Изобретение зла - Страница 76

Висящие складки на её щеках задвигались, это значит, что она сейчас начнет кричать.

Кричала она долго и громко, разбудив, наверное, весь этаж, но никто не вышел в коридор. Кто же захочет? Накричавшись, она принесла стул. Тот самый, который оставляла чуть отодвинутым. Прогулка за стулом её не охладила.

- Ну что, тебе стыдно, тварь проклятая?

Тварь проклятая - это понятно кто.

- Ни капельки, - огрызнулся я.

- А, ни капельки? Раздевайся! Она заставила меня раздеться догола и поставила на стул, приподняв за подмышки.

- Смотрите все на него! Теперь стыдно?

- Ни капельки.

Все начали кудахтать. Черный смеялся, показывая пальцем, хватался за живот и, наконец, обвалился на пол от невозможности удержаться на ногах.

Я думаю, было около половины двенадцатого. Самое большее, на что я должен рассчитывать - это полчаса жизни. По вычислением комнаты. За эти полчаса оязательно что-то произойдет. Ах, как я хотел, чтобы...

91

Тогда я впервые ощутил уверенную, спокойную мстительность. Чувство торжественного безразличия к своей судьбе, позволяющее уничтожить судьбу чужую.

Я думаю, меня не поймут те, которые никогда не ощущали такого. Чувство, позволяющее пойти далеко - туда, куда редко доходит кто-нибудь из людей, плаксивых и трусливых созданий, в сущности. Чувство второго уровня, настоящее чувство второго уровня. Я сделал шаг туда, где все законы и запреты мира, пугающего и пугающегося самого себя, превращаются в игрушечные картонки плохого мультфильма. Туда, где нет добра и зла, а есть только падающий беспощадный молот - ты, и они - плесень на наковальне. Это было так сильно, что я удивился и испугался сам себя. Древний ужас мести лежит, свернувшись кровавым драконом, внутри каждого из нас ( но только не в сердце - мое сердце продолжало биться спокойно), этот дракон ещё не раз расправит свои чешуйчатые кольца.

- Что, стыдно стало?

- Пошла ты,....., дура старая. Без мужа осталась, так уже детей раздеваешь.

Есть совершенно особенная радость закалывания человека словом - ты будто слышишь хруст словесной иглы, входящей между ребер.

Тишина стала черной, будто обугленной.

Ее лицо обрушилось - это то самое слово: а на её лице уже появлялась маска, обозначающая примирение - это было похоже на то, как рушится высотный дом, в который попала бомба. Я сто раз видел такое в старых кинохрониках - верхние этажи ещё висят, опираясь на ничто, но уже медленно начинают оплывать, и потом лишь вихрь и фонтан разрушения и пыль того, что только что было жизнью.

Неумело размахнувшись, она ударила меня по лицу. Я запомнил удивительное невесомое чувство переворачивающегося пространства: блестящий синий пол с мутным отражением ламп перевернулся и прыгнул вперед, прямо в глаза. Иллюзия была настолько правдивой, что я даже не успел защититься руками.

...Я лежал на полу. Разбитый нос выдыхал кровяные капельки (я провел рукой, чтобы проверить это). Совсем не было больно, а было, напротив, радостно, от сознания начинающейся мести. А месть только начиналась, самое интересное было впереди.

Черный стоял, пихая меня сверху босой ногой в живот. Одежда валялась рядом.

Лариска ушла.

- Где она? - спросил я спокойно.

- Сбежала.

- Почему?

- Ты был без сознания и она струсила. Может, подумала, что она тебя убила.

Ты почти не дышал. Я сказал, что она сломала тебе переносицу. Может быть, она поверила.

Я снова вспомнил о предсказании Машины. У Черного были часы.

- Сколько время сейчас?

- Почти половина двенадцатого.

- Точнее!

- Тридцать три минуты.

Значит, у меня осталось ещё двадцать семь минут жизни. Это в лучшем случае. Но мы ещё посмотрим, кто кого.

- Слушай, - Черный присел и шептал с восторженным придыханием, слушай, я знаю. Ты завтра все расскажи и её сразу с работы выгонят. А у неё ж сын, она сразу прибежит умолять и извиняться. Будет тут по полу ползать перед нами, а мы все равно расскажем, мы все видели. Ты с неё деньги бери, потом поделим.

Сначала возьмем, потом поделим, а потом все равно расскажем.

- Не понял.

- Она все отдаст.

- Зачем? - снова удивился я.

- Разве тебе деньги не нужны?

- Нет.

Черный посмотрел на меня так, как смотрят на лунный кратер, выросший в собственном палисаднике.

- Нет у неё денег, - сказал Фиолетовый от окна. - Совсем близко подобрались, скоро и нас раздолбят. Он говорил о зеленых лучах.

- Нет, - сказал я. - Я не буду.

- Дурак, я сам все равно расскажу.

- Не расскажешь.

- Нет?

Его глаза сузились, взгляд стал металлическим. Я не дал ему времени решиться.

- Нет, потому что шестеркой теперь будешь ты - ты боишься.

- Я тебя убью, - сказал он.

Он вынул из кармана черную тряпку и начал её разворачивать. Завернутый предмет был продолговатым и чуть длинее ладони.

- Ты только и можешь, что убить восьмилетнего, на большее не способен.

Поэтому ты и шестерка.

Черный остановился. Что-то не сработало. Сейчас он не собирался меня трогать - даже пальцем.

- Хорошо, пошли. Только оденься сначала и сопли подотри.

Мы прошлись по коридору. Лариски нигде не было. В девчачьей палате шумели, там никто не спал. На столе брошена расстегнутая сумочка. Было видно, что в ней поспешло искали что-то - например, Лариска искала свои ключи. Черный начал анатомировать сумочку.

"Анатомировать" - это слово я выучил совсем недавно.

- Вот. Он достал мягкую волосатую игрушку, напоминющую рыжего зайца.

У Лариски была любовь к мягким игрушкам - наверное, не наигралась в детстве. Она их довольно хорошо и много делала, дарила всем на дни рождения

(некоторые игрушки даже приближались к портретному сходству), иногда дарила и нам, если было хорошее настроение. В палате валялось несколько таких, пыльных.

Одну из игрушек мы бросили в чан с компотом, сегодня утром. Повар вызывал

Лариску и мы почти час слушали, как крик в столовой переходил в визг и снова становился криком.

А зачем она их делала? - Можно ведь просто умереть от скуки во время ночного дежурства, если ничем бесполезным не занимаешься.

Этот заяц тоже был самодельный, с ватой внутри (Черный надорвал лапку, чтобы проверить); вокруг толстого животика вышита надпись: "Любимому Сашеньке от мамочки".

- Интересно, почему она вернулась, почему она не ушла на всю ночь? спросил Черный.

Я знал ответ.

- Она просто забыла этого зайца и вернулась за ним. Когда зашла, решила проверить, все ли в порядке. Зайца она делала две недели, по ночам, понемногу. А когда закончила, то сразу же захотела подарить. Не могла даже подождать.

- Откуда ты все знаешь? - спросил Черный.

- У меня память такая.

- Такой памяти у людей не бывает.

- Значит, я эпсилонэриданец.

- Кто?

- Шпион со звезды эпсилонэридана.

- Ну и что? Нельзя помнить то, чего не видел.

- Значит, я вычисляю.

- Вычислять может только ОНА. Ты не?... (Я понял его мысль, я почувствовал эту мысль одновременно с ним и одновременно же опроверг её. Нет, к счастью нет, я не часть Машины, я не виртуальный монстр - я слишком сложен и мне бывает больно.) Нет, я бил тебя и тебе было больно, продолжил Черный. - И у тебя кровь на лице. Ты не СТС.

- Не волнуйся, я не СТС.

Фиолетовый смотрел на нас, как на сумасшедших.

- Забудь то, что я тебе говорил вчера ночью, в палате, - сказал Черный.

- Я не умею забывать.

- Я тебе наврал про ту маленькую девочку.

- Так никто не умеет врать, - сказал я, - тем более черные человечки.

Черный вдруг состроил улыбку и сменил тему.

- Ее муж, как, бросил? - поинтересовался он. - Я бы такую тоже бросил, только из окна.

- Нет, он случайно попал под луч.

- Ты опять все знаешь?

- Я все помню.

Мы вернулись в палату. Черный держал зайца.