Изменник - Страница 15

– Вы мужественный человек, Стеван, – произнес голос Медведева.

– Это не так. Но я понял, что я должен рассказать. Голос Виктора Ножкина я слышу каждую ночь.

– Мы высоко ценим ваше желание помочь, Стеван. Скажите, как сложилась ваша судьба дальше?

– Паскудно. Меня запихнули в тюрьму. Меня запихнули в тюрьму и держали там. шестнадцать месяцев. Вместе с уголовниками. И никому не было до меня дела. Я сидел и не знал, выйду ли когда-нибудь оттуда или так и подохну за решеткой. Миленка искала меня, но везде ей отвечали: без вести пропал. Пропал без вести при наступлении у Костайницы… А я был жив! Я сидел в тюрьме. Там мне сломали руку, отбили почки. Я думал, что не выйду оттуда. Но потом мне удалось переслать Миленке записку с одним уголовником. Она снова пошла по инстанциям, и перед Новым годом, в конце декабря девяносто второго, меня вдруг выпустили. Мне не сказали ничего. Даже не извинились. Сказали: Бороевич, иди отсюда… Вот и все.

– В своем письме вы упомянули, что вам известно, где находятся тела Виктора Ножкина и Геннадия Курнева. Откуда вам это известно?

– В тюрьме я встретил одного человека из моего взвода. Его имя Драган Титович. Он-то мне и рассказал.

– А что конкретно рассказал вам Титович?

– Ранко объявил взводу, что я арестован потому, что пытался помешать выполнению особого задания спецгруппы… А они – все остальные бойцы взвода – должны раз и навсегда забыть, что они здесь видели и слышали. Его уроды подожгли машину с вашими журналистами. Приказали моим: как сгорит, убрать ее с дороги. И уехали, прихватив меня. Мои – те немногие, кто видел, как там все происходило – были напуганы страшно… Большинство из них – совсем зеленые, необстрелянные… Они напугались и даже не осмелились возражать. Бог им судья.

Бороевич закурил. Пепельница перед ним вся была наполнена окурками дешевых сигарет без фильтра.

– Больше половины взвода погибло во время наступления. Своя же артиллерия накрыла… Бог им судья. А что было с телами? Когда машина сгорела, ее подцепили к трактору. Живет там тракторист неподалеку, у него есть «Беларусь». Машину подцепили и утащили километра за два, сбросили в реку. Только там оказалось мелко. Так мелко, что крыша торчала над водой. А Ранко приказал спрятать надежно. Вернусь, сказал, проверю… Его боялись. Его очень сильно боялись. Мои бойцы… Мои сраные бойцы сказали трактористу: так не пойдет, надо вырыть яму. Но он поступил проще – он стал бить ковшом экскаваторным по крыше. Он плющил машину как консервную банку. Он бил ковшом до тех пор, пока она не скрылась под водой.

– Тела наших журналистов остались в машине?

– Да. Но только на день или два… Мои еще не успели прийти в себя от шока, как к Милану Спасичу… Милан – мой заместитель, после того, как меня увезли, он возглавил взвод, так вот, к Милану приехали какие-то двое в штатском и увезли с собой. Вернулся он к вечеру, пьяный, и рассказал, что они перезахоронили останки. А вместо них в машину бросили чужие кости, сгоревшую радиостанцию и патроны. Тела ваших закопали на берегу речки. Там была наша предыдущая позиция. Даже яму рыть не пришлось – прямо в окопах и засыпали.

– Вы, Стеван, можете показать это место?

– Конечно, я сам эти окопы рыл.

– А что за люди приезжали к Милану Спасичу?

– Не знаю. Двое в штатском.

– Милан Спасич согласится дать показания?

– Пожалуй, да… Если вы сумеете его оживить.

– Он погиб?

– Все погибли. Все. Больше половины под своими же снарядами. Случайно? Можете не отвечать… Остальных зачищали потом: по одному, по двое. Троих ребят расстреляли в бильярдной в Баня Лука.

– Кто их расстрелял? Хорваты?

– Какие хорваты в Баня Лука?

– Понятно. А Драган Титович, с которым вы встретились в тюрьме? Он жив?

– Я не знаю. С тех пор я его не видел. Но я не думаю, что они оставят кого-нибудь в живых. Все, кто знает правду о Костайнице, должны исчезнуть. Я тоже хочу уехать. Поэтому мне и нужны деньги. Как только я получу деньги, мы с Миленкой уедем.

– Вы должны будете показать нам место захоронения наших журналистов, Стеван. И дать официальные показания в прокуратуре. Вы готовы?

– Да, как только я получу деньги.

После просмотра кассеты Сергей Сергеевич сказал:

– Предлагаю взять тайм-аут. Не знаю, как вы, а я устал безмерно. Котелок совсем не варит.

Стояла глубокая ночь. В комнатушке, несмотря на работающий кондиционер, стало душно. Но более всего угнетало то, что они увидели на кассете… Взяли тайм-аут.

В номере гостевого домика Мукусеев долго ворочался, курил, пил минералку… сомнений в гибели ребят больше не осталось. Он понимал, что обязан позвонить Галине и сказать правду. Но сил на это не было.

В десять утра снова встретились в комнатке с глушилками. Сергей Сергеевич поинтересовался, как им спалось. Широков и Зимин ответили: «Спасибо, хорошо». Мукусеев буркнул: «Нормально».

– Ну что ж, господа, – сказал Сергей Сергеевич. – Вот я рассказал и показал вам все материалы, которыми мы располагаем. Если есть вопросы, я готов на них ответить.

– Как убили Стевана Бороевича? – спросил Мукусеев.

– Выстрелом в голову двадцать седьмого августа. Милена уехала к нам за деньгами… Когда вернулась, нашла Стевана в доме с простреленной головой. Дверь была закрыта изнутри. В оконном стекле – пулевое отверстие. Следствие еще только началось и о каких-либо результатах говорить пока рано…

– Почему вы так долго тянули с выплатой денег? – спросил Мукусеев.

– Извините, Владимир Викторович, но пять тысяч дойчмарок – не та сумма, которую так легко найти.

– Однако ж вы их нашли.

Секретарь посольства прищурился:

– А вы знаете, где мы нашли эти деньги?

– Нет, не знаю.

– А я вам объясню. Эти деньги мы взяли в сейфе.

– Я думал: в тумбочке.

– Вы ошиблись – в сейфе. Деньги, если можно так выразиться, бесхозные. – Зимин сказал:

– Любопытно. Что же за бесхозные деньги хранятся в сейфе посольства?

– Это, Илья Дмитриевич, партвзносы сотрудников посольства, собранные еще в августе девяносто первого… Собрать-то мы их собрали, а вот отправить в Союз не успели – КПСС почила в бозе. Так они и лежали.

«Вот оно как, – подумал Мукусеев, – премию потпоручнику Бороевичу выплатили из денег КПСС. Очередной парадокс». Вслух он сказал:

– Если бы вы не затянули с выплатой, то сейчас мы бы имели координаты захоронения. И даже смерть Бороевича, как ни цинично это звучит, не имела бы принципиального значения.

– Это упрек, Владимир Викторович?

– Констатация факта, Сергей Сергеевич.

– Я доведу до посла вашу точку зрения, – серьезно произнес секретарь посольства. – А теперь давайте обсудим сложившееся положение. В двух словах оно таково: у нас есть видеозапись свидетельских показаний, но сам свидетель убит… Что мы предпримем, господа? Предлагаю высказаться.

Какое– то время все молчали, потом Зимин сказал:

– Видеокассета, строго говоря, не обладает никакой юридической силой.

– Почему? – спросил Мукусеев.

– Во-первых, потому, что товарищ Медведев не является процессуальным лицом. Для того, чтобы показания Бороевича стали юридическим фактом, его допрос следовало провести представителю югославской прокуратуры. Во-вторых, свидетель обязательно должен быть предупрежден об ответственности за дачу ложных показаний. Но даже если закрыть глаза на эти «мелочи», то следует отметить, что товарищ Медведев совершил одну грубейшую ошибку.

– Какую? – хором спросили Мукусеев и Широков.

– Свидетель Бороевич был нетрезв. Закон запрещает допрашивать свидетеля в состоянии опьянения.

– Но по-другому было никак, Илья Дмитрич. Вы же видели, в каком состоянии находился Бороевич. – Зимин пожал плечами:

– Факт остается фактом: показания Бороевича получены «партизанским» путем… Кстати, эмоциональное состояние Стевана Бороевича тоже вызывает опасения. Стоило бы провести психиатрическую экспертизу этого господина.