Каган Русов - Страница 2
- Хорошо, - уступила Зоя. – Я поговорю с Романом. А тебе, патрикий, пора уже вспомнить, зачем ты возлег на мое ложе.
Аристарх покинул покои императрицы только на рассвете, от души порадовавшись тому обстоятельству, что этот ночной визит к Зое Огнеокой будет, пожалуй, последним в его жизни. Он никогда бы не стал так рисковать, если бы не насущная необходимость. Его тщательно продуманный план мог рухнуть в одночасье из-за упрямства старого Симеона, который чего доброго воспротивился бы браку внучки с язычником. Однако такому свату как император Роман Симеон вряд ли откажет. И даже не потому что царь Болгарии души не чает в императоре Византии, а просто просьба Романа заставит примолкнуть чрезмерно усердных христиан в его окружении. Эти глупые фанатики однажды уже крупно насолили патрикию Аристарху, ибо по их наущению старый Симеон лишил своего сына Михаила Баяна права наследования и заточил его в монастырь. Баян был женат на сестре Аристарха, и это его дочку Елену патрикий прочил теперь за князя Ингера Рерика, дабы усилить влияние Византии в варварских землях. Конечно, со столь разумным предложением следовало бы обратиться в первую очередь к патриарху, но Феофилакт слишком робок, чтобы решиться на такой шаг без одобрения своего отца Романа Лакопина.
После бурно проведенной ночи Аристарх направил свои стопы к дому магистра Григориуса. Григориус доводился братом жене патрикия, рано ушедшей из жизни, и принимал самое живейшее участия во всех политических и коммерческих предприятиях своего зятя. Перед входом в роскошный дворец родственника Аристарх задержался, залюбовавшись на огромную статую быка. Бык был сделан из меди, в его боку находилась небольшая дверца, через которую в нутро зверя проталкивали преступника, не угодившего императору. После чего под медной статуей разжигали костер. Этот вид казни обычно приводил в неистовство константинопольских простолюдинов, которые своими воплями заглушали стоны жертвы. Аристарху вдруг пришло в голову, что у него, пожалуй, есть шанс закончить свои дни в чреве рогатого монстра, если он не успеет скрыться раньше, чем гнев императора дойдет до точки кипения. От таких мыслей патрикий невольно поежился и решительно шагнул на крыльцо чужого дворца. Отъезд - самый разумный выход из создавшегося положения, но именно отъезд, а не бегство. Ибо беглый преступник, преследуемый императором, возможно и найдет в ком либо сочувствие, но об уважении окружающих ему лучше забыть. Аристарх готов был покинуть Константинополь и перебраться в Киев, но не в качестве опального патрикия, а как доверенное лицо императора Романа. Надо полагать, бывший адмирал сумеет оценить все выгоды предложенного верным слугой плана.
- Вчера вечером император спрашивал о тебе, - озадачил гостя хозяин. – Ты сильно рискуешь, Аристарх.
Григориус был не один, здесь же за столом, уставленном золотыми блюдами с экзотическими фруктами, сидел патрикий Никифор, давний партнер Аристарха, сотрудничавший еще с его отцом, ганом Кончаком. Никифору было уже далеко за шестьдесят, но живости ума он еще не потерял, так же, впрочем, как и здоровья, несмотря на обильные возлияния, к которым имел известную склонность. Он и сейчас держал в руках кубок с замечательным колхидским вином, но пить не торопился, видимо считал, что серьезный разговор следует вести на трезвую голову.
- Зоя обещала похлопотать за меня перед императором, - сообщил важную новость партнерам Аристарх.
- Как бы ее хлопоты не закончились для тебя печально, - покачал головой Григориус.
- Император не влюбленный олух, потерявший голову от страсти, - пренебрежительно махнул рукой Никифор. – Думаю, он вообще бы не стал мешать развлечениям супруги, если бы не интриги сыновей. У Аристарха есть отличная возможность заручится его поддержкой. Роман далеко не глуп и отлично понимает, как важно сейчас иметь надежного человека в столице варваров.
Что касается самого Аристарха, то он рассчитывал на поддержку не только императора, но и других заинтересованных лиц, имеющих торговые и финансовые интересы не только в Руси, но и в Северной Европе. В свое время покойный император Лев крупно промахнулся, решив использовать венгров в противостоянии с болгарами. Венгры действительно помогли императору, но, прорвавшись с его помощью в Европу натворили там кучу бед. Но не это было самым печальным в создавшейся ситуации. Лихие кочевники захватили цветущую Панонию и тем самым перекрыли пути торговым караванам из Византии. И договариваться с ними с каждым годом становилось все труднее и труднее.
- Из Волыни пришли важные известия, - спокойно продолжал Никифор. – Уважаемый Иегуда пишет, что франки, кажется, взялись за ум после того, как ободриты разорили Саксонию, а венгры – Баварию. Королем восточно-франкского королевства избран Генрих из рода Людольфингов, сын Оттона Светлого. Иегуда очень надеется, что Генрих сумеет обуздать язычников и выйти к побережью Варяжского моря, избавив нас тем самым от больших расходов.
Отношение между Византией и Хазарией в последние годы оставляли желать много лучшего. Спор шел не столько о вере, сколько о Крыме. И хотя каган-беку Аарону удалось выбить варягов из Тмутаракани и Крыма, потеснив за одно и ромеев, но все отлично понимали, что спор о Херсонесе и Матархе еще не окончен. Впрочем, коммерческим делам византийцев с иудеями споры и раздоры императора с каган-беком не мешали. Торговая прибыль прежде всего. Это понимали и собравшиеся в доме Григориуса патрикии и окопавшийся в далекой Волыни рабби Иегуда.
- Если тебе удастся закрепиться в Киеве, уважаемый Аристарх, то это значительно облегчит наше положение. Князь Ингер, не в обиду ему будет сказано, уж слишком строг к нашим купцам.
- Так ведь и Византия далеко не всегда соблюдает договоры, заключенные с князем Олегом, - пожал плечами Аристарх. – В Константинополе тоже утесняют славянских торговцев.
- Дождемся мы еще одного варяжского нашествия, - вздохнул Григориус. – Вряд ли нрав у князя Ингера мягче, чем у князя Олега.
- Зато сил у него поменьше, - усмехнулся Никифор. – В Руси немало людей, готовых пошатнуть великий стол. Сдается мне, что Ингер не слишком уверенно сидит в Киеве.
- Для нас было бы хорошо, если бы его с этого стола вообще сдуло, - высказал свое мнение Григориус.
- А кого надуло? – прищурился в сторону магистра Никифор.
- Мне бы хотелось видеть князем в Киеве человека, познавшего свет истинной веры, а не закоренелого язычника.
- Вы ставите передо мной неразрешимые задачи, уважаемые патрикии, - запротестовал Аристарх. – Одно дело – обеспечить беспрепятственный проход по рекам Руси наших торговых караванов и совсем другое – спор о власти с одним из самых могущественных правителей Ойкумены. Вы, ромеи, всегда недооценивали славян, за что и поплатились.
- Зато я высоко ценю тебя, Аристарх, - отсалютовал кубком сердитому собеседнику Никифор. – Ты один из самых умных людей в Константинополе. Мы не будем тебя торопить, патрикий. Война в Руси не в наших интересах. Во всяком случае пока. Но появление князя-христианина на киевском столе принесло бы Византии неисчислимые выгоды. У тебя есть свои люди в Киеве?
- Я рассчитываю на поддержку своего дальнего родовича, боярина Жирослава, - кивнул головой Аристарх. – Он сын боярина Вратислава, принявшего христианство еще во времена князя Аскольда. Возможно мне удастся привлечь на свою сторону другого своего родовича, единоутробного брата князя Ингера боярина Асмолда сына Борислава. Но, к сожалению, Асмолд закоренелый язычник.
- Ну что ж, патрикий, - кивнул головой Никифор, - нам остается только пожелать тебе успеха в нелегком деле. И да будет удача на твоей стороне.
И удача, во всяком случае, на первых порах, действительно улыбнулась Аристарху. Император Роман благосклонно принял патрикия, решившего посвятить себя служению Византии и истинной вере в чужих краях. И даже снизошел до того, что снабдил его собственноручно написанным письмом к царю Симеону. Конечно, Романом двигала в эту минуту не только государственная необходимость, но и личное страстное желание отправить слишком уж бойкого хазара куда-нибудь подальше от покоев Зои Огнеокой, но тут уж ничего не поделаешь. И императорская мантия не избавляет человека от мелких страстей, присущих простым смертным, и далеко не каждый обряженный в пурпур владыка способен невозмутимо наблюдать как сквозь венец, украшающий его голову, прорастают ветвистые рога.