Извращенная принцесса (ЛП) - Страница 48

— Я говорю о торговле людьми, о продаже женщин и детей всяким больным ублюдкам, готовым платить сотни тысяч за то, чтобы они занимались своими извращениями, не запятнав свою престижную репутацию и высокое положение в обществе. — Петр шипит последнюю фразу, в его тоне чувствуется ярость.

Я уважаю то, как Петр носит свою броню гнева. В отличие от моего обучения, которое предписывает мне не проявлять никаких эмоций, которые могут выдать слабость врага, мой пахан владеет своими эмоциями как оружием. Это делает его почти непобедимым, но при этом не лишает эмоциональности.

— Если ты согласишься на эту работу, значит, от тебя будут требовать, чтобы ты смотрел в другую сторону. Позволять происходить разным больным, извращенным вещам. Возможно, тебе придется делать то, что ты считаешь отвратительным, чтобы сохранить свое прикрытие. Потому что я не намерен освобождать тебя от задания, пока мы не развалим всю империю Михаила. Думаешь, у тебя хватит на это духу?

Лазерный взгляд Петра не отрывается от Саши, и мой брат внимательно изучает его, все так же едва заметно кривя губы, несмотря на весомость слов моего пахана.

— Возможно, мой старший брат не до конца просветил тебя о том, через какие обширные тренировки мы проходим в Доме Ликана, но уверяю тебя, я могу проглотить практически все. Итак, если вы закончили меня жарить, когда начнется веселье?

Саша расплывается в ухмылке, вызывая улыбку и у Петра. А мой пахан оглядывается, чтобы еще раз оценить меня. Я едва заметно киваю. Я бы ни одной душе не доверил проникновение к Живодерам больше, чем Саше. И Петр читает это в нашем молчаливом обмене мнениями.

— Ты прав, Глеб. Он идеален. Добро пожаловать на борт, Саша.

Мы все встаем, они еще раз пожимают друг другу руки, и я провожаю брата до двери в кабинет Петра.

— Встретимся у меня дома? — Я предлагаю ему свой ключ, и он берет его одним кивком. — Обсудим детали сегодня вечером.

— С нетерпением жду этого. — Саша одаривает меня наглой ухмылкой и без единого звука проскальзывает в дверь.

Повернувшись к своему пахану, я снова опускаюсь в кресло, и моя поза становится более привычной и расслабленной, когда дела закончены. Я знал, что Петр будет доволен Сашей в качестве нашего шпиона. Мой брат зоркий, проницательный и обладает непоколебимо твердой рукой.

— Ты уверен, что он останется верным? — Спросил Петр, не отрывая взгляда от моего лица.

— У него сухое чувство юмора, но, уверяю тебя, он не встанет на сторону Живодера, когда увидит, что они из себя представляют. И он как собака с костью, если дать ему задание. Он не оставит нас в подвешенном состоянии.

Петр задумчиво кивает, уловив подтекст — Саша не обязательно верен. Мой брат живет по своему кодексу. И хотя да, я верю, что он будет верен мне из-за нашей общей истории, это не то, что будет двигать им. Саша будет стремиться к той же цели, что и Велес, он ненавидит таких людей, как Михаил, которые зарабатывают себе на жизнь в роскоши и комфорте за счет порабощения и страданий других. Все просто и понятно.

Для Саши это личное дерьмо.

И для меня, наверное, тоже.

Уверен, что, работая на Михаила, Саша увидит много другого дерьма, с которым не согласится. Но он может быть впечатляюще хладнокровным, когда это средство достижения цели. Именно поэтому он стал хорошим секретным оружием для Келли, а теперь и для нас.

Он пойдет на все, чтобы гарантировать, что к тому времени, как он покончит с ними, Живодер больше никогда не продаст ни одной души.

— Если ты так уверен в том, что твой брат возьмет на себя эту роль, то что же тебя вывело из равновесия? — Спрашивает Петр, разрывая тишину.

Его серые глаза смотрят на меня с умом, который сослужил ему хорошую службу с тех пор, как он в юном возрасте возглавил империю Велеса. Он редко сбрасывает с себя эту суровую роль пахана, даже ради меня. Свою мягкую сторону он приберегает для своей жены Сильвии и их двоих детей. Но время от времени он откладывает это в сторону, чтобы вникнуть в мое душевное состояние — обычно, когда я нахожусь в таком эмоциональном хаосе, как после отъезда из Бостона. И как бы я ни старался скрыть свои проблемы, должно быть, они написаны на моем лице — ошибка, к которой я становлюсь все более склонным, чем дольше я знакомлюсь с душой и сердцем Велеса.

Покачав головой, я наклоняюсь вперед, упираясь локтями в колени и переплетая пальцы, чтобы зажать виски между большими пальцами.

— Неужели это так очевидно?

Петр пожимает плечами.

— Я знаю тебя достаточно долго, чтобы понять, когда у тебя что-то на уме. И это явно не Саша.

— Я видела Мэл. В Бостоне, — категорично заявляю я, опуская руки и глядя ему прямо в лицо.

Петр издает низкий свист.

— Как она?

— Мне ли не знать. Она работает в бурлеск-салоне, принадлежащем ирландской мафии, которая почти полностью владеет Бостоном.

Петр молчит, похоже, уловив горечь в моем тоне. Как я ни старался, я не мог сказать об этом так, чтобы боль не просочилась наружу.

— Похоже, ее больше привлекает образ жизни, а не я, — едко добавляю я.

— Мне жаль это слышать, брат, — пробормотал он, глубоко нахмурив брови.

Я пожимаю плечами.

— Это то, что есть. У нее есть маленькая девочка — самая охренительная, которую я когда-либо видел… — Я тяжело сглатываю, думая о Габби, о том, как она прижалась своим лбом к моему, словно могла вдохнуть в меня душу через обмен. Я встряхиваю головой, чтобы избавиться от воспоминаний, вызывающих эмоции. — А Мэл скоро выйдет замуж за кузена босса Келли.

Петр выглядит пораженным этим откровением.

— Не знаю почему, но я никогда не представлял ее во всем этом. Она была так молода, когда мы ее взяли. Я представлял себе карьеру модели, независимость, а потом, возможно, нормальную жизнь с… не знаю, другим мужем? — Он не поясняет свою мысль, но в его глазах читается жалость, которая, кажется, направлена на меня.

Это раздражает.

— Ну да. Думаю, больше всего меня раздражает то, что она оказалась в Бостоне. С Келли, блядь, из всех людей.

— Твои старые места обитания, — замечает Петр.

— И не только это, но и семья, тесно связанная с ублюдком, который называет себя моим отцом.

Мой пахан надолго умолкает, задумчиво наклонив голову.

— Я знаю, что ты не любишь говорить об этом, — наконец говорит он. — Но, учитывая, что теперь в дело вступает и твой брат, я должен знать. За твоим воспитанием явно кроется какая-то большая история.

Я качаю головой.

— Это не такая уж большая история. Ты знаешь моего брата Костю — того, с которым ты познакомилась в Чикаго? Помнишь, что он рассказал тебе за ужином в тот вечер, когда мы познакомились?

Петр усмехается.

— Что твой отец "породил армию бездумных дронов", и вам с ним посчастливилось сбежать, прежде чем вы потеряли свои души.

Я смотрю на него без улыбки, и отсутствие улыбки говорит ему о том, насколько это близко к реальности. Улыбка исчезает с лица Петра, его глаза становятся острыми, когда он, кажется, читает мое невысказанное признание.

— Погоди, он буквально порождает…?

— Насколько мне известно, на данный момент у меня более тридцати братьев и сестер, большинство из которых от разных матерей. Нас забирают у матерей при рождении, по какому-то договору, который он заключает с женщинами, он получает единоличную опеку за определенную плату. Нас воспитывают медсестры, а обучение начинается в пять лет, — заявляю я, давая быстрый, безэмоциональный конспект.

— Обучение? — Спрашивает Петр.

— Оружие и бой, умение читать язык тела и оценивать мотивы, слабости людей. В двенадцать лет в полку начинаются изнурительные пытки — как физические, так и психологические. Мы едим, спим и дышим жизнью солдат, убийц, оружия, превращенного в умные, безэмоциональные инструменты. А в восемнадцать лет он продает нас в наемники, чтобы мы служили телохранителями, вышибалами, громилами, шпионами. В любой области, в которой мы преуспеваем.