Каган Русов - Страница 5
- Сам додумался или кто-то тебе подсказал? – строго спросил Ингер у Асмолда.
- С боярином Жирославом был у нас разговор, - не стал запираться воевода.
Посуровевшее было лицо князя Ингера разгладилось. Жирослав никогда бы не пошел на сговор с кудесником Велеса, ибо большего ненавистника славянских богов в Киеве днем с огнем не сыщешь. Ветер явно дул с ромейской стороны. Одно было Ингеру непонятно – с чего это ближники императора Романа так прониклись заботами киевского князя? Союзника, что ли ищут для борьбы с хазарским царем Аароном?
- Девка-то хороша?
- Я ее не видел, - пожал плечами Асмолд. – Жирослав сказал, что и ликом чиста, и родовита. Болгарскому царю Симеону она доводится внучкой.
Ингер удивился. Болгары племя гордое и себе на уме. А тот же Симеон, как говорят, родного сына не пощадил ради христианской веры, так с чего ему на ум взбрело выдавать близкую родственницу за князя-язычника?
- А как она оказалась в Киеве?
- Ее привез родной дядька по матери, патрикий Аристарх. По слухам, он был к императору Роману одним из самых ближних.
- Выясни все, что только можно об этом патрикии, - приказал Асмолду князь. – Поговори с купцами, и нашими, и византийскими. А что слышно о кудесники Рулаве?
- Пока ничего, - вздохнул Асмолд. – Три дня назад я разговаривал с его сыном Свенельдом, но тот отца не видел уже года четыре.
Свенельду сыну Рулава уже перевалило за двадцать, крепкий был отрок, весь в отца. Но из воли княжьей он пока не выходил, так что спрос чинить с него было не за что.
- Свенельд тебе предан, - негромко произнес Асмолд.
- Он ведь на старшей дочери боярина Жирослава женат?
- Так ведь ты сам, князь, девку ему сосватал, - удивился воевода.
Ингер в ответ только усмехнулся в седеющие усы. Асмолд сказал правду. Очень уж хотелось великому князю досадить кудеснику Рулаву, потому и сосватал он его сыну христианку. Но Рулаву, похоже, было все равно, кто спит в ложнице его сына. А вот в ложницу Ингера он непременно заглянет и перстом ткнет, не гоже, мол, великому князю, который живет с именем Перуна на устах, вступать в брак с христианкой. А вот Ингер пока не уверен, что принесет ему этот брак, удачу или несчастье. Одно он только знает твердо: великий князь Киевский не станет жить по указке волхвов, тем более волхвов Велеса. А волю бога Перуна он сам способен истолковать не хуже любого кудесника.
- Скажи боярину Жирославу, что князь Ингер хочет осмотреть девушку, прежде чем сказать свое твердое слово.
Асмолд вздохнул с облегчением. Дело, которое он неосторожно взвалил на свои плечи, могло обернуться для него большими неприятностями. Ибо князь Ингер подозрителен и своенравен. А уж непрошенных советчиков он и вовсе может прогнать от порога, махнув рукой и на воинские заслуги и на близкое родство. Впрочем, Асмолд своим родством с Ингером никогда не кичился, ничего у брата не просил, и, возможно, именно поэтому пользовался его немалым доверием.
Боярин Жирослав ждал своего посланца в великом нетерпении. Дело-то затевалось нешуточное, а нрав у князя Ингера круче крутенького. Чего доброго заподозрит своих ближников в чем-то нехорошем. В дружбе с ромеями например. И начнет чинить спрос с правого и виноватого. А в первую голову спросит с боярина Жирослава, который поддался посулам своего родственника Аристарха и сунулся в воду, не спросив броду. Патрикий соберет вещички и уберется в свой Царьград, а боярину придется доживать век в опале. Не настолько глуп князь Ингер, чтобы не понять главного – речь идет не о девушке, а о вере христианской. Быть ли печальникам Христа в Киеве на равных с приверженцами богов славянских или по прежнему прятаться от гневливых волхвов, боясь лишний раз наведаться в храм, дабы поставить свечку. Власти у волхвов в Киеве не меньше, чем у великого князя. Качнут они народ к бунту, так Ингера и верные гриди не защитят. Взять хотя бы печальную судьбу князя Аскольда, первого мученика за истинную веру в Киеве. А всего-то вины за ним было, что не стал он угождать волхвам и приносить жертвы кровавым идолам. Стоптали варяги Олега того князя, порубили мечами верных ему людей. Тому свидетелем был дед Жирослава Казимир, который уцелел в резне чудом.
Заслышав во дворе топот копыт, боярин поднялся с лавки и подошел к открытому окну. Хорош дом у воеводы Асмолда – просторный, каменный. По слухам, воевода Борислав купил его у ромея, бежавшего от гнева Олега. Немалые, судя по всему, деньги уплатил. И было за что. Дом-то один из лучших в Киеве. А Борислав был родом из Хазарии, сказывали из кубанских асов, кои в торговле будут порасторопнее киевлян. И свои немалые деньги он единственному сыну оставил. Ну и от матери, княгини Ефанды, Асмолду кое-что перепало. Словом, грех было жаловаться воеводе на судьбу, да он и не жаловался, щедро оделяя ближних и дальних серебром и златом. Ишь какая челядь по двору ходит упитанная. А стремя воеводе никто не успел придержать, сам из седла порхнул на крыльцо аки сокол.
- Князь хочет девушку осмотреть, а потом уже скажет свое окончательное слово, - с порога сказал Асмолд, дабы не томить и без того переволновавшегося боярина.
У Жирослава словно гора с плеч спала. Взыска, значит, можно было не бояться. А уж понравится Елена князю или не понравится на то воля божья. Жирослав тут совершенно не при чем. Его дело предложить, а княжье – отказаться.
- А ты сказал, воевода, что Ольга христианка?
- Сказал, боярин.
- И что князь?
- Вроде как просветлел ликом.
Вот оно как. Просветлел. А с чего бы это? Неужели и на князя Ингера снизошла благодать божья? Честно говоря, боярину Жирославу в это слабо верилось. До сих пор великий князь в вере отцов и дедов был тверд. И славянским богам жертвовал щедрой рукой, не боясь крови. Волхвов их он тоже привечал, ну разве что Велесовых ближников не жаловал. Ни разу не слышал Жирослав, чтобы Ингер поклялся именем Чернобога. И причиной тому был Олег, которого великий князь опасался и ненавидел. Ходили по Киеву слухи, что Олег Вещий погиб в Приазовских степях не без участия Ингера. Жирослав этим слухам не верил и, быть может, напрасно. Смерть Олега многое поменяла в судьбе князя Ингера, ставшего единоличным правителем Руси.
- Передай великому князю, воевода, что его желание для нас закон, - сказал Жирослав Асмолду. – Девушку мы ему покажем в том виде, в котором он сам пожелает.
- Лады, - усмехнулся сын Борислава. – Я передам, боярин.
Ольге чужой город не понравился. Киев был много больше Плиски и гораздо шумнее. Впрочем, рассмотреть его она не успела, слишком уж была утомлена долгой дорогой. Полюбит ли она Киев со временем, Ольга не загадывала, но в любом случае ей здесь, видимо, придется жить, возможно до самой смерти. Патрикий Аристарх не скрыл от племянницы, что привезли ее в чужую землю не просто так, а с вполне определенной целью. Ольге уже исполнилось восемнадцать лет и в ее годы только совсем уж простоватые девушки не задумывались о замужестве. Но дочери несчастного Михаила Баяна и в голову не приходило, что отдадут ее за князя чужой земли и чужой веры. Мать Ольги была истовой христианкой, а вот отец… Отца Ольга любила всей душою и не хотела верить, что этот веселый добрый человек предпочел кровавых идолов Христу. Такого просто не могло быть. А заточение Михаила Баяна было результатом происков его врагов. Во всяком случае, так утверждала мать Ольги, беззаветно любившая и Бога, и мужа, но так и не сумевшая примирить их в своем сердце. Дядя Аристарх, с которым Ольга провела немало времени в разговорах, утверждал, что ей предназначена высокая миссия. И что она станет не столько избранницей князя, сколько Бога. И что именно ей предстоит нести свет истинной веры в земли, погрязшие в грехе язычества. К сожалению, Ольги не хватало уверенности в своих силах. Она не совсем понимала, почему выбор Бога пал именно на нее, слабую женщину, а не на сильного мужчину, способного навязать свою волю другим. Утешением для Ольги, упавшей духом после трудного пути, было только то, что здесь в Киеве она не одинока. Оказывается и здесь, в языческом городе, есть люди, которые не побоялись сказать свое «верую» в лицо толпе, погрязшей в грехах и распутстве, и на помощь этих добрых христиан Ольга может рассчитывать в полной мере.