Кадавры - Страница 7
«Власть долго думала, как решать «вопрос». Все чиновники, с которыми мне доводилось говорить о мортальных аномалиях, называли их только так – «вопрос». Это был новый термин в их новоязе. Они никогда не говорили «дети», или «мертвецы», или «покойники», даже вполне нейтральный термин «мортальные аномалии» вгонял их в ступор. Все, что касалось кадавров, было просто «вопросом», или чаще даже «нашим с вами вопросом». Так и говорили: «Касаемо нашего с вами вопроса», или «Наш с вами вопрос стоит недалеко от Армавира», или «Нужно что-то придумать, чтобы люди перестали паниковать из-за нашего с вами вопроса». Самым известным способом «решить вопрос» до сих пор остается взрыв в поселке Морской, Ростовской области (ныне 傘谷, – примечание научного редактора). Именно там возникла одна из первых мортальных аномалий – в наш реестр она занесена как МА-3, или «мальчик в голубой рубашке». Кадавр возник прямо в поселке, его было видно из домов на окраине и из окон школы. Никто не знал, что с ним делать, и местные охотники, цитирую, «из любопытства» выстрелили в него из винтовки (модель «Ремингтон» 700 SPS – фото приложено к отчету КИМА от 4.09.2000). Результат всех впечатлил, пуля срикошетила от плоти кадавра, но оставила на ней рану, края которой через несколько часов зарубцевались и покрылись кристаллами соли. Тогда глава района предложил, опять же цитирую, «попробовать что-то более радикальное для решения данного вопроса». Свое желание глава района объяснил заботой о детях. Кадавра было отлично видно из окон школы, из-за чего, цитирую, «наши дети потеряли сон и аппетит, мы должны в первую жилу подумать о них». Глава района был по совместительству главой местного охотничьего клуба «Русский медведь». Обсудив варианты, члены клуба – «охотники с многолетним стажем» – придумали план: притащили рыбацкую жилетку, растолкали по ее карманам динамитные шашки, связали их вместе огнепроводным шнуром, фактически собрали «пояс смертника» и надели его на мертвого ребенка. Поглядеть на взрыв собралось больше ста человек, даже местное телевидение позвали (видеозапись приложена к отчету КИМА от 4.09.2000). Глава района торжественно поджег зажигалкой шнур, и люди наблюдали, как маленький, искрящийся огонек ползет по земле и приближается к мальчику в голубой рубашке.
Все они позже вспоминали, какой странный звук был у взрыва – гулкий, протяжный, долгий. Когда грохнуло и в воздух поднялся столб дыма, а по крышам вокруг застучали камушки и ошметки дерна, кое-кто в толпе даже зааплодировал и засмеялся (на видео четко слышно женский голос: «Знатно жахнуло!» и хохот). Потом пыль начала оседать, и в мутном воздухе постепенно проступили очертания того, что они натворили. Кадавр не исчез, взрыв не испарил его. Мертвый мальчик в голубой рубашке теперь не стоял на земле – точнее, на земле стояли только его ноги, все остальное – руки, пальцы, ребра, голова – застыло в воздухе в разъятом, разорванном состоянии. Живот и грудная клетка висели в воздухе в двух метрах над стоящими на земле ногами, и из разорванного живота к ногам тянулись темные, блестящие внутренности. Мелкие фрагменты аномалии разметало по всему поселку в радиусе не менее сотни метров. Когда на место прибыла наша команда, мы глазам не поверили. Каждый дом был как картечью изрешечен артефактами взорванной аномалии, всюду соляные наросты: на земле, на стенах, на листьях деревьев вокруг. Соль кадавра белыми блестящими корками покрывала все предметы в округе. В школе побило окна, и в кабинете химии в углу висели прямо в пространстве оторванные, обожженные взрывом пальцы; места отрыва на пальцах тоже зарубцевались кристаллами соли. В соседнем доме специалисты КИМА обнаружили несколько застрявших в стене зубов.
Масштабы вандализма по отношению к кадаврам стали для нас самой большой неожиданностью. Мы понимали, что люди напуганы, но никто не предполагал, что испуг проявится именно так – россияне не убегали от мертвых тел, а наоборот – нападали на них, пытались изувечить, уничтожить. Случай в Морском[2] был вопиющим, но не единственным: чаще всего кадаврам пытались поджечь волосы[3] или стреляли в них – из ружей, обрезов и пистолетов. В выстрелах было что-то ритуальное – люди словно пытались убить мертвую плоть еще раз. Выстрелы приводили к новым выбросам соли.
Страх перед мортальными аномалиями принимал иногда карикатурные, суеверные формы: в поселке Орловка Ростовской области жители принесли мастеру горсть серебряных колец и цепочек, тот переплавил их и изготовил серебряную пулю, которую зарядили в револьвер и выстрелили мертвому ребенку в голову. Таким образом они надеялись, цитирую, «победить зло». Результат предсказуем – выброс соли, бесплодные земли, ничего больше.
Тогда же я впервые написала письмо – у меня еще была такая привилегия, писать высшим чинам и что-то от них требовать – на имя главы комиссии по чрезвычайным ситуациям. К письму я приложила видео с последствиями взрыва в Морском. Думаю, письмо и видео во многом помогли избежать катастрофы. Власти в то время еще беспокоились о своей репутации (сейчас в это сложно поверить, но и такие времена бывали), поэтому новость о том, что взрыв кадавра приводит к соляным выбросам, загрязнению рек и появлению огромных бесплодных территорий (а значит, его сложно скрыть или замолчать), очень всех напугала, и закон, запрещавший любой вандализм по отношению к мортальным аномалиям, приняли быстро и без особых возражений со стороны силовых структур. Это сработало. Когда стало известно, что нанесение увечий кадавру карается тюремным сроком, живые, наконец, оставили мертвых в покое – случаи издевательств над телами покойников не прекратились, но встречались теперь гораздо реже».
«Оставьте их в покое: краткая история мортальных аномалий»,
Галина Родченко,
издательство Ad Astra, 2005 год, с. 34–36.
«Память работает наизнанку, в этом главный ее, памяти, парадокс: большие события спрятаны внутри событий малых, общее – внутри частного. Помню, мы уже месяц работали в поле, собирали данные, объезжали кадавров на юге. Приехали под Краснодар, разбили, как обычно, лагерь, дошли до кадавра. Я измеряю его, пытаюсь (безуспешно) взять образцы, а помощница моя, Инка, смотрит ему в лицо и вдруг говорит: на племянника моего похож.
Я сначала не придал значения, а ночью во сне меня эта фраза и догнала. Мы уже месяц как изучаем МА, но никто не подумал, что это не просто мертвые дети в полях, вполне возможно, это чьи-то дети. У них есть лица, на них одежда – возможно, кто-то их узнает, если мы опубликуем фото.
Так мы и сделали: выложили архив на сайт, в стиле «пропал ребенок» с подписью, если, мол, вы узнали кого-то, напишите нам.
Никакой награды мы не обещали, но наутро на моей почте было около трехсот писем, через двое суток их количество перевалило за три тысячи. Оказалось, некоторые женщины видят в кадаврах своих умерших детей, считают, что это именно их дети. И такие случаи не единичны.
Так мы узнали о новом виде психического расстройства: ССГ – «синдром смещенного горя», экстремальное проживание утраты или вины через одушевление мортальных аномалий. Пережившие утрату люди начинают видеть в кадавре черты почившего родственника – сына, дочери, в редких случаях племянников или даже друзей детства. Причем, как показали исследования, внешнее сходство кадавра с умершим может быть весьма условным, это не очень важно, люди сами наделяют покойника сходствами, додумывают, дорисовывают реальность.
Цель данной книги: описать и проанализировать несколько самых характерных случаев ССГ. Я разбил текст на две неравные части: в первой части читатель ознакомится с историей Татьяны Георгиевны Пивоваровой. Возможно, вы слышали о ней. В свое время Татьяна Георгиевна была звездой многих телевизионных ток-шоу (видеозаписи легко ищутся в интернете). Многодетная мать, в 2003 году потерявшая шестерых детей из-за пожара в доме, со временем стала замечать их черты в каждом кадавре и была уверена, что все до единой мортальные аномалии – это ее вернувшиеся с того света сыновья и дочери, они пришли к ней, чтобы ей было не так одиноко. Она утверждала, что кадавры узнают ее и разговаривают с ней. Желтая пресса сразу вцепилась в Пивоварову всеми своими медиакогтями: ее вывозили в леса и поля, где она на камеру, рыдая и заламывая руки, разговаривала с мертвецами и вела себя так, словно они ей отвечают.