Извращенная принцесса (ЛП) - Страница 9

Подняв руку, я кулаком заставляю своих людей остановиться. Позади меня слышно, как люди Осипа делают то же самое. Мы замираем на опушке леса. Ждем любого признака движения, любой охраны, следящей за периметром дома. Волосы поднимаются у меня на затылке, но никто не издает ни звука.

Что-то не так.

Я хмурюсь и бросаю взгляд в сторону Ефрема, так как мои инстинкты сработали на полную катушку, как и мои подозрения. Но телохранитель Петра выглядит таким же взволнованным, как и я. Похоже, он тоже это чувствует.

Откуда-то слева от нас раздается выстрел, и я машинально приседаю, прячась за голым кустом. Мгновение спустя раздаются панические крики, подтверждающие то, что подсказывало мне мое чутье последние десять минут. На нас напали.

Из дома выбегают вооруженные люди со снайперскими винтовками.

— Это ловушка, — рычу я в сторону Петра.

Ефрем заталкивает его в укрытие, что заставляет меня на мгновение поблагодарить его за присутствие. Справа от нас раздается треск винтовок AR, предупреждающий меня, что они надвигаются на нас с двух сторон. И в одно мгновение мы оказываемся в перестрелке. Петр дает команду отбиваться.

— Стреляйте во всех, кого видите! — Кричу я по-русски, приказывая бойцам вступать в бой.

Затем я поднимаю пистолет, всаживая пули в двух живодёров, которые начинают выходить из укрытия. Я тоже стреляю вслепую по точкам, из которых раздаются выстрелы. Не моя сильная сторона метать пули туда-сюда между линиями фронта. Я обучен тактическим маневрам, секретным миссиям и грязным боям. А это просто кровавая бойня. Но я полагаю, что не нужно много тренироваться, когда речь идет о том, чтобы стрелять или быть застреленным.

Рядом со мной Петр со смертельной точностью расправляется с живодёрами. И я знаю, что он в такой же ярости, как и я. Но мне интересно, знает ли он еще то, что я вижу с гениальной ясностью.

Люди Михаила знали, что мы придем. Информация, которую Макс передал Петру, была плохой. И мы попали прямо в ловушку Живодера. Теперь людей Велеса убивают.

У меня было чутье. Я должен был сказать.

— Отступаем! — Кричит Петр, заметив, как близко мы оказались прижаты друг к другу.

Они с Ефремом одновременно выскальзывают из укрытия, и я следую за ними, не сводя глаз с белокурого телохранителя, с которым я намерен вступить в схватку, когда мы выберемся отсюда живыми. Я уже достаточно долго игнорирую свои инстинкты. Мне все равно, доверяет ли ему Петр. Ефрем знает слишком много.

Я поворачиваюсь и убиваю троих мужчин, которые появляются из-за деревьев и пытаются нас сбить. Затем я шиплю ругательства, когда у меня заканчиваются патроны. Сунув пистолет в кобуру, я хватаюсь за следующий.

— Блядь! — Кричит Ефрем, привлекая мое внимание.

Я смотрю как раз вовремя, чтобы увидеть, как он поворачивается лицом к Петру, и тот бросается вперед, сбивая нашего пахана на землю. Ублюдок воспользовался хаосом, чтобы вывести Петра из игры.

Через мой труп.

Я целюсь в затылок Ефрема, готовый покончить с предателем. Затем я вижу стрелка. Одетый в полный камуфляж, он стоит за кустами, его пистолет все еще дымится. Не моргая, я выпускаю в него три пули — две в грудь, одну в голову и наблюдаю, как он безжизненно падает на землю.

Мой взгляд возвращается к пахану, и я замираю, когда светловолосый телохранитель валится с Петра. Кровь растекается по широкой груди Ефрема.

Мое сердце замирает.

— Ефрем! — Кричит Петр, карабкаясь по земле к нему.

Ефрем издаёт булькающий кашель, и по звуку я понимаю, что он не выживет. Может быть, если бы мы не находились посреди поля боя, окруженные врагами, которые заставили нас бежать. Но не сейчас. Не сегодня.

— Кто-нибудь, помогите мне поднять его! — Требует Петр, в его голосе звучит паника.

Я делаю шаг вперед, чтобы выполнить его просьбу, несмотря на смертельную рану Ефрема.

Ефрем издает ужасный, мучительный кашель. Его плечи инстинктивно разгибаются, спина приподнимается, пытаясь унять удушье, когда кровь заполняет легкие. Наши глаза встречаются, и в их кристально-голубой глубине я нахожу мрачную решимость. Это заставляет меня пожалеть обо всех ужасных мыслях, обо всех мрачных подозрениях, которые я когда-либо питал к этому человеку.

Ведь он с готовностью пожертвовал своей жизнью, чтобы защитить Петра. Я вижу это в том, как он смотрит на меня сейчас, молчаливо требуя, чтобы я взял ответственность на свои плечи теперь, когда он больше не может защищать нашего пахана.

И глубокое, глубокое уважение к этому человеку наполняет мою грудь.

— Помоги мне нести его, — приказывает Петр.

Я опускаюсь на колени, чтобы выполнить его приказ, хотя знаю, что Ефрем не доберется до машины живым. Но мне вдруг становится невыносимо от мысли, что я оставлю его тело, хотя я был в нескольких секундах от того, чтобы убить самому, но сейчас я готов поставить на кон свою жизнь, чтобы увести его от этой бойни.

— Нет, — рычит Ефрем окровавленными губами. Он хватается за рубашку Петра, притягивая его ближе.

Его следующие слова теряются в последующей вспышке выстрелов, и я поднимаю пистолет, чтобы убить еще одного врага, который на долю секунды покинул свое укрытие.

— Я тебя не брошу, — решительно заявляет Петр, его глаза приказывают мне схватить одну руку Ефрема, в то время как он вцепился в другую. Но огромный мужчина отпихивает его назад с впечатляющей силой. Силу, которой я не ожидал от умирающего человека.

— Оставь меня! — Рычит он, захлебываясь кашлем. Он переворачивается на бок, его лицо искажается в агонии, и он сплевывает кровь на лесную подстилку.

— Ефрем…

— Я не выживу, — заявляет Ефрем, его голос ровный и решительный. — И если тебя подстрелят при попытке спасти меня, моя жертва окажется напрасной. Я не хочу умирать напрасно.

Поражение сминает плечи Петра, и, когда он кивает, я хватаю его за плечо, готовый потащить его прочь. Мы уже слишком сильно отстали. А люди Михаила приближаются.

— Скажи… скажи Дани, что мне жаль. Что я люблю ее, — хрипит Ефрем.

Это чувство кажется таким неуместным среди кровавого хаоса. И хотя я провел слишком много часов своей жизни, тщательно изучая мотивы отношений между Ефремом и Дани, я вдруг вижу чистоту его любви к ней. Он не так сильно мучается от раны, как от мысли о том, что может оставить ее. От этого у меня в животе появляется холодный комок свинца.

— Конечно, — обещает Петр, обнимая Ефрема за плечи, и медленно поднимается.

Как бы мне ни хотелось дать им возможность как следует попрощаться, у нас нет времени. Нас почти окружили, и если мы не уйдем сейчас, то окажемся отрезанными от пути к отступлению. Поэтому я тащу Петра вперед и вниз, заставляя его приседать, пока мы пробираемся через лес. Поскольку Ефрем ранен, а остальные люди прокладывают путь впереди нас, мы можем успеть, если будем двигаться быстро.

Я вижу, как несколько моих людей продираются сквозь деревья, среди них Лев и Дэн.

Сохраняя изнурительный темп и останавливаясь каждые несколько мгновений, чтобы отбиться от одного из Живодеров, мы наконец-то пересекаем границу. Хаотичная куча людей, забирающихся в машины, резко контрастирует с уверенной, смертоносной армией, пришедшей сюда не далее, как час назад.

Это отчаянная мольба о выживании, и я не могу сосчитать, скольких мы потеряли в этой бойне. Следуя за Петром в его "Лэнд Ровере", я захлопываю дверь и приказываю водителю ехать. Двое мужчин, которые вместе с нами сели в машину, откидываются на спинки сидений, и мы все тяжело дышим. А внедорожник трясется и подпрыгивает, когда шины беспорядочно покрывают неровности.

Выражение лица Петра, глядящего в окно на землю позади нас, превосходит раскаяние. Я никогда не видел, чтобы он выглядел таким опустошенным. И я знаю, что во многом это связано с другом, которого он только что потерял. У меня сводит желудок, когда я вспоминаю ужасную, удушающую боль, которую испытывал телохранитель Петра. Это ужасный способ умереть.