Измена. Я ее не брошу (СИ) - Страница 39

Марат просыпается и громко оглашает всю палату о желании поесть. Прощаюсь с лучшей подругой, обещаю в скором времени увидеться и тянусь к младенцу. Дамир нагло устраивается рядом, обнимает и смотрит сверху вниз. Смущая взглядами.

— Ты опять краснеешь, — урчит, целуя в висок.

— Просто ты смотришь, — бормочу, стараясь халатом прикрыться.

— Потому что это безумно красиво. Ты очень красивая, — Дам останавливает меня, любуясь тем, как его сын кушает.

В больнице нас держат всего лишь три дня. И то потому, что Дамир настоял, чтобы я восстановилась окончательно. Всё это время он проводит с нами в палате. Охотно занимается малышом, давая мне необходимый отдых.

После выписки мы возвращаемся в мою съёмную квартирку. Тут с появлением двоих мужчин тесновато становится. Я много мебели для младенца не брала, только приставную люльку, которая ещё и сама качается, и коляску. Как чувствовала. И, честно говоря, я очень хочу вернуться поскорее домой. Но Дамир предлагает остаться на месяц-два, чтобы малыш окреп. К тому же на Кипре намного теплее, чем в Петербурге.

Этот месяц превращается в медовый. Муж окружает вниманием, помогает с сыном. Мы много гуляем по красивейшим улочкам. Наслаждаемся цветением экзотических цветов и местной природой.

Воздух весной на Кипре наполняется ароматами апельсина и жасмина. А бескрайние поля покрываются красно-фиолетовыми цветами.

Солнце в это время года очень ласковое, под таким невозможно обгореть. Мы с Маратом с удовольствием загораем на пляже, пока наш мужчина устраивает заплывы. Я не рискую купаться, хотя дневная температура уже достигает отметки +25, вода всё же холодная.

В середине апреля, почти на майские праздники, мы возвращаемся в ещё холодный, но безумно любимый Санкт-Петербург. Нас встречает один вредный адвокат. И в первую очередь нагло заглядывает в слинг, в котором завёрнут и прижат к моей груди сын.

— Ты уверена, что тебе его не подкинули? — изрекает, за что получает смачный подзатыльник от Дамира. Да, Марат совсем не похож на меня. Я светлокожая блондинка с зелёными глазами. А у сына волосы и брови чёрные, глазки тёмно-серые. Почти в двухмесячном возрасте он умеет хмуриться и сжимать кулачки, выражая своё недовольство. Вылитый Асланов.

Как только мы выходим из аэропорта, на нас набрасывается толпа журналистов. Дамир притягивает меня к себе, закрывает и быстро тянет к парковке. Матерится сквозь зубы на одного варвара.

— Я тебя уволю, Натан! — рычит, закрывая за мной дверь машины и перебираясь на переднее сиденье.

— Для вас стараюсь, между прочим. Репутацию твою восстанавливаю, — огрызается адвокат и выруливает на большую дорогу.

Закатываю глаза и, откинувшись на спинку кресла, расслабляюсь. Ничего не меняется. И я рада вернуться домой.

Натан оставляет нас возле дома Дамира, того самого, из которого я сбежала. Мы поднимаемся на этаж. Мысленно составляю список самых необходимых вещей, которые нужно прикупить в первую очередь. Так как мы ничего из мебели не брали с собой. Только детские вещи.

Переступаю порог и замираю с раскрытым ртом. Так как аскетичная, совершенно мужская квартира, коей я помню её, превратилась в детские ясли. В центре гостиной-кухни расставлены кроватка со встроенным пеленальным столиком, комод, шкаф. И куча мелких приспособлений для младенцев, таких как кокон, пуфики, разобранные качели.

Перевожу взгляд на мужчину.

— Мне нечем было заняться, — хмыкает Дам и машет в сторону. — Там ещё в коробках часть лежит. Сама посмотришь, что нужно — соберу, что нет — вернем.

— Я люблю тебя, Асланов! — выпаливаю совершенно искренне и даже неожиданно для себя.

— Я тоже тебя, Асланова, — улыбается мужчина и тянет на себя.

— Ещё пока не Асланова, — журю, прильнув к груди. Марат, застрявший между нами, кряхтит, подаёт сигналы, приходится сбавить обороты.

— Едем срочно исправлять! — Дам поднимает нас вместе с ребенком и выводит из квартиры.

— Прямо сейчас? — хохочу, держась за плечи. — Пусти, пожалей свою спину. Надорвёшься же.

— Своя ноша не тянет, — повторяет он, и мне хочется его прибить, но вместо этого целую в губы. — Нам пора подумать о дочери с твоими глазами, — шепчет, не прерывая поцелуй.

— Дурак, — хихикаю и ёрзаю, ощущая наглые ладони на филейной части. — Ты же не серьёзно?

— Как минимум нам пора двигаться в нужном направлении. Я безумно соскучился по тебе, Ника, — Дам заносит обратно, уверенные пальцы смещаются, развязывают слинг и, шустро перехватив спящего младенца, перекладывают в кокон.

Прекрасно его понимаю. Между нами не было интимной близости с той последней ночи, проведенной в квартире Натана. Зная темперамент Дамира, да и свой аппетит, как мы вообще держимся и не переходим грань — удивительно просто. К тому же по медицинским показателям мне давно уже можно.

— Что скажешь, Бедовая? — мужчина мягкой поступью подходит ближе и заключает в объятья.

— Скажу, что у нас получаются самые красивые дети. Давай повторим, — выдыхаю и чувствую, как покрываюсь румянцем.

— У нас ЧП, — со вздохом заявляет жена, как только отвечаю на звонок. И я срываюсь. Выскакиваю из кабинета, пролетаю мимо обалдевшей и бледной секретарши. В голове прокручиваю миллионы вариантов случившегося происшествия. Но Ника перестаёт тянуть и спасает от нервного срыва: — Соня покрасила волосы в розовый.

— И всё? — на скорости торможу.

— Нет, Асланов, она покрасила волосы, ванну, Асель и наш спальный гарнитур.

— А его зачем? — недоумеваю.

— Вот придёшь и спросишь сам, — опять тяжко вздыхает.

— Бедовая, мне уже не тридцать семь. Доведешь до инфаркта — сама ведь оплакивать будешь!

— Ты это каждый год на протяжении двенадцати лет говоришь, — фыркает Бедовая женщина. — В общем, информирую, придёшь домой, поговори с дочерью. Не так, как в прошлый раз. А серьёзно! Грозно. Если надо, по столу стукни и не дай собою управлять.

— Мной уже одна Беда управляет, — хмыкаю,. — Вот уже двенадцать лет вертит, крутит, манипулирует.

— Ты преувеличиваешь, Асланов, — улыбается Ника. Я чувствую даже через трубку её улыбку.

Отключив связь, возвращаюсь в кабинет. Двенадцать лет прошло. Двенадцать идеальных лет. Незабываемых, счастливых, тёплых лет.

Первый год сложным самым был. Меня опять таскали по прокуратурам да следственным комитетам за нарушение испытательного срока. Посадить хотели. Но Натан своей выходкой с репортёрами начал давить на жалость. Мол, не развлекаться уехал. К жене с ребенком, что на больничной койке меня ждали. И как я раскаиваюсь, готов к наказанию с увеличением условного срока. Пришлось раскошеливаться в очередной раз.

Как итог, повесили запрет на выезд на год. Но я не планировал улетать из Петербурга. У нас с Никой другие приоритеты стояли. Свадьба, совсем скромная. Постройка дома. Переезд. Забота о младенце.

Вот уже двенадцать лет я лечу на всей скорости к своей семье. К жене, сыну и трём дочерям. Кажется ничего существенно не поменялось. Кроме Ники. Она выросла, повзрослела, увереннее стала. Самостоятельнее. Рекламное агентство открыла. Мои привычки переняла. Осмелела. Подчинёнными уверенно вертит и мной легко управляет. И за это я её сильнее люблю. Горжусь Бедовой девчонкой, коей когда-то была.

Только по ночам, в моих руках она всё та же нежная Ника. Моя малышка, что ластится, краснеет даже после стольких лет. И отдаёт себя без остатка, вручает полностью всю власть в мои руки.

— Дамир Маратович, Вам ещё что-нибудь нужно или я могу идти? — секретарь заглядывает после короткого стука и выводит из размышлений.

— Можешь идти, до завтра, — отпускаю, смотря на часы.

Шесть часов вечера. И мне пора. Я больше не задерживаюсь на работе. Доезжаю до дома, перепрыгиваю через ступеньки и распахиваю входную дверь.

— Папа! — радостно визжит Асель и со всех ног бросается ко мне. Я в ступор впадаю, смотря на летящую в мои объятья трёхлетку. Она вся розовая, волосы, лоб, уши, шея.