Известные и неизвестные открытия XX века - Страница 11

О. В. Бочкарева

Академик Виктор Максимович Жирмунский (1891–1971) известен в научном мире прежде всего как филолог, специалист по немецкой литературе, лингвистике, фольклору, поэтике, русской поэзии Серебряного века, сравнительному литературоведению. Однако до недавнего времени почти не была известна другая сторона его творчества – его собственные стихи. Между тем в молодости, в студенческие годы он писал довольно много стихов, но, за исключением одной-двух попыток послать их в тогдашние литературные журналы, никогда не публиковал их. Вместе с тем эти стихи представляют немалый интерес. В домашнем архиве семьи Жирмунских сохранилось несколько тетрадей с автографами его стихов, написанных в конце 1900-х – начале 1910-х гг. Некоторые из них были недавно опубликованы нами в журнале Russian Literature[58].

Поэзией Жирмунский начал интересоваться в ранней юности. Его духовное становление проходило в 1900-е гг., в эпоху расцвета символизма и как поэтической школы, и как философии. Еще в школьные годы, будучи учеником Тенишевского училища, он увлекался символистами, пробовал сам писать стихи. Первым литературным пробам пера будущего ученого, его юношеским публикациям в журнале «Тенишевец» была посвящена обстоятельная статья А. В. Лаврова 1996 г., в которой справедливо отмечается символистская традиция в стихах молодого Жирмунского[59][60].

Между тем путь Жирмунского к символистской поэзии не был прям. В его юношеских дневниках, относящихся к периоду обучения в Тенишевском училище, в частности в дневнике 1905–1906 гг., перед нами предстает процесс постепенной эволюции его поэтических вкусов. Первые литературные опыты Жирмунского относятся к 1905 г. Вначале, в связи с политическими событиями 1905 г., его интересует исключительно гражданская поэзия. Дневниковые записи этого периода свидетельствуют о том, что в вечном споре сторонников чистого искусства и гражданской поэзии Жирмунский явно на стороне последних. В частности, 30 декабря 1905 г. он записывает: «Стихи и рифмы мои довольно на этот раз банальны, но чувство искренне именно потому, что я не поклонник “чистого искусства” ради искусства»[61]. Эти тогдашние взгляды Жирмунского заметны и в его восприятии русской поэзии. Зимой 1905–1906 г. он начинает серьезно знакомиться с творчеством Пушкина (будучи изначально воспитан на немецкой литературе, он русскую поэзию начал читать несколько позднее), и именно в силу своего тогдашнего увлечения пафосом гражданской лирики он стремится и в пушкинской поэзии увидеть прежде всего «национальное», «народное» и не приемлет идейного пафоса зрелых пушкинских стихов о назначении поэта и его непонятости толпой. «Пушкин – художник чисто национальный, несмотря на его безумный бред о жреце искусства, разобщенном с жизнью и ее страстями, ничего не имеющими общего с “ничтожной чернью”. Увы, эта ничтожная чернь слишком часто занимает перо великого поэта, что бы он об этом ни говорил»[62]. Здесь Жирмунский, по-видимому, подразумевает поздние стихи Пушкина: «Поэт», «Поэту», «Поэт и толпа («Чернь»), «Из Пиндемонти» и др., в которых отражены известные пушкинские идеи «тайной свободы» художника и его независимости не только от власти, но и от читателя.

Однако уже в те дни Жирмунский начинает чувствовать, что одного лишь гражданского, социального пафоса недостаточно. Будучи всей душой на стороне прогрессивного общественного движения, он все же задумывается и о других сторонах лирики.

Большое влияние на поэтические вкусы Жирмунского-подростка оказал его домашний учитель Григорий Яковлевич Красный (1881–1970), впоследствии известный юрист и общественный деятель, а тогда студент, дававший Жирмунскому частные уроки латинского и древнееврейского языков. Они много спорят, обсуждают стихи. Красный явно хочет направить вкусы своего ученика к эстетизму, тот сопротивляется. Но каждый раз задумывается над словами Красного. Так, в разгар декабрьского вооруженного восстания в Москве Жирмунский пишет несколько стихотворений, полных гражданского пафоса, но довольно банальных в художественном отношении. Он показывает эти стихи Красному. 30 декабря 1905 г. Жирмунский записывает в дневнике реакцию Красного: «Читал Г<ригорию> Я<ковлевичу> мое стихотворение на московское восстание. Он остался очень недовольным: тема, по его мнению, избитая, образы давно всем надоели, содержание не идет дальше переживания Марсельезы на манер всяких новейших стихотворений»[63].

Однако уже спустя три недели Жирмунский начинает колебаться. В записи от 23 января 1906 г. отражены его метания между гражданской лирикой и чистым искусством: «Что писать, где истинная поэзия, я не могу найти решение этому вопросу… Но как не сбиться с пути поэзии на дорогу пустого декламаторства и рифмованной прозы? …А все-таки я теперь в колебанье. Я то повторяю себе грозно: “поэтом можешь ты не быть, но гражданином быть обязан!”, то стараюсь уйти в область чистого искусства. Вечный вопрос! Однако все мои симпатии на стороне поэта-гражданина»[64]. Далее Жирмунский вновь пишет гражданское стихотворение (Братья! Дружно соберемся / Все, кто правду могут петь! / Чтить свободу поклянемся, / За свободу умереть!). Но неожиданно он сам себя обрывает, чувствуя фальшь и подражательность своих строк: «И вот после этого воинственного гимна я вдруг решил посвятить себя описаниям природы, развитию слога, идеалу чистой красоты. Что-то напыщенно-ложное показалось мне в предыдущих опытах на гражданскую тему, риторическое. И все-таки это искренне, более идет от души, чем слова наших знаменитых школьных политиков, мужей слова (иначе не умеющих работать, дело делать). Откуда же мои колебания?»[65]. Он пишет два стихотворения, объединив их под общим названием «Из лирики природы». Но тут же сам как будто стыдится своего поворота к эстетизму. С определенной долей самоиронии он замечает: «Теперь мне остается писать: “Закрой твои бледные ноги!” Это уже совсем “чистое искусство”. Да здравствует преемник Валерия Брюсова! Ура!»[66].

В марте 1906 г. в училище начинает работать литературный кружок. Готовясь к заседанию кружка, Жирмунский читает статьи Писарева «Реалисты» и «Базаров». Несмотря на то что он по-прежнему привержен принципу общественной полезности искусства, из дневниковых записей хорошо заметно неприятие Жирмунским утилитарного подхода Писарева к искусству. Это отталкивание еще более усиливается в записи от 5 марта, где, анализируя образ Базарова, Жирмунский приходит к выводу, что «отрицание нигилистом искусства, наслаждения красотой, борьбы за цивилизацию и т. д. находит себе причину исключительно в узкой партийности взглядов»[67]. С этого дня неприятие Жирмунским общественно полезного подхода к искусству, к поэзии резко усиливается. 12 апреля 1906 г., под впечатлением весеннего настроения, Жирмунский пишет лирические стихи, довольно подражательные, но явно выдержанные в русле «чистого искусства». «Да, у декадентов нужно поучиться умению пользоваться языком: как гениально переведено, например, Бальмонтом 4-е действие “Освобожденного Прометея” Шелли. Это сплошная музыка! – Я собираюсь учиться форме у декадентов, чтобы разбить их их же орудьем. Кто сумеет, подобно классикам, сочетать божественную красоту формы с глубиной содержанья, тем самым докажет несостоятельность декадентства»[68].