Кайдан Дуфф. Начало пути (СИ) - Страница 36

Обилие детей в семьях создавало свои особенности. Наделить каждого достойным наследством для большинства становилось просто непосильным бременем. Более того, сами родители почитали немного подросших детей трудниками, задача которых отработать родительский хлеб, а уж потом, когда подтянутся младшие, можно и выделить старших своим хозяйством. А многие и вовсе не спешили отпускать детей, которые даже после свадьбы оставались в большом родительском доме. Но и отцов можно понять — руки в хозяйстве можно было только вырастить, нанять и привлечь со стороны просто нечего и пытаться.

Когда молодец решал жениться, у него было два пути. Найдя невесту и заручившись согласием ее родителей, он мог либо принести выкуп за хозяйку своего будущего дома, либо потрудиться на будущего тестя несколько лет. Парням разрешалось с той поры, как они выходили в женихи заводить свое стадо и пасти вместе с хозяйским (родителя или будущего тестя). Так постепенно молодой тавр креп и богател по мере роста его личного поголовья.

Молодые парни объединялись в ватаги и помогали друг другу в свой черед строить дома. В горах строят из бревен на каменном подклете. Лес надо срубить, ошкурить, распилить, вывезти к месту стройки, высушить и только потом ставить избу. Дело трудоемкое и не быстрое. Можно и нанять родню с соседями. Но тогда придется щедро платить. Далеко не у всех молодых имелись такие возможности.

Пока парни решали главные вопросы, девушки тоже не сидели без дела. Их забота собрать приданое. Точнее, сотворить его своими руками. Чесали шерсть, мыли, отбеливали, пряли, ткали, красили шерстяные и льняные ткани, потом из них шили и вышивали одежду, белье и прочее, потребное в быту. Катали войлоки, ткали половые дорожки и ковры. Выделывали горшки, гончарить у горцев в основном женских рук дело. И при том делали все это, так сказать, в свободное от основной работы время. Ибо нагрузку хозяйственно-бытовых задач с них никто не снимал.

Так и повелось. Старшие — отцы и деды, чаще всего богаты и сильны, обладая огромными стадами, главной своей задачей видели сохранение своего влияния и поголовья скота. Так что воевать им было не с руки. Ни выгоды, ни нужды. Мир, покой и торговля. Молодежи среди тавров подавляющее большинство, очень уж быстро рос их народ за последние сто лет, так что не допускать войн и набегов, а заставлять работать на себя в мирных делах — вот чего добиваются старшие.

Зато у младших все наоборот. Неженатые парни именно в набегах видели самый простой и быстрый способ разбогатеть, подняться в обществе. Проявить удаль и молодечество. Заслужить уважение. Жениться и построить дом, а может, и основать новый клан, где можно самому стать главным — вождем или членом совета. Набеги порождают встречные набеги. Молодцам это безразлично, зато старшим сплошные убытки. Вот и идет постоянная борьба между поколениями. Вожди дружинные и вожди клановые всегда на ножах. Так и сложилось, что все мужчины у тавров делятся на три неравные части. Первые — большей частью мирные пастухи, земледельцы и ремесленники, старшаки-скотовладельцы клановые, вторые — вольные охотники, живущие от добычи, но сидящие по городкам и подчиняющиеся клановым вождям. И третьи — непокорные, буйные дружинники, идущие за своими бесстрашными и удачливыми вождями, связанные с ними клятвой верности.

И все равно, каждый мужчина, даже из числа самых смирных, вступал в родовое ополчение, снаряжаясь своекоштно, нёс дозорную службу в свой черед на стенах и улочках родного городка. С первых дней после Бури ставили тавры длинные дома для молодых еще не женатых парней, в отдельном острожке, где по началу собирались воины и охотники. Тот молча сделал знак следовать за ним, и они побежали. Как народа стало побольше, начали появляться те, кто лишь с острия копья кормится. Таких было немного. Но они быстро стали главной ударной силой кланов. А еще годы спустя некоторые удалые вожди из таких вольных охотников стали строить свои крепостицы в горах, да устраивать набеги на другие кланы, захватывая скот и гордясь своим молодечеством. Большой силы они обрести не могли, но и своего не забывали отхватить. Так и повелось. Часть воинов обитала в городках и поселениях родовых, защищая их от набегов и опасного зверья, а часть сбивалась в дружины и ватаги, уходила из-под власти старейшин и клановых вождей на вольную волю.

***

После смерти матери и прихода в семью мачехи, тогдашний мальчишка-подросток с каждым днем все сильнее ощущал себя лишним ртом в родном доме. Жена отца не стеснялась в выражениях, а он считал ниже своей достоинства жаловаться. Выход нашелся сам собой. Отгоняя весной отцовскую отару на горные пастбища, он попросту решил остаться до осени пастушить. Так и шло два года подряд. Зимой он больше времени уделял охоте, лето проводил на горных пастбищах. Потом случилась беда. Банда молодцов из другого клана напала на пастухов. Дин пытаясь защитить отару, походя получил от грабителей удар чеканом по голове. Выжил чудом. Скот угнали. Его собак закололи. У тавров почет и уважение к человеку определяются количеством овец и лошадей в его отарах и табунах. Потеря скота означает и немилость Богини, потерю уважения, авторитета среди соплеменников, а значит и толики власти. Даже из совета старейшин могут попросить. Никто не станет прислушиваться к мнению захудалого неудачника и нерадивого хозяина.

Отец тогда промолчал, но в его глазах читался укор. Или так казалось Дину. Выздоровев, он с удвоенной силой занялся воинским делом, а с приходом весны вернулся к своим баранам. Жизнь среди дикой природы, постоянные долгие переходы по горам, купания в ледяной воде бурных горных ручьев и горячих источниках, бьющих тут и там из расщелин, закалили, сделали выносливым и стойким. Постоянные тренировки с оружием, зимние охотничьи походы, занятия стрельбой, рубкой и метанием топорика, ножа и короткого копья-сулицы, частые учебные и игровые поединки укрепили тело, научили стойко выносить боль от ударов и крепко бить в ответ.

В наследство от матери остался лишь волшебный медальон, который он почасту крутил в руках, стараясь оживить ее образ и тем согреть сердце. Ибо в душе поселился холод. Он никого ни в чем не винил, но и мириться с такой жизнью не хотел.

Спустя еще год, перегоняя осенью овец вниз с горных пастбищ, молодой тавр встретил химеру. Сначала ощутил чье-то враждебное присутствие, потом увидел глаза, мерцающие в гуще кустарника. В тот миг ясно осознал, что эти минуты последние. Или конец прежней жизни, или начало новой, неведомой. Схватка вышла предельно жестокой и кровавой. И снова псы, до последней капли крови преданные своему хозяину, погибли, сражаясь, намертво вцепившись клыками в лапы зверя.

Тавру тоже досталось сполна. Острые когти щедро располосовали его грудь и плечи глубокими, кровавыми ранами. Но и свирепый хищник не избег смерти от руки Дина. Зверь был молод, только недавно покинувший материнское логово и начавший самостоятельно выслеживать своих жертв, нападать и убивать в одиночку. Иначе справиться бы точно не получилось.

И если бы не бальзам, полученный от знающей, кто знает, удалось бы выжить? Пролежав пару дней в полубреду, он смог подняться. Похоронил верных псов и зарекся заводить хвостатых помощников. Душевная боль от смерти единственных по-настоящему близких ему существ терзала сильнее телесных ран. Вернув сбереженную отару, он расплатился с отцом сполна. Пора было принимать решение.

Загнав овец в кошару, Дин встал перед отцом и молча протянул на раскрытой ладони уши убитого им лютого зверя.

— Я больше не буду пасти твой скот, отец. Уйду к вольным охотникам. Жить буду в острожке.

Рас Кердур долго молчал, исподлобья разглядывая сына, словно в первый раз.

— Вижу, ты вырос, сын. Сила и дух у тебя есть. Мать бы гордилась тобой, как и я горжусь. Ты сам выбираешь путь. Но помни, что у тебя есть дом. Здесь тебя всегда встретят. И вот еще что. — Развернувшись, он скрылся в доме. Светло солнце, ныли раны, Дин стоял в одиночестве посреди двора, никто не смел подойти к нему. Отец снова показался на крыльце, в руках он держал длинный сверток.