Кабинет доктора Либидо. Том IX (Ц – Ч – Ш – Э – Ю – Я) - Страница 1

© Александр Сосновский, 2015

© Екатерина Бирюкова, дизайн обложки, 2015

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Марина Ивановна (1892—1941), великая русская поэтесса.

Родилась 26 сентября (8 октября) 1892 в Москве. Старшая дочь профессора Московского университета, директора Румянцевского музея и основателя Музея изящных искусств Ивана Владимировича Цветаева и его жены Марии Александровны Мейн, происходившей из польского аристократического рода Бернацких. Мать, высоко одаренная художественная натура, любимая ученица Антона Рубинштейна, оказала огромное влияние на воспитание девочки. С шести лет Ц. начала писать стихи на русском, французском и немецком языках. Обучалась в музыкальной школе Зограф-Плаксиной, затем в католических пансионатах Лозанны (Швейцария) и Фрайбурга (Германия), различных частных гимназиях. После смерти матери от чахотки в 1906 Ц. вместе с младшей сестрой Анастасией (1894—1993) остались на попечении отца. В 1908 прослушала курс старофранцузской литературы в Сорбонне.

В 1910 Ц. опубликовала свой первый поэтический сборник «Вечерний альбом», получивший высокую оценку В. Брюсова, Н. Гумилева, М. Волошина и др. мэтров поэзии. Вслед за этим последовали сборники «Волшебный фонарь» (1912) и «Из двух книг» (1913). Получила широкую известность в московских литературных кругах, принимала участие в деятельности кружков и студий при издательстве «Мусагет». 5 мая 1911 в Коктебеле Ц. познакомилась с гимназистом старших классов Сергеем Яковлевичем Эфроном (1893—1941). Эта встреча во многом определила всю ее дальнейшую судьбу. Молодые люди обвенчалась 27 января 1912. В том же году у них родилась дочь Ариадна (Аля). Несомненно, Ц. испытывала к мужу («прекраснейшему из встреченных») глубокое искреннее чувство. Однако, ее представления о любви были значительно шире норм традиционной морали.

На протяжении всей своей недолгой и трагической жизни Ц. находилась в состоянии постоянной влюбленности. Список ее любовных увлечений невероятно обширен и вряд ли поддается полному учету. Прежде всего он отражает духовную, «сердечную», но отнюдь не сексуальную составляющую ее натуры. Хорошо знавший Ц. писатель и мемуарист Роман Гуль утверждал: «В ней не было настоящей женщины. В ней было что-то андрогинное, и так как внешность ее была не привлекательна, то создавались взрывы неудовлетворенности чувств, драмы, трагедии…».

Ц. и сама прекрасно осознавала, что в ней истинно земной «женщины было – мало». «Мужчины ищут „страсти“, т.е. сильного темперамента (душевные страсти им не нужны, иначе нужна была бы я) – или красоты – или кокетства – или той самой теплоты или (для жены) – „чистоты“. (…) Не той страсти, не той красоты, не той игры, не той чистоты, во мне имеющихся».

В письмах к другу Ц. подчеркивала: «Я ненасытна на души», «…потому что я не мужчин любила, а души», а «любовную любовь отбываю как повинность». Ц. воспринимала физическую близость как «дом моей нищеты», здесь «каждая первая встречная сильнее, цельнее и страстнее меня». Еще более откровенно она выразилась в одном из стихотворений:

Зато душевные порывы Ц. не знали никаких ограничений. В июне 1913 из заграницы вернулся старший брат С. Я. Эфрона Петр (1884—1914). Он был болен туберкулезом, недавно развелся с женой и тяжело переживал разлуку с маленькой дочерью. Внешне очень походил на брата. Ц. мгновенно прониклась к нему великим состраданием и нежностью:

Как это ни покажется странным, оба брата одновременно заняли место в ее сердце. Из письма от 14 июля 1914: «Мальчики! Вот в чем моя любовь. Чистые сердцем! Жестоко оскорбленные жизнью! Мальчики без матери! Хочется соединить в одном бесконечном объятии Ваши милые темные головы, сказать Вам без слов: «Люблю обоих, любите оба – навек!»

Болезнь Петра Эфрона обострилась, врачи оценивали его положение как безнадежное. Ц. целыми днями просиживала у постели умирающего. В одном из писем она признавалась: «Вы первый, кого я поцеловала после Сережи. Бывали трогательные минуты дружбы, сочувствия, отъезда, когда поцелуй казался необходимым. Но что-то говорило «нет!». Вас я поцеловала, потому что не могла иначе. Все говорило: «Да!». Конец мучительным сомнениям положила смерть П. Я. Эфрона 28 июля 1914.

С ранних лет Ц. обладала способностью сопереживать и восхищаться женщинами. Подростковое увлечение Наденькой Иловайской отразилось в автобиографической прозе («Дом у Старого Пимена», 1934). 16 октября 1914 в салоне поэтессы Аделаиды Казимировны Герцык-Жуковской Ц. познакомилась с С. Парнок, к тому времени уже имевшей немалый опыт однополой любви («Вы слишком многих, мнится, целовали…»). Взаимная страсть возникла с первого взгляда:

По воспоминаниям В. Лосской: «Обе сидели в обнимку и вдвоем, по очереди, курили одну папиросу. Для меня она была тогда „une lesbienne classique“ (классическая лесбиянка). Кто из них доминировал? Что писала Софья Парнок? Не знаю».

Сама Ц. ответила на этот вопрос:

23 октября 1914, спустя несколько дней после любовного свидания, Ц. попыталась разобраться в своих чувствах:

С самого начала в отношениях Ц. с С. Парнок ощущался глубокий внутренний драматизм. Неизбежный конец приблизила встреча Ц. с поэтом Осипом Эмильевичем Мандельштамом (1891—1938) зимой 1916. Два дня они бродили по Москве, а когда Ц. возвратилась к С. Парнок, выяснилось, что «У той на постели уже сидела другая – очень большая, толстая, черная». Ц. тяжело переживала разрыв с С. Парнок и сохранила память о ней на всю жизнь. Она посвятила ей циклы стихов «Подруга» и «Ошибка» (1920, опубликован только в 1976). В 1921 Ц. пришла к выводу, что «Любить только женщин (женщине) или только мужчин (мужчине), заведомо исключая обычное обратное – какая жуть! А только женщин (мужчине) или только мужчин (женщине), заведомо исключая необычное родное – какая скука!»