Кайсе - Страница 125

Нанги и Кен остались вдвоем. Они осторожно разглядывали друг друга, как борцы сумо перед схваткой. Нанги, соблюдая приличия, не смотрел на безжизненные ноги Кена, делал все возможное, чтобы на его ладе не появилось чувство жалости.

— Прошло много времени с тех пор, как ваша мать и я видели друг друга.

— Я знаю.

Нанги сделал вид, что осматривается кругом.

— Это прекрасный дом.

— Мать унаследовала его.

Кен сказал это со вспышкой гнева, что озадачило Нанги.

— Ей повезло тогда, — добавил он.

— Вы так думаете?

Нанги, чувствуя неудобство от того, что они находились далеко друг от друга, встал и прихрамывая прошел через ковер к месту, где сидел с холодным выражением лица Кен.

— Я просто имел в виду... — проговорил Нанги. Что-то изменилось в лице Кена. Он с удивлением смотрел на Нанги, как если бы тот изменил цвет своей кожи или оказался женщиной. Глядя, как Нанги опирается на свою трость, он сказал:

— Мать никогда не говорила мне. Сильно болит?

— Иногда. А обычно вполне терпимо.

Кен, казалось, размышлял над его словами некоторое время.

— Вы знаете, я часто думал о вас. Да, это правда. Я всегда считал, что ненавижу вас, и, удивительно, что сейчас, когда я повстречал вас, я не в состоянии вызвать в себе эту ненависть.

— Я ценю это, — заявил Нанги. — Я, возможно, причинил боль вашей матери, но я никогда не переставал любить ее.

— Вероятно, это так, — сказал Кен. — Вы были вторым человеком, по которому она сходила с ума и который причинил ей боль. Может быть, ни один из вас не хотел этого. — Он пожал плечами, его мускулы покрылись дрожью. — Карма, не так ли, Нанги-сан? Моя мать вызывает у мужчин вполне определенные чувства. Они не могут ничего поделать с этим, так же как и она сама. — Он закрыл глаза. — Она все еще так красива. — Глаза открылись. — Я хочу показать вам кое-что.

Нанги кивнул, они покинули библиотеку, миновали заднюю лестницу. Кен открыл узкую современную дверь, выглядевшую не на месте в этом доме. Вошли в небольшую кабину лифта, и Кен нажал кнопку с цифрой "3".

Лифт остановился, Кен открыл дверцу, проводил Нанги через покрытую ковром прихожую, оклеенную обоями с рисунком больших, с голову ребенка, пионов, соединяющихся друг с другом причудливыми колючими лозами. В прихожей пахло сталью и маслом.

Кен открыл другую дверь и въехал внутрь. Следуя за ним, Нанги обнаружил себя в додзе, гимнастическом зале для тренировок в боевом искусстве. Это была комната без окон, сват падал из отверстия в середине высокого потолка. Вдоль всех четырех стен, от пола с татами до высоты бедер человека среднего роста, была выстроена самая удивительная коллекция холодного оружия, какую когда-либо приходилось видеть Нанги. Здесь было все, от длинного дай-катана, традиционного оружия самураев, до серии сабель нормального размера — катана, вакидзаси, длинные ножи, применявшиеся наряду с другими видами оружия для свершения сеппуку, ритуального самоубийства, античные железные боевые веера с вмонтированными по краям лезвиями, отточенными до остроты бритвы, манрикигусари — оружие, состоящее из шипов и цепи, всякого вида сюрикен — маленькие заостренные стрелы, часто используемые ниндзя.

Кен приблизился к краю татами.

— Я думаю, вы оцените коллекцию. Это начало семнадцатого века.

Нанги, понимая, что коляску нельзя вкатить на татами, собирался сказать Кену, что его не интересует оружие. Но он подозревал, что Кен примет это как ужасный удар по его самолюбию.

Кен каким-то образом изогнул тело, не двигая ногами.

Нанги смотрел одновременно с восхищением в ужасом, как Кен вытянул себя из коляски и поместил свои безжизненные ноги на татами. Он пополз странным образом, используя мощные плечи и руки. Нанги прихрамывая двинулся за ним.

Кен добрался до стены, где находилась серия катана, подвешенных в ножнах из лакированной кожи, с ручками, отделанными серебром. Его глубокие коричневые глаза рассматривали коллекцию. Затем он снял один меч и медленно, любовно вытащил лезвие из ножен. Сталь была так отточена, что края казались невидимыми и заструились, когда Кен стал им двигать. Создавалось впечатление, что это не твердый предмет, а река света, горячая от нетерпения, как если бы это был коан дзен.

— Интересно, — проговорил он. — Когда я был полноценным человеком, я никогда не задумывался об оружии. И только потом, позднее, оно приобрело для меня какое-то значение.

Полный благоговения, он поместил меч обратно в ножны и передал его Нанги, который осмотрел его так тщательно, как это делают хранители музеев.

Кен, явно довольный его внимательностью, произнес:

— Я знал, что вы оцените искусство оружейного мастера. Эти древние мастера были частично художниками, частично философами дзен.

Его глаза следили за тем, как поток света переливался через лезвие, подобно туману по замерзшему озеру. Он поднял меч острием вверх, и свет устремился вниз, к рукоятке.

— Катана — это символ художника в картины, высокого в низкого в человеке, любви и желания, независимых от привычки и памяти. — Он рассек мечом воздух, как если бы разрубал тело. — Это — путь изменить прошлое физической волей настоящего.

Улыбка Кена, такая нежная и прекрасная, делала его похожим не на сорокалетнего мужчину, а на маленького мальчика. Он вроде бы наконец успокоился.

— В этом доме кажется, что время стоит на месте, — сказал он в взял катана из рук Нанги движением, которое напоминало обрядовое. Но, обхватив руками катана, он нахмурился, как если бы вспомнил недавний дурной сон.

— Нанги-сан, — обратился он, поднимая голову, — вы пришла из-за Сэйко Ито?

— Да, это так.

Кен кивнул.

— Я беспокоюсь за нее. Она своенравная женщина со склонностью, как мне кажется, к самоуничтожению.

Нанги, переводя взгляд с катана на красивое лицо Кена, спросил:

— Почему вы так говорите?

— Вы знаете, она считает себя виновной в смерти ее брата.

— Я ничего не знаю об этом.

— Это ужасный секрет, который она носит в себе. Он был умственно отсталым и жил вместе с ней. Однажды она оставила его без присмотра в ванной, а сама занималась любовью со своим парнем, который только что вернулся после трехмесячного пребывания во Вьетнаме. Ее брат поскользнулся, ушел под воду и утонул.

Нанги непонятно почему стало жарко, как если бы позор Сэйко стал каким-то образом его собственным.

— Это произошло шесть лет тому назад. И я думаю, что с тех пор она не осталась прежней.

— Как, по-вашему, она изменилась?

Кен пожал плечами.

— Во многих отношениях. Например, она начала путаться с опасными людьми.

— Что вы подразумеваете под «опасными»?

— Людей, которые не хороши для нее. Людей, которые сделают что угодно, совершат любое преступление, чтобы получить деньги.

Нанги застыл, слыша, как кровь течет по его венам.

— Это происходит и в настоящее время?

Кен печально склонил голову.

— Не предаю ли я ее, рассказывая вам все это?

— Скорее, вы спасаете ее. Можете вы назвать какие-либо имена?

Темно-коричневые глаза Кена уставились на лицо Нанги.

— Она упоминала одного мужчину. Что-то вроде Масамото...

— Масамото Гоэи? — уточнил Нанги. Его сердце почти перестало биться.

Кен щелкнул пальцами.

— Да, так его имя. Вы знаете его?

Гоэи были директором группы, работавшей по контракту для компании проекта «Ти» над клоном с нейронной сетью. Как специалист-теоретик он должен был бы уже полностью проанализировать этот клон. А Нанги все еще ожидал от него окончательного доклада. Теперь стала очевидной причина, по которой Гоэи откладывал это со дня на день.

У Нанги заболели глаза. Он чувствовал, что приближается приступ страшной головной боли. Громадным усилием он взял себя в руки.

— Скажите, Кен, ваша мать знает что-либо о... знакомых Сэйко?

Кен иронически улыбнулся.

— Вы знаете мать. Она принимает лишь то, что хочет принять. А что касается остального... — Он передернул плечами. — Это для нее не существует вовсе.