди, которые стоят столбом и что-то за моей спиной высматривают. Лучше бы чай пил.

– Я не люблю чай, – этим своим дурацким голосом заявил верзила и на меня уставился. Было это обременительно для моих нервов, уж лучше пусть бы в угол смотрел.

– Ты о Коле плохо не думай, – ласково запел Юрий Петрович. – Он парень золотой, мы с ним давненько друг дружку знаем, не один пуд соли вместе съели. Это он с виду сердитый, а душа добрая…

– Да я верю, – пришлось пожать мне плечами, хотя в истинности сказанного я питала сомнения.

Коля взгляд отвел и вновь сосредоточился на стене. Мне стало легче дышать. Чай остывал, и по всему выходило, что пора нам прощаться. Верзила от стены отлепился, а Юрий Петрович поднялся.

– Спасибо за чай, дочка, – сказал он, и оба в прихожую потопали. С радостно бьющимся сердцем я отправилась следом. Вспомнила про деньги, вернулась. Оба за это время успели обуться.

– Возьмите, – сказала я.

– Обижаешь, – покачал головой «дядя Юра».

– Я от вас деньги принять не могу, и обсуждать здесь нечего. За подарки спасибо. Желаю вам здоровья. Вид у вас цветущий, но поберечься все равно не мешает. Всего доброго.

Юрий Петрович вознамерился что-то сказать, но я уже дверь распахнула, и им ничего не оставалось, как выйти.

– До свидания, – сказали они дружно. Я слегка удивилась, что верзила открыл рот, улыбнулась, кивнула и хлопнула дверью.

– Свалились на мою голову, – посетовала я и занялась уборкой.

Вечером приехала Наташка; узнав о визите, обрадовалась.

– И чего ты дурака валяешь? – набросилась она на меня. – Хочется ему поиграть в доброго дядьку, ну и на здоровье. Деньги ей, видите ли, не нужны. Не нужны, неси мне. Приму с благодарностью. Я из-за этого сукина сына тоже натерпелась… Нашла когда проявлять честность и принципиальность. На честных воду возят.

– На дураках, – поправила я.

– А нынче что честный, что дурак – одно и то же. Дядька одинокий, ты ему вместо дочери, пусть раскошелится. Баксов небось полны карманы, коли тыщами швыряется.

– Деньги эти он не своим горбом заработал, – усмехнулась я. – Скорее всего украл.

– А кто не ворует? Я вот, к примеру, в больнице лекарства беру, бинт, вату. С паршивой овцы хоть шерсти клок. Кстати, ты тоже перчатки брала, на своей даче копаться. Брала?

– Ты, Наташка, дура совсем, – возмутилась я. – Сравнила…

– Не вижу принципиальной разницы. Воровство – оно всегда воровство… Чего-то мы не туда залезли… Старичок на благое дело потратиться хочет, не на водку и девок, а на молодое дарование.

– Ты точно дура, – кивнула я. – Во-первых, он не старичок, да и старички разные бывают, начнет с «дочки», а чем кончит, никому не ведомо. Нет уж, обойдусь без благодетелей. Хоть и не пожрешь икру ложкой, зато покой дорог.