Израненные души - Страница 10

Кьяра кусает губу и отводит взгляд, а я не понимаю, как интерпретировать этот жест.

– Слушай, нам правда нужно прояснить пару моментов. Я только что соврал местному шерифу, что не видел тебя. Не могу назвать себя законопослушным гражданином, но и без причины врать властям мне тоже не нравится. Так скажи мне, почему я должен это делать? Кто ты, Кьяра?

Девушка снова отводит взгляд и кусает пухлую нижнюю губу. Но сейчас у меня не то что не встанет, у меня даже мыслей пошленьких не крутится в голове. В эту минуту я весь напряжен из-за того, что не знаю истории, из-за которой эта испуганная девочка скрывается не только от местных жителей, но и от полиции. А ведь это люди, призванные помогать гражданам при возникновении у тех проблем. Понятное дело, что не все представители власти на совесть выполняют свою работу. Но если это опустить, теоретически, если Кьяра нуждается в помощи, она могла бы обратиться к шерифу. Но она скрывается и от него.

– Может, я просто уйду? – спрашивает она дрожащим шепотом.

– И угодишь прямо в руки к шерифу. Потому что, судя по всему, я тоже не сильно ему понравился. Есть вероятность, что он будет за мной присматривать. Так что теперь мы с тобой в одной связке.

– Прости, что втянула тебя в это, – еще тише говорит она и опускает взгляд на свои сплетенные в замок пальцы.

– Во что – это, Кьяра? – давлю я. – Расскажи, кто ты, и что с тобой случилось?

– Пообещай, что не выгонишь до ночи. Если не сможешь выдержать этой ноши, хотя бы дождись темноты. Я сама уйду. Только не выдавай. Иначе меня могут убить.

– Ох, ты ж мать твою, – вздыхаю и провожу рукой по лицу, а потом снова сталкиваюсь взглядом с Кьярой. Напряженно киваю. – Обещаю. Расскажи сначала, кто ты такая.

Аарон

– Меня зовут Кьяра Бейли, мне двадцать лет, – со вздохом начинает она и сцепляет на коленях дрожащие пальцы. Зависает невидящим взглядом в пространстве. – Я выросла в коммуне. Здесь недалеко от Бригэм-Хиллс есть такая.

– Я знаю, – киваю, сжимая челюсти. Если Кьяра родилась там, ни одна женщина ей не позавидует. А учитывая, что девушке уже двадцать, она наверняка через многое прошла.

– В коммуне такие правила… – она кусает губу.

Я знаю эти говенные правила, и внутри меня клокочет ярость. Но я не перебиваю. Кьяре надо выговориться. К тому же, раз уж мы остаемся здесь, она должна доверять мне. А для этого нужно, чтобы она рассказала свою историю.

– Может, тебе воды принести? – предлагаю, когда она облизывает пересохшие губы. Кьяра качает головой и на секунду зажмуривается. Делает глубокий вдох, а потом снова смотрит сквозь пространство.

– В общем, у женщин там нет прав. Только обязанности. Мужчина – царь и бог, и женщины созданы, чтобы ему поклоняться. Все женщины в коммуне служат мужчинам. Я бы даже сказала, обслуживают их. – Она невесело улыбается. – По достижении восемнадцатилетия девушка проходит отбор, – Кьяра тяжело сглатывает. – Ее могут… могут попробовать несколько мужчин, пока один из них не заявит, что готов жениться на ней.

Это я тоже знаю. Много лет назад от таких правил во мне поднималась бессильная ярость. Сейчас я просто воспринимаю это как факт. А, нет, ярость все же клокочет внутри.

– Тебя тоже… пробовали? – спрашиваю тихо.

Она быстро моргает, пытаясь загнать назад слезы, скопившиеся в глазах.

– Пробовали, – отвечает бесцветным голосом. – Но ужасает даже не этот факт, а… В общем, у нас есть правящий совет. В него входят несколько мужчин, которые обладают властью не только в коммуне, но и за ее пределами. Один из них… – она судорожно вздыхает и обнимает себя руками. – Его зовут Лайонел Дженнингс. Урод, – брезгливо кривится. – Старый извращенец с одной ногой. Он любит… насиловать женщин, – после некоторого промедления она с трудом выдавливает из себя слова. – Он был дважды женат, и теперь дважды вдовец. Местный врач говорит, что обе супруги умерли от болезней. Но их хоронили в закрытых гробах. Женщины коммуны – те, что посмелее, – шепчутся между собой. Говорят, он своих жен жестоко избил, и они умерли в результате полученных травм.

– Подонок, – шепчу сдавленно. Чувствую, как в голову ударяет кровь, а по телу растекается адреналин. Все тело вибрирует от потребности прямо сейчас сорваться с места. Поехать в коммуну и проделать с ублюдком все то, что он делает с женщинами.

– Он был третьим. Наверное, это хорошо, – вздыхает Кьяра. – По крайней мере, в свой первый раз я не пережила тех ужасов, которые пережила в третий.

Она прячет лицо в ладонях, и из ее груди вырывается нечеловеческий вой, от которого кровь стынет в жилах. Он перерастает в громкие, надсадные рыдания, которые со временем стихают. Не знаю, сколько времени проходит, пока Кьяра успокаивается. Я не тороплю ее, потому что мне и самому нужно время, чтобы прийти в себя после такого.

– Ты можешь не рассказывать, – тихо произношу я, когда Кьяра успокаивается.

Она качает головой. Вытирает слезы, делает несколько глубоких вдохов и снова смотрит в пространство.

– Я уже начала. Расскажу. В общем, он изъявил желание жениться на мне. Парень, который мне нравился… Я думала, он станет моим мужем. Но до него банально не дошла очередь. А когда он заявил, что сам намеревался жениться на мне, вскоре пропал. Уверена, Дженнингс убил его.

– Ты любила его?

– Как можно полюбить того, кого не знаешь? Просто он был единственным, кто был добр ко мне в этом ужасном месте.

– Что было дальше?

– Дальше началась подготовка к свадьбе. Я просила родителей не допускать моего замужества.

– Почему они тебя не защитили, раз знали, что из себя представляет Дженнингс?

– У него слишком много власти в коммуне. К тому же, кто пойдет против правящего совета? Да и правила были придуманы задолго до моего рождения.

– Кто твой отец?

– Владелец местного магазина.

– Так это же практически элита. Он мог бы повлиять на ситуацию, отказаться выдавать тебя замуж.

– У моего отца три семьи и семнадцать детей. Одним больше, одним меньше – плевать. Я и разговаривала-то с ним всего четыре раза в жизни. И каждый из этих разговоров преследовал единственную цель – заставить меня слепо следовать правилам.

– Как ты оказалась в Бригэм-Хиллс?

– Я предпринимала две попытки побега. Каждый раз меня возвращали и… наказывали, – сипло произносит она.

О наказаниях я тоже знаю все, поэтому тяжело сглатываю и сжимаю кулаки до хруста костяшек.

– Поэтому меня переодели в черное платье, чтобы выделить среди девушек моего возраста. И чтобы все знали, что я нарушитель порядка. Все остальные девушки ходят в белых или бежевых одеждах.

– Как же тебе удалось выбраться?

– Отец, сам того не подозревая, помог мне. В коммуну приехала машина с продуктами. Отец потребовал, чтобы я помогала ему в магазине. Давал самую тяжелую работу. Такой вот способ перевоспитания бунтарки-дочери. Я разгружала эту машину. В глубине кузова оставалось несколько мешков с мукой. Водитель вез их в Бригэм-Хиллс. Здесь готовились к ежегодному празднику осени. Я поняла, что это мой единственный шанс. Если бы мне не удалось сбежать, меня бы, скорее всего, не просто стегали плетьми, а забили бы ими до смерти. Но смерть меня не страшила. Тогда она как раз представлялась мне избавлением. Так что я запрыгнула в кузов и притаилась.

– Почему они не нашли тебя?

– В тот день в коммуну приехал пастор Майклс. Для сообщества это всегда огромное событие. Девушки в ужасе прятались, зная, что вечером пастор с остальными членами правящего совета устроят праздник. А это означало, что будет оргия. Мужчины были взбудоражены приближающимся праздником. И так уж получилось, что на пропускном пункте тоже стоял такой ажиотаж, что тщательно машину никто не проверял. Охрана просто окинула взглядом мешки, за которыми я спраталась, и отпустила машину.

Кьяра снова застывает в своих мыслях. То хмурится, то ее лицо светлеет. Обнимает себя и слегка покачивается, задумавшись. А потом в какой-то момент ее взгляд проясняется.