Измерение “Ф" - Страница 19
Ситмах не стал отвечать ему, хлестнул коня, тот рванулся вперед, повод натянулся, и лошадь Алекса припустила рысью. Алекса подкинуло в седле, раз, другой… Он никак не мог попасть в такт, ноги вылетели из стремян, а сам он летел по воздуху, изредка соприкасаясь с седлом, причем весьма болезненно. Наконец конь Ситмаха перешел на шаг, тут же образумилась и лошадь Алекса. Алекс лежал на шее своего скакуна, вцепившись в гриву двумя руками, радуясь, что вновь едет шагом, и одновременно желая, чтобы “бешеная” скачка повторилась вновь.
Тут перед людьми открылся провал. Посреди ровной блеклой зелени образовался котлован метров двадцать в диаметре и метра два глубиной. Земля осела, все перемешалось — песок и дерн; стволы сосен криво торчали из рыхлой почвы. Алекс таких обвалов видел за последние два года множество. Но человека, который хотел копать в котловане, встретил впервые.
А Ситмах спрыгнул на землю, достал из объемистого мешка лопату и веревки.
— Подержи поводья, — приказал он Алексу. — Да слезь с лошади, увалень!
Алекс спрыгнул вниз, но неудачно — одна нога застряла в стремени и он едва не упал. Тут же получил оплеуху, да такую, что искры посыпались из глаз.
— Кто ж так спрыгивает, идиот?! Жить надоело?
Так, зажмурившись, он и принял из рук Ситмаха поводья. Когда Алекс раскрыл глаза, Ситмах был уже внизу и брел, проваливаясь по колено в рыхлый грунт. За ним змеею тянулась веревка страховки, пропущенная через карабин у пояса.
Родион стоял еще здесь, рядом. Замешкавшись со своим снаряжением, он боязливо поглядывал через плечо — в обвал. Лезть вниз ему не хотелось.
Ситмах остановился. Чувство, шестое или седьмое — неизвестно — подсказывало, что Макс погребен именно здесь. Ситмах всадил лопату в песок, затем оглянулся и крикнул:
— Заснули вы там, что ли?
— Ты слышишь, шеф зовет, — насмешливо сказал Гнейс. Он все еще сидел на лошади и не собирался слезать. — Ну что же ты, никак боишься, Родя?
Родион вздохнул и, как был, без страховки, вооружившись одною лишь лопатою, спрыгнул в котлован.
— Шефа боится больше Поглощения, — хихикнул Гнейс.
Ситмах копал как заведенный. Свитер на спине его вымок, он сбросил его, и теперь кожа блестела от пота, будто смазанная маслом. Родион наконец добрался до него, и они стали копать вдвоем.
Был полдень. Солнце силилось прорваться сквозь серую кашу облаков. Неожиданный луч просочился и ослепил. Алекс зажмурился. Солнце! Сразу же сделалось радостно. Может, все это наконец кончится так же внезапно, как и началось?
Порыв ветра заставил мальчишку вздрогнуть. Земля качнулась едва приметно… Или показалось?
Кони занервничали, стали переступать с ноги на ногу, трясти гривами. Удила позвякивали.
Жена Родиона подошла к самому краю обрыва. Поначалу она смотрела молча, потом что-то прошептала и, наконец, закричала:
— Чего вы там? Зачем?! Назад! Скорее! — она махала руками, и крик ее уносил ветер. — Провалитесь дураки, провалитесь, — причитала она.
Ситмах уже отбросил лопату и разгребал руками песок. Алекс видел лишь его спину и спину Родиона. Неожиданно между ними возникла голова, серая от пыли; руки взметнулись и упали.
Ситмах отцепил от пояса флягу и стал поливать покрытое землею лицо Макса. Тот мотал головою, с жадностью глотал воздух, потом глотал воду пополам с грязью и конвульсивно греб руками, будто хотел плыть по этому морю рыхлой земли и песка. Ситмах и Родион подхватили Макса под руки и потащили назад, на твердую почву.
Тут Алекс заметил, что кусты дрожат мелкой знакомой дрожью. Он закричал отчаянно и дернул за веревку. Ситмах все понял, те трое внизу заспешили, даже откопанный торопливо переставлял ноги. Но они вязли в рыхлом песке. Алекс видел, что Ситмах проваливается уже выше колена. Их засасывало, как в трясине, в ямах выступала вода, как испарина на лице больного.
Алекс повернулся к Гнейсу за помощью, но тот исчез, будто его поглотило. Ситмах что-то крикнул, но крик его заглушил истошный плач женщины. Алекс и сам сообразил наконец. Схватив палку, он изо всей силы огрел коня Ситмаха по крупу. Тот гневно заржал, рванулся вперед и потянул за собою всех — лошадь Алекса, самого Алекса и тех троих в котловане. И почти сразу же земля ушла из-под ног, Алексу показалось, что он проваливается тоже. Но Поглощение произошло где-то рядом, а он просто споткнулся и упал, не выпуская из рук поводьев…
Алекс оглянулся. Новый обрыв был так близок. Женщина стояла подле самого края и протягивала руки вниз, в котлован, где, как вода, волнами двигался песок.
А конь Ситмаха все тянул и тянул вперед, упрямо согнув шею…
Костер догорал. Алекс лениво приподнялся и подбросил еще веток. Глаза слипались, и он против воли ткнулся головой в плечо Ситмаха.
— Не спи, замерзнешь, — засмеялся тот, и смех его был спокоен и весел.
Не верилось, что сегодня его засыпало и он чудом выкарабкался. Лишь на шее и плечах виднелось несколько царапин. Да свитер его навсегда остался под землей, и вместо него Ситмах накинул на плечи тесную кургузую курточку, что нашлась в мешке с барахлом.
Ситмах наклонился, помешал в котелке, который исходил паром над тлеющим костром.
— Царственный суп, — промычал Ситмах, отхлебнув кипящую жидкость даже не поморщившись.
Макс приподнялся на зверином своем ложе из веток, глянул на костер красными пьяными глазами и тут же повалился назад.
— Ну как там, в преисподней, черти есть? — полюбопытствовал Ситмах.
— Душно там… — пробормотал Макс.
— Неужели есть места, где не бывает обвалов? — спросил Алекс, наливая себе суп в пустую консервную банку.
— Да, есть… И одно такое место я знаю, — сказал Ситмах. — Неизвестно, в чем дело, может, базальтовый щит спасает или грабили там не так рьяно, копали не все подряд, оставляли кое-что несчастным потомкам…
— А там что же, город и свет… и все, как надо? — затаив дыхание, спросил Родион. — Все-все? Как до Поглощения?
— Все, — кивнул Ситмах. — Киношка, бары, проститутки. Полный набор цивилизации.
Алекс, не отрываясь, смотрел на огонь. Плясали рыжие язычки, как пестрые всплески реклам, или это огни машин текли — целый поток рычащих железных зверей, прирученных людьми. И сами люди навстречу — толпой. Спешат, орут, не обращают внимания на крошечный заголовок среди новостей. Внизу газетной полосы притаился черный вопрос, пока похожий на очередную “утку”. К чему обращать внимание на то, что ты ежедневно топчешь ногами. Пусть себе корчится от боли, пусть задыхается под корою асфальта, пусть плачет тоскливо, запутавшись в сетях проводов. Плевать нам на это. И бешенством своим, безумным отчаяньем нас не испугаешь: толстые стены, как толстая кожа, от всего ограждают — от ураганов, гроз и бурь. Все это выдумки слюнтяев, пустая болтовня о том, что ей больно, когда вспарывают тело и выдирают внутренности. Нам много нужно: уголь и газ, нефть и сланцы, мы ни в чем не можем себе отказать. Какое нам дело до всех провалов, пустот, показаний сейсмографов. Это не касается нас…
Все долго веселились, себя не помня. А когда пробудились, от дедовского наследства не осталось и следа, вокруг был лишь камень, мертвые реки и черные города…
Но Земля научилась мстить, она давила людей на своем теле, как клопов. Сначала там, где они скопились миллионами, затем — тысячами, потом — сотнями и наконец взялась за десятки. Быть в группе меньше восьми — пока считалось безопасным. Пока…
— А если заняться сельским хозяйством? — спросил Родион. — Взять кусок земли, отгородиться…
— Нет, нет, надо идти в город… Надо как-то остановить, — запротестовал Алекс и замолчал, сознавая, что ему еще рано говорить, и добавил совсем тихо. — Надо отучить ее нас ненавидеть…
— Тише говори, — усмехнулся Ситмах. — А то услышит.
Алекс не понял шутки, испуганно огляделся по сторонам.
— Не туда, не туда, под ноги смотри, — захохотал Ситмах и толкнул его в бок. Алекс едва не упал. Суп из банки пролился на джинсы. Алекс, тонко взвизгнув, вскочил, затопал ногами, пытаясь стряхнуть горячую жидкость, что пропитала штаны. Вдруг захихикал, будто залаял, Родион, и его жена впервые за все время улыбнулась. Даже Макс проснулся и, взглянув бессмысленно, крикнул низким, похожим на пароходный гудок голосом: “Тону, помогите!”