Изобретение зла - Страница 89

Соловей.

Механический соловей, потерявший свою подругу. Ты жив до сих пор, но ты меня не видишь. Ты очень потускнел за то время, пока мы не виделись. Но тебе ещё долго жить. Может быть, ты вообще переживешь всех людей этого города и ещё три столетия спустя будешь прилетать к остаткам древнего фонтана, занесенным песком или заплетенным молодой гибкой порослью. Прощай, моя птичка. Когда я вернусь в следующий раз, тебя уже не будет.

Сгусток памяти снова влетел в здание - как раз вовремя, чтобы увидеть, как желтый человек бросается со второго яруса головой на мраморный пол. Бедняга, его так просто не отпустят из мира живых. А когда отпустят, он увидит рай.

Железяка назвала три яруса архива тремя кругами рая. Скорее всего не издевательства ради, она просто хотела польстить нам. Она думала, что нам понравиться отдыхать в раю. Я вот был в раю и сейчас снова туда попаду. Я уже вижу врата вдалеке. Худшее место из всех возможных.

Сгусток пролетел мимо столовой, осмотрел странное животное, похожее на кошку с крокодильим носом, спугнул змею и подлетел к детям. Надо же, это они. Я узнаю их. Розовый и Синяя. Я сам создал их и я сам заставил их любить друг друга. Они до сих пор держутся за ручки. Конечно, ведь для них прошло не три века, а всего три нелели, а то и меньше. Разговаривают. О, как я соскучился по простому разговору. Как хотел бы я поговорить! Иногда я вспоминаю, как говорил раньше, и это меня утешает. Не надо, не забирай меня ТУДА, я ещё не насмотрелся!

Они говорят о рае. Господи, какую чушь они мелют! Они назначают свидание в раю.

И они туда попадут, но увидят, что там нет трамваев, увидят, что никто и ни с кем там не может встретиться. Да, да, я уже иду. Вот они, врата рая. Похожи на замочную скважину. А вот и первый круг. Здесь томится рыцарь с перебитой переносицей, мой давний друг. Он не забыл своего обета - он все ещё надеется отомстить мне. Он прав - мне стоит отомстить. Как ярко светит кристал его памяти. Этот гнев не погаснет никогда, ведь здесь уже ничего не меняется.

Здесь тупик. Впрочем, с первого круга ещё можно слышать эхо голосов жизни, здесь иногда пролетают такие как я и скрашивают пустую вечность. Я бы хотел остановиться здесь. Но мне дальше, на третий, в глубокий архив...

107

Мы вдруг замолчали, одновременно и без причины - будто ангел пролетел.

- А вообще, надо бы про рай точнее узнать, - сказала Синяя, - вдруг там нет трамваев?

- Тогда надо почитать в книжке.

Синяя оживилась.

- У меня есть энциклопедия, - сказала она, - там в ней про все написано.

Я вспомнил эту книжку. Коричневый тяжеловесный том лежал на ветхом стуле; у стула расползались ножки, как у новорожденного жеребенка. Том лежал гордо и важно, но уже замохнател от пыли и невнимания - никто не интересовался его мудростью. Иногда, правда, на тот же стул вспархивала "Василиса Пре..." с оторванной частью обложки. Василиса Пре была книгой благородной, в ней было полно картинок знаменитиого художника и птицы-сирины выставляли напоказ свои женские плечи. Одна из картинок была напечатана даже в гордой энциклопедии, как образцовая картинка.

- Да, но энциклопедия только на букву "о", - сказал я, - а нам нужно на

"рэ".

По стене снова прошли волны. Дверь в Синюю Комнату уже окончательно исчезла, затянувшись чем-то белым и вязким. Казалось, что стена не кирпичная, а резиновая. За стеной точно что-то происходило. Наверное, Синяя Комната начала превращаться - как куколка в бабочку. Удары за стеной стали ритмичными, как медленный пульс. Они учащались.

- Ну мы найдем что-нибудь и на "о". Что там ещё бывает в раю?

- Облака, рай же на небе, - ответил я.

- Тогда пошли к нам, будем читать про облака. Только возьми свой фонарик.

Мне не хотелось вставать. Синяя взяла меня за палец и потянула. Я подчинился.

По дороге мы прошли мимо вздрагивающей и ухающей внутри себя стены, потом нам попался стол дежурной, все ещё необитаемый. Подходя, я видел, как последовательно взблескивают на полу подсохшие клеевые размазки. Котенок лежал на боку, измазанный клеем; белая шерсть на животике слиплась, как кончики засохших кисточек. Его голова была чуть повернута кверху - тем невыразимо мягким движением, которым спящая кошка выставляет на солнышко свою шею. Костяной клюв отвалился и лежал рядом. Сейчас котенок уже не казался живым и кривошеяя печальная лампа обливала его душем электрических слез.

Мы тихо открыли дверь и проскользнули в палату. Было почти двенадцать часов ночи - все уже устали и попадали спать. Любому веселью есть предел.

По палате ходило высокое двуногое животное с лошадиной мордой и садилась на все кровати по очереди. Нас оно, кажется, не замечало.

- Это кто такой? - спросила Синяя.

- Не знаю. Я его видел уже раза два. Он ходит по всем палатам и садится на людей. Как только заснешь, так сразу и садится. Но он не кусается.

- Или она не кусается.

- Или она.

Стряхнув пыль с нащупаной энциклопедии, мы присели на краешке кровати и включили фонарик. Соседняя кровать заскрипела недовольно.

- Так мы их разбудим, - сказала Синяя.

- Тогда надо закрыться одеялом.

Мы накрылись одеялом с головой, положили книжку посредине и начали читать.

Свет фонаря бил сбоку, он проскальзывал по страницам, почти не оставляя следов.

Зато мохнатое одеяло светилось коричневым пятном с белой полоской. И было очень душно. Синяя взяла фонарь в руку.

- Так будет лучше. Ищи про облака.

Я нашел нужную статью, быстро просмотрел её, надеясь найти намеки на рай, но ничего такого не нашел. В конце статьи давались примеры облаков. Возле рисунка чья-то красная авторучка добросовестно изобразила орнамент из роз.

Рисовала девчонка, конечно.

- Жарко, - сказала Синяя и стянула с себя платье. Она осталась только в трусиках. - Чего смотришь, не видел никогда?

- Какая ты худючая, - заметил я, посветив фонариком. - у тебя все ребрышки видны. И руки такие тонкие.

- Какая есть. Ты лучше в книгу смотри.

Я стал смотреть в книгу. Фонарь потускнел и погас.

- Батарейка кончилась.

- В тумбочке есть свечки. Подожди, я найду.

Она исчезла в темноте и, повозившись, принесла две короткие свечки, ткнула мне в руку.

- Держи, а я чиркать буду.

Она зажгла обе свечи. Огоньки были необычно длинными.

- Знаешь, можно пронести палец через огонь, если быстро, - сказал я, смотри.

Я провел палец над огнем и почувствовал, что огонь не горячий, а только теплый.

- Интересные свечи.

- Какие есть. Давай скорее читать, а то они быстро сгорят.

- Облака бывают, - Синяя пыталась прочесть слово, которое не хотело проступать сквозь чернильные линии, - облака бывают кучеобразные и своеобразные... Так, кажется.

- Нет, неправильно.

Я прочитал два абзаца наизусть, не глядя в книгу.

- Ты все заранее выучил?

- Что выучил? Я же только что прочитал.

- Не ври, - Синяя пошуршала страницами и открыла что-то неожиданное.

- На, читай... А теперь попробуй рассказать.

- Про обморок? Пожалуйста.

Я снова начал говорить, не глядя в книгу. Я говорил, пока Синяя не остановила меня.

- Хватит. Мне это не нравится.

- Почему?

- Потому что это страшно.

Я вспомнил, что мне нужно все время бояться и начал пугаться изо всех сил.

Получалось плохо. Так себе.

- Тогда сама почитай, - сказал я.

- Не буду. Я и так знаю, что облака бывают кучеобразные и своеобразные.

- Не правильно.

- Нет, правильно. Раз я хочу, значит, так и будет. Хватит, мне уже надоело читать.

- Ну ладно, пока.

- Пока.

Я отвернул одеяло и любопытная лошадиная голова быстро отодвинулась.

Подслушавала, значит. Даже эти бывают любопытными.

- Давай отсюда, лапочка, - сказал я ей. - Нечего меня нюхать, я не цветочек.

- Не могу задуть, - сказала Синяя.