Израиль и (не)контролируемые территории. Уйти нельзя остаться - Страница 4

Интересно, что именно военная разведка, и еще до окончания войны (проект, напомним, был представлен уже 9 июня), выдвинула предложения, включавшие практически полный отказ от плодов победы как таковой. С точки зрения руководителей военной разведки, Шестидневная война была для Израиля вынужденной, еврейское государство никак не стремилось к ней, не имея экспансионистских устремлений относительно территорий какой-либо из соседних арабских стран[8], а значит, все занятые в ходе боев земли являлись не более чем своего рода «залогом», возврат которого мог бы привести к заключению постоянных мирных договоров с соседними государствами. В 1949 году тогдашний министр иностранных дел Израиля Моше Шарет предполагал, что договоры о прекращении огня, подписанные Израилем со всеми приграничными арабскими странами, очень быстро будут заменены полноценными мирными соглашениями[9]. Этого, однако, не случилось, и восемнадцать лет спустя, в 1967 году, Израиль еще не подписал мирного соглашения ни с одной из арабских стран (первым был подписан мирный договор с Египтом, но это произошло только в 1979 году). Почти полное возвращение территорий, занятых в ходе Шестидневной войны, воспринималось в документе, поданном военной разведкой, как разумная цена, уплата которой должна была сделать мирные соглашения с Израилем целесообразными в глазах арабских правителей. Вопреки тому, что принято думать, принцип «территории в обмен на мир» был предложен израильской военной разведкой задолго до того, как его сформулировали зарубежные дипломаты.

Не менее неожиданной была и позиция Давида Бен-Гуриона. Д. Бен-Гурион свидетельствовал в своих мемуарах, что 26 сентября 1948 года он предложил правительству принять решение о наступлении израильских сил от района Латруна (находится на полпути между Иерусалимом и Тель-Авивом, недалеко от занятых Израилем в июле 1948 года городов Рамле и Лод) до Рамаллы на севере и Хеврона и Вифлеема на юге[10]. Однако, опасаясь массированного международного давления на Израиль, большинство министров отвергли предложение Д. Бен-Гуриона. По словам главы правительства, руководители Генерального штаба израильской армии полагали, что на всю эту операцию уйдет около семи дней, однако в напряженной обстановке, сложившейся после убийства 17 сентября боевиками праворадикальной организации ЛЕХИ спецпредставителя ООН, шведского дипломата Фольке Бернадота (1895–1948), члены кабинета решили не рисковать[11]. Д. Бен-Гурион горько сожалел об этом решении; четырнадцать лет спустя, в 1962 году, в письме журналисту газеты «Хаарец» Ш. Гроссу он охарактеризовал это решение как «плач на многие поколения»[12], поскольку складывалась ситуация, при которой «Иордания контролирует горы Иудеи, все дороги в Иерусалим и сам Старый город». И действительно, по пятой статье Соглашения о перемирии между Израилем и Иорданией, подписанному 3 апреля 1949 года, район Хевронского нагорья (включая Гуш-Эцион), как и вся территория Западного берега, включая большую часть Иерусалима, отошел к Трансиордании[13].

Однако этот государственный деятель продемонстрировал после Шестидневной войны, когда, казалось бы, было сделано именно то, к чему он сам за девятнадцать лет до этого призывал, готовность к далеко идущим территориальным уступкам. Биограф Д. Бен-Гуриона справедливо отмечает, что его тогдашние воззрения совершенно не соответствовали его прошлой репутации решительного и смелого вождя. Решение о начале Шестидневной войны было принято не только без всякого участия Д. Бен-Гуриона, которого постфактум известил 4 июня поздно вечером начальник канцелярии министра обороны Хаим Исраэли, но и вопреки его яростным возражениям[14].

29 июня 1967 Давид Бен-Гурион дал интервью внуку Уинстона Черчилля, которое транслировалось 12 июля в радиопрограмме Би-би-си «Мир в первом часу». Д. Бен-Гурион заявил, что в соответствии с международным правом не только Тиранские проливы, но и Суэцкий канал должен быть открыт для израильских судов. Он сказал также, что Иерусалим должен остаться еврейским городом. Что касается остальных территорий, то, по его мнению, Израиль мог бы отказаться от них, если бы это способствовало установлению мира. Он, однако, выразил мнение, что Хеврон также должен отойти к Израилю, ибо он «более еврейский, чем даже Иерусалим: Иерусалим стал еврейским городом три тысячи лет назад, при царе Давиде, а Хеврон – четыре тысячи лет назад, при Аврааме». Кроме того, к Хеврону примыкал ряд еврейских поселений, которые были разрушены накануне провозглашения Государства Израиль. На остальной территории Западного берега арабы должны получить автономию и сохранить свой национальный образ жизни. Д. Бен-Гурион подчеркнул, что имеются два предварительных условия, на которых Израиль может вернуть любую захваченную территорию. Во-первых, арабы должны признать Государство Израиль, и, во-вторых, должен быть подписан полноценный мирный договор[15].

Фактически позиция Давида Бен-Гуриона была тождественна позиции руководства военной разведки: в обоих случаях речь шла о том, что занятые в ходе Шестидневной войны территории являются «залогом», который будет возвращен при условии заключения мирных договоров между Израилем и арабскими странами. При этом в обоих случаях было заявлено, что при заключении мирных соглашений возможна корректировка границ (Д. Бен-Гурион конкретно упоминал в этой связи Хеврон). В обоих предложениях декларировался отказ от возвращения под арабский контроль Старого города Иерусалима, хотя предложения о его будущем были разные: документ, подготовленный в отделе Ш. Газита, говорил о международном городе, подобном Ватикану; Д. Бен-Гурион же настаивал на том, что объединенный Иерусалим должен быть еврейским городом.

10 декабря 1949 года Давид Бен-Гурион (вопреки категорическому несогласию с этим шагом тогдашнего министра иностранных дел Моше Шарета) провел в правительстве решение об объявлении Западного Иерусалима столицей Израиля, игнорируя позицию ООН по данному вопросу. Представляется, что для Д. Бен-Гуриона создание столицы в Иерусалиме, вопреки мнению ООН, имело примерно то же значение, что и последующий суд над А. Эйхманом в Иерусалиме, а не в Нюрнберге и Гааге, – именно таким путем Д. Бен-Гурион ощущал и демонстрировал реальную способность возродившего собственную государственность еврейского народа быть творцом своей судьбы[16]. Восемнадцать лет спустя Д. Бен-Гурион стремился завершить начатый им тогда процесс утверждения израильского контроля над городом, на протяжении столетий служившим фокусом национально-религиозных устремлений еврейского народа. Показательно, что в своих мемуарах Д. Бен-Гурион отметил тот факт, что после Шестидневной войны в правительстве были споры относительно последующей судьбы занятых территорий, не обозначив четко ни свою, ни чью-либо иную позицию ни по какому вопросу, кроме судьбы Иерусалима, который он требовал всячески укреплять в качестве единой и неделимой столицы Государства Израиль[17].

Вместе с тем согласие на отказ от израильского контроля над теми или иными занятыми территориями не означало их автоматического возвращения прежним владельцам: в частности, и план военной разведки, и идеи, выдвинутые Д. Бен-Гурионом, говорили не о возвращении Западного берега под контроль Иордании, а о создании там той или иной формы палестинского самоуправления. На то было несколько причин. Во-первых, Иордания в 1949 году аннексировала эти территории вопреки нормам международного права, ибо, согласно решению Генеральной Ассамблеи ООН, они должны были стать частью Палестинского государства. Иорданскую аннексию Восточного Иерусалима и Западного берега Иордана признали лишь отдельные государства, в частности Великобритания и Пакистан, и израильские руководители не считали себя обязанными восстанавливать существовавшую ситуацию. Во-вторых, как верно отметила историк Анита Шапира, после Шестидневной войны израильское руководство относилось к королю Хусейну как к «предавшему союзнику»: израильтяне, под гарантии американцев, обещали ему, что никогда не будут оспаривать его правление в Восточном Иерусалиме и на Западном берегу, требуя от него только одного – неприсоединения к каким-либо антиизраильским военным пактам, прежде всего создаваемым Г.-А. Насером[18]. Хусейн же присоединился к Насеру, и израильское руководство не считало себя более связанным джентльменским соглашением с ним. При этом контролировать жизнь миллиона с лишним палестинских арабов многие в Израиле тоже не стремились, в результате чего и возникла эта концепция отказа от контроля над большей частью территорий Западного берега без их возвращения прежнему владельцу. «Западный берег нечего возвращать Хусейну, но присоединение его к Израилю означает включение в страну миллиона арабов. Это серьезная опасность», – говорил Д. Бен-Гурион, считая при этом, что «из Иерусалима уходить нельзя, нужно как можно быстрее увеличить еврейское население города. То же и с Хевроном»[19].